Патч вышел им навстречу. Он суетился вокруг ребенка и, казалось, был в восторге от рассказа Шафран о коронации, но первая мысль Райдера была о шахте. Патч смог доложить, что Билл уже устроился и доказал, что стоит на вес чистого серебра. Второй пласт был вскрыт и производил руду превосходного качества. Когда Райдер сказал ему, что у них есть деньги на новую порцию ртути, Патч захлопал в ладоши.

“Может быть, нам еще удастся это сделать, мистер Кортни! Я могу отправиться в Массовах завтра же, - воскликнул он. - Три дня из каждых пяти здесь я думаю, что мы были сумасшедшими, чтобы попытаться, но я думаю, что вы могли бы доказать свою правоту в конце концов.- Он заколебался. “У нас, конечно, достаточно людей, готовых взяться за кирку сейчас, когда у них есть для этого силы.”

- Что ты имеешь в виду, Патч?- Спросил Райдер.

“Я все думал, как вам сказать, мистер Кортни, - сказал он и почесал подбородок, - но через минуту вы сами все увидите. Чума крупного рогатого скота распространилась от Асмары до Адовы, и урожай был плохим. Не хватало еще животных, чтобы как следует пахать землю. Люди голодают.”

Эмбер положила руку на плечо Патча. “А кто-нибудь из них приходил к нам?”

Если он и заметил, что это было первое, что она сказала С тех пор, как они встретились, или тени под ее глазами, патч не обратил на это внимания.

- Смотрите сами, Мисс Эмбер.”

Пока он говорил, они поднялись на холм, который должен был привести их к большому плато над шахтой и лагерем.

- О Господи” - сказала Эмбер.

Перед ними, вокруг кухонного здания и навесов, построенных Эмбер во время сезона дождей, а также за широкой спиной холма, среди колышущейся травы стояли небольшие группы мужчин, женщин и детей. Они посмотрели вверх, когда Эмбер и остальные появились на горизонте. Все они выглядели ошеломленными, изможденными и измученными. У некоторых детей вздулись животы. Другие лежали неподвижно, словно у них не осталось сил даже поднять головы. Она предположила, что их было не меньше сотни.

Эмбер услышала, как Шафран ахнула, и ее собственные глаза защипало от горячих слез. Она подумала о роскоши Аддиса, об этих жареных волах, об изобилии рыночной площади, и ее охватил горячий прилив гнева и стыда. Тиграй страдал и умирал с голоду даже тогда, когда вокруг них в такой красоте цвели цветы; это казалось ужасно жестоким.

Эмбер узнала жену Патча, Марту, и других женщин лагеря, которые двигались среди них, предлагая пригоршни хлеба из своих корзин и наполняя кружки водой из шкур, которые они несли на плечах.

“Они начали прибывать неделю назад, Мисс Эмбер, со всего Тиграя, и каждый раз это одна и та же история: бандиты или солдаты забирают то, что у них есть, а скот гибнет толпами, - сказал Патч, почесывая щетину под подбородком. - Юный Тадессе и моя хозяйка занимались организацией помощи, пока вы не вернулись. И я говорю вам сейчас, что сожалею о каждом грубом слове, которое я вам сказал, Когда вы воровали мои бутафорские дрова для этих убежищ и были так строги со своими припасами. Женщины всю ночь по очереди пекут хлеб, и священник молится здесь вместе с ними каждый день. Это, кажется, дает им некоторое утешение.”

Эмбер не ответила ему, но пошла по низкой траве, чтобы присоединиться к марте. Пока Менелик и Рас Алула враждуют, из Аддиса не придет никакой помощи. Теперь все зависело от них.

Шафран смотрела, как уходит ее сестра. Она ни на секунду не сомневалась, что забота об этих людях остановит ее сестру, скорбящую по Пенроду, но, по крайней мере, это заставит ее работать и не даст ей полностью раствориться в этом горе. Какое-то мгновение она была благодарна за чуму, но потом спохватилась и покачала головой. Ребенок заурчал.

- Иногда, Пенелопа, твоя мать совсем нехороший человек, - прошептала она девочке. Затем вместе с Райдером и Патчем она последовала за Эмбер к лагерю.

***

Пенрод тихо покинул колонию на следующий день после того, как победил троих мужчин, пытавшихся ограбить их. Он попрощался только с Фаруком, который велел ему сохранить перевод Руми, и с торговцем шелком, который подарил ему королеву из слоновой кости из своего шахматного набора. Мужчины произнесли несколько прощальных слов, но с обеих сторон они были очень добры.

Пенрод прошел десять миль до Каира, размышляя о жестокости вчерашнего дня. Его навыки бойца, казалось, не страдали от недостатка использования, и его разум был яснее, а чувства острее, чем когда-либо прежде. Он не испытывал никакого гнева во время драки и убил человека, который угрожал его собственной жизни, не испытывая ни удовольствия, ни чувства вины. Он действовал так, как должен был, защищая людей, о которых заботился, и это делало его сильнее. Кипящая ярость, которая так долго была его спутницей, покинула его, гордость смягчилась состраданием, и он увидел окружающий мир с новой ясностью. Однако когда он добрался до города и услышал вокруг себя гул голосов, покушение на свои чувства шума и цвета, он снова ощутил ту радость, которую испытал в лазарете и на крыше под солнцем. Это заставило его улыбнуться. Он перекинул свой узелок через плечо и пошел искать Якуба.

Пенрод обнял его и с удивлением увидел, что его старый друг заливается слезами. Появился Аднан, недоумевая, что это за шум, и Пенрод был потрясен, увидев, что мальчик, за которым он гнался по крышам, теперь был юношей, высоким и стройным, с черными как смоль волосами, подстриженными довольно длинно.

Убедившись, что он не призрак, они снова принялись изображать Пенрода европейцем. Якуб держал наготове сундук со своими старыми пожитками, включая несколько ценных вещей. Золотые булавки и запонки, а также 18-каратные карманные часы "полуохотник", подаренные ему Эмбер. Пенрод остался дежурить. Остальное он попросил Аднана продать. Потом он купил на эти деньги оборудование для крикета и красивую жестянку розовых конфет для Клеопатры и отправил все это в колонию, чтобы его друзья знали, что он все еще думает о них.

Якуб настоял на том, чтобы самому сделать Пенроду прическу, и когда он подарил Пенроду ручное зеркало из красного дерева, Пенрод удивленно посмотрел на себя. Он смотрел на знакомого незнакомца.

Якуб смахнул с воротника выбившиеся волосы. - Итак, эфенди, что дальше?”

•••

Полковник Сэм Адамс, как обычно, был в тот вечер в клубе. Он провел весь день, глубоко погрузившись в телеграммы и брифинги из Лондона, пытаясь понять, в какую сторону дуют политические ветры в Европе, и теперь был полон решимости оставить подобные опасения позади. Но они все еще мелькали в его голове, когда он пил свой первый коктейль в баре. Один из его младших офицеров пытался произвести на него впечатление своими собственными мыслями о нынешнем климате в Африке, последних конференциях в Берлине, амбициях французов и нынешней ситуации в Судане. Сэм попытался изобразить вежливое ворчание, не обращая внимания на мужчину, но тут почувствовал чье-то присутствие рядом. Это был еще один младший офицер, только что сошедший с корабля, но выглядевший странно взволнованным. Сэм чувствовал, что беспокойство мальчика было вызвано не только тем, что он оказался в такой толпе старших офицеров. Сэм поднял руку, чтобы остановить поток слов другого парня.

- В чем дело, Паттерсон?”

- Сэр, вас ждет один человек. Но он не захотел войти. Он говорит, что больше не является членом клуба.- Паттерсон провел дрожащей рукой по волосам и понизил голос до шепота. - Сэр, он говорит, что его зовут Пенрод Баллантайн.”

Сэм поставил свой бокал на мраморную стойку бара и сразу же последовал за Паттерсоном через холл, мимо фонтанов и папоротников, мимо женщин, увешанных драгоценностями, и мужчин в униформе или вечерних платьях, через хлопающие пробки шампанского и гул самодовольных разговоров, в прохладный вестибюль и на подъездную дорожку.

В тени на дальней стороне подъездной аллеи стоял человек. Сэм поспешил к нему, сначала скептически, но потом, снова увидев знакомое лицо и фигуру, чуть не побежал. Он остановился в ярде от мужчины. Это был он, хотя Сэму показалось, что он видит что-то другое в его поведении. Он выглядел старше и худощавее, но его волосы и усы были аккуратно подстрижены, а одежда - хорошо скроенный, но скромный костюм в европейском стиле - выглядела безупречно.

- Пенрод!- Сказал Сэм. “Я думал, что ты умер!”

Пенрод рассмеялся: - Я был совсем близко к этому, Сэм.- Он протянул руку, и его глаза стали серьезными. - Я пришел просить у вас прощения, Сэм. Вы пытались мне помочь, а я очень плохо с вами обошелся.”

Он больше ничего не сказал и не стал оправдываться. В его голосе не было высокомерной насмешки, которая сделала бы извинения бессмысленными, только этот искренний тон и открытая ладонь.

Сэм взял ее и грубо обнял Пенрода, а затем удержал его за плечи на расстоянии вытянутой руки. Он с удивлением почувствовал, как у него сжалось горло, а его собственный голос слегка надломился, когда он ответил:

“Я рад, что ты жив, Пенрод.”

“Это гораздо лучше, чем я заслуживаю, мой друг. Теперь же я нахожусь в некотором замешательстве. Как вы думаете, сможете ли вы или Ее Величество использовать меня?”

Факелы, стоявшие вдоль подъездной дорожки, мерцали в легком вечернем ветерке, отбрасывая тени на их лица. Сэм подумал о грудах бумаг на своем столе, о странных течениях, преследующих друг друга по всей Европе и Африке, и о сообщениях, которые он читал об отношениях между правительством в Риме и новым императором Эфиопии, интересным королем-воином по имени Менелик.

“Так вы вернулись?- Сказал Сэм. “И вы хотите снова надеть форму? Служить моим офицером разведки?”

“Да, и я это сделаю, если вы не против.”

- Он похлопал Пенрода по плечу. “Я возьму тебя, дорогой друг. Конечно, я возьму тебя.”