Эмбер наклонилась, взяла один из серых гладких речных камешков и принялась вертеть его в ладони.

“Нет. Мне не нравится, как он смотрит, Саффи. Что-то в нем не совсем правильно. А тебе так не кажется? Он говорит все правильные вещи и ведет себя правильно, но это так, как будто он сделан из бумаги. Мне кажется, что я могу проткнуть его пальцем насквозь. Райдеру он нравится?”

Шафран заерзала. “Не совсем так. Он сказал почти то же самое, хотя и не в такой писательской манере.”

Некоторое время они молчали. Леон протянул Пенелопе камень, и она уставилась на него, преисполненная благодарности, а он отошел еще немного в сторону. Эмбер позволила камню, который держала в руках, упасть обратно на берег.

- Я ничего не могу поделать, Саффи. Если я не встречу другого такого же человека, как Пенрод, я думаю, что останусь с тобоой. И я не думаю, что из меня получится очень хорошая эфиопская жена.”

Саффи издала короткий булькающий смешок. - Нет, ты будешь стучать на своей пишущей машинке, пока тушеное мясо горит, и так долго смотреть на звезды, что никогда не встанешь достаточно рано, чтобы приготовить завтрак.- Она положила свою руку поверх руки сестры “- Ты все время думаешь о Пенроде, не так ли?”

Эмбер уставилась в воду. “Да.”

“Но знаешь, даже если бы ты вернулась в Каир, ты не смогла бы спасти его от опиума, не так ли?”

“Я знаю, Саффи. Мне больно, но я знаю, что Пенрод был из тех людей, которым нужно было идти своим путем. Хотя, наверное, я всегда надеялась, что это приведет меня обратно. Часть меня никогда не смирится с тем, что он ушел. Саффи сжала ее пальцы, и Эмбер выпрямилась. - Мы с Хагосом останемся наверху, над садом. Я по-прежнему буду заботиться о садах и беженцах, и я снова начала писать, Саффи. Действительно писать.”

Шафран громко вздохнула. - Это хорошо, я полагаю. Тебе ведь не будет одиноко, правда?”

Эмбер рассмеялась. “Я буду видеть тебя каждый день, моя дорогая. Так что нет, мне не будет одиноко.”

***

Когда Пенрод прибыл в Массовах, он нашел порт новой колонии Эритреи оживленным и уверенным в себе. Итальянские поселенцы начали возделывать землю вокруг Асмары. Сам порт был полон новых зданий, а улицы запружены итальянскими мундирами. Сначала он отправился в резиденцию губернатора, чтобы вручить свои верительные грамоты и рекомендательные письма. Одно из последних писем пришло от Лусио, и если Пенроду когда-нибудь требовалось продемонстрировать силу и влияние своего школьного друга, он находил это в реакции на его подпись и печать. Пенрода провели к генералу Баратьери, военному и гражданскому губернатору новой колонии.

Покончив с формальностями и устроившись поудобнее, Пенрод прогуливался по улицам, наблюдая за людьми и пробуя настроение города на вкус, как знаток пробует вино. Солнце заливало всю сцену серебристым сиянием. Арабы шумно торговались с темнокожими торговцами из внутренних районов страны. Женщины с туго заплетенными волосами, на запястьях и щиколотках которых позвякивали изящные серебряные браслеты, дразнили торговцев и выкрикивали приветствия на арабском, амхарском и итальянском языках. Белые офицеры шли через рынок, их руки были переплетены с руками местных женщин, и у каждой женщины, которая держала под руку офицера, также был слуга, бегущий позади нее с ярко раскрашенным зонтиком с бахромой. Одна особенная красавица заметила, что он смотрит на нее, и вопросительно подняла тонкие брови. Он едва заметно, с сожалением покачал головой, и она ответила таким же легким пожатием плеч с ленивой улыбкой. Это был настоящий флирт на расстоянии десяти ярдов. Так что местные жители, по его мнению, были готовы воспользоваться новоприбывшими и жить с ними в мире, по крайней мере здесь.

Пенрод услышал, как его окликнули, и увидел группу итальянских офицеров, сидевших под навесом ближайшего кафе. Он присоединился к ним и обнаружил, что один из них, капитан Тозелли, делит с ним его землянку. Когда он сел, официант услышал, как его окликают как англичанина, и разношерстный оркестр в глубине кафе предпринял смелую попытку исполнить Британский национальный гимн.

Офицеры рассмеялись и с добродушным юмором произнесли тост за "Королеву и страну" Пенрода, а затем объяснили, что оркестр исполняет эту любезность для всех вновь прибывших, хотя теперь их специальностью был итальянский национальный гимн.

“Значит, вы уже встречались с Баратьери?- Спросил Тозелли. Он был чуть ниже среднего роста, с такими густыми черными волосами и длинными ресницами, что казался почти женственным, но в нем чувствовалась энергия охотничьей собаки.

“Я встречался с ним, - ответил Пенрод. - Хотя мы обменялись не более чем любезностями.”

Тозелли быстро кивнул. “Он человек дальновидный. У этой страны есть такой потенциал. Это сделает Италию богатой!”

Остальные мужчины за столом застонали, но Тозелли отмахнулся от них взмахом руки и заговорил только громче:

“Так оно и есть! Эти парни просто идиоты. Игнорировать их. Говорю вам, земля здесь превосходная.- Он поцеловал кончики пальцев, словно хваля прекрасный обед. - Земля Италии истощена, мы возделывали ее пять тысяч лет, но здесь есть место, куда наши крестьяне могут прийти и вырастить такую пищу, такие виноградные лозы! Вина Эритреи станут предметом зависти всего мира. Французы пойдут и утопятся в Ла-Манше от отчаяния!”

Это, по крайней мере, вызвало одобрение у его коллег-офицеров.

- А товары, которые приходят из внутренних районов! Циветта, мускус, лучший кофе в мире, и все это поступает сюда так щедро и дешево. По цене чашки в Риме вы можете купить достаточно зеленых бобов, чтобы загрузить верблюда.”

Пенроду подали стакан, он взял его с благодарным кивком и выпил. Вино было дешевым и грубым, но в нем чувствовалась какая-то земная честность.

- Тозелли” - сказал он, - Вы случайно не Пьетро Тозелли? Автор Про Африка Италия?”

Офицеры зааплодировали, и Пьетро широко развел руками, словно собираясь присоединиться к аплодисментам.

“Так вы ее читали?”

“Да. Мне ее подарил мой друг Лусио. Вы страстный адвокат.”

“Да, это я, - сказал Пьетро с большой гордостью. “А у вас есть какие-нибудь вопросы, майор, после того как вы прочитали мое скромное сочинение?”

“Только один, - сказал Пенрод. “А что туземцы думают о ваших планах?”

Пьетро просиял: - Они очень рады, что мы здесь! Они устали от всех своих маленьких королей и военачальников, сражающихся за их фермы. Мы приносим стабильность, цивилизацию.”

Офицер постарше, того же ранга, что и Тозелли, но вдвое старше его, хмыкнул. Пенрод искоса взглянул на него, гадая, не некомпетентность ли или отсутствие связей помешали ему продвинуться в военной сфере. Он был небрит, а его кожа и глаза имели нездоровый оттенок разочарованного пьяницы.

“Вы просто дурак, Тозелли. Вы встречаете только новобранцев, которые хотят получить ваши полторы лиры в день, рыночных торговцев или женщин, которые хотят обчистить ваш карман, - сказал он.

“Я разговариваю со многими, очень многими людьми, Марко, - ответил Тозелли с комическим негодованием и добавил через плечо, обращаясь к Пенроду: - это Марко Наззари, наш постоянный противник.”

Старик покачал своей большой головой и положил мясистые руки на стол. “Я был с Бальдессери, когда он случайно наткнулся на Тиграй. Говорю вам, вы это чувствовали. Вы знаете, что когда вы садитесь на какого-нибудь необъезженного коня, на какого-нибудь огромного, прекрасного зверя, и даже если он спокойно стоит перед вами, вы можете чувствовать это, чувствовать это в ваших костях, что он ненавидит вас, что он только и ждет своего шанса, чтобы бросить вас на землю и вышибить вам мозги, если он может? Именно так мы чувствовали себя каждый день, когда были на другом берегу реки Мареб. Ваши Аскари-славные ребята, но они родом отсюда, с побережья, куда уже тысячу лет приходят и уходят торговцы. Половина из них-мусульмане, а половина говорит по-арабски. Однако там, в высокогорье” - он кивнул в сторону внутренних районов, - им не нужно ничего из того, что мы продаем, кроме винтовок, а они уже купили их много.”

Пенрод решил, что, вероятно, именно склонность Наззари высказывать свое мнение замедлила его продвижение по служебной лестнице. Но это означало, что он, скорее всего, будет отличным источником информации. Пенрод мысленно отметил свое имя.

Пьетро выразительно пожал плечами. “Все, что нас беспокоит в Тиграе, - это Алула, старый разбойник, и мы заключили с ним мир. Я бы сказал, что мы тоже должны беспокоиться о дервишах, но теперь с нами майор Баллантайн, и он может сказать нам, как победить их. Он отвернулся от старика и широко раскрытыми глазами уставился на Пенрода. “Вы были в битве при Абу-Клеа, не так ли? Не могли бы вы описать это действие?”

Пенрод был счастлив услужить ему. Столешница стола превратилась в план русла, а графины и стаканы превратились в пустынную колонну, образующую квадрат под снайперским огнем из солончаков дервишей, пока площадь не попала в засаду массивных сил махдистских вилок.

Пенрод хорошо описал это действие, быстро отбарабанивая ответы на вопросы, которые посыпались потоком от сидевших за столом мужчин. К тому времени, когда он закончил свой рассказ о последней атаке, когда Дервиш ворвался на площадь, прежде чем его выгнали войска в тылу, большинство посетителей кафе внимательно слушали и вытягивали шею через плечи людей в форме, чтобы наблюдать за последними стадиями битвы.

Пенрод драматично закончил фразу, смахнув дервиша со стола, и офицеры и наблюдатели зааплодировали, а скрипичный оркестр заиграл на бис “Боже, храни Королеву".”

•••

На следующее утро, после очень скучного обеда в резиденции Баратьери, где женщина, жена генерала Альбертона, вся в жемчугах и невежестве, пространно читала ему лекции о прекрасной простоте африканской души, Пенрод проснулся рано и уже позавтракал, когда к нему пришел Марко Наззари.