Сержант отдал честь, затем, немного поколебавшись, протянул руку, и когда Пенрод пожал ее, он сказал:”

- Ступай с Богом” - ответил Пенрод, и Ариам присоединился к своим людям.

“Ты уже выиграл свой последний Крест Виктории?- Спросил Райдер. Рюкзак уже висел у него на плече. “Потому что я думаю, что нам пора убираться отсюда.”

- Король Умберто не выдает Крестов Виктории. Мне придется обойтись без подходящей пары, - холодно ответил Пенрод.

Винтовочный выстрел поднял между ними облако пыли. Эфиопы, которые разгромили Наззари и его людей, заметили очаг сопротивления и его источник и теперь находились в пределах досягаемости.

Пенрод поднял свой рюкзак. - Теперь мы можем идти.”

•••

Через два часа Райдер объявил привал под одиноким можжевельником. Тень будет служить им одновременно и убежищем от полуденного солнца, и небольшим укрытием от любых банд эфиопов, ищущих выживших в битве.

“Я не нуждаюсь в отдыхе, - сказал Пенрод.

Райдер протянул ему свою флягу. “А у тебя были друзья в той битве?”

Пенрод взял флягу и позволил себе сделать глоток воды. Он покатал его по губам, прежде чем проглотить, а затем сел в пыль рядом с Райдером.

“Я знал многих офицеров.”

Райдер не выразил соболезнования и не воспользовался случаем напомнить Пенроду, что он думает о европейских армиях, отправляющихся в колониальные авантюры. Вместо этого он выпил и аккуратно закрыл флягу пробкой.

- Белокурая девочка, которую ты видел в лагере, была моей дочерью - моей и Шафран.”

Пенрод отреагировал не сразу, но когда он заговорил, его голос был ледяным. “Неужели ты думаешь, что я с большей вероятностью спасу ее, зная это?”

Райдер глубоко вздохнул. “Нет. Я думаю, ты сделаешь все, чтобы спасти ее, замужем она или нет. Но, судя по нападению на мой лагерь, шансы у нас по меньшей мере шесть к одному. Если мы собираемся умереть, пытаясь спасти Эмбер, ты должен знать, что она осталась верна тебе, даже когда думала, что ты мертв.”

“Очень хорошо. Что вы можете сказать мне об этом человеке, который похитил ее?- Наконец спросил Пенрод.

Райдер поделился тем немногим, что знал сам. Как он встретил Билла в Аддисе и нашел его полезным и умелым помощником в лагере, но никогда не любил и не доверял ему. Он вкратце описал свое нападение на тропу, ведущую в Аддис-Абебу, перед началом Великого сбора и откровения доктора.

Пенрод внимательно слушал. “Значит, этот человек, который называет себя Питерсом, впервые появился в Чехии?”

“Если верить доктору, то да” - ответил Райдер, убирая фляжку в поясную сумку. - Но почему же?”

Пенрод только покачал головой, и они поднялись на ноги, но темное и, казалось бы, невозможное подозрение начало расцветать в его сердце. “Ты сказал ему, что я жив и нахожусь в Тиграе?- спросил он.

- Ты? Нет. Я сказал Шафран, что ты жив, а она сказала Эмбер, так что, наверное, он слышал, как мы с тобой встретились здесь. А что?”

Пенрод только покачал головой.

На вершине следующего холма Пенрод обернулся и посмотрел назад, на равнину адовы. Сначала ему показалось, что он видит густой туман, поднимающийся по склонам с обеих сторон поля боя. Он поднял свой полевой бинокль и посмотрел. Это был не туман, а дым. Эфиопы изгоняли всех итальянских солдат, оставшихся в поле, поджигая траву и растительность. Пенрод представил себе эту сцену: раненые, которым не дали спокойно умереть среди своих товарищей, но которые были вынуждены подняться на ноги из-за удушливого дыма, бредут через ужасную картину мертвых в объятия своих врагов.

***

Эмбер открыла глаза. В голове у нее стучало, и сначала она могла различить только узоры света и тени. Она лежала на какой-то кровати. Она попыталась пошевелиться. Она не была привязана, и, насколько она могла судить, ее конечности были целы. Она чувствовала боль и дрожь, а голова болела так сильно, что почти ослепляла ее. Она приподнялась и крепко зажмурилась, когда новая волна боли накрыла ее, затем очень осторожно провела пальцами по затылку, где боль казалась еще сильнее. Никаких опухолей, которые она могла бы почувствовать, и никакой крови.

Просто шишка, твердо сказала она себе. Она снова осторожно открыла глаза и, стараясь двигаться как можно меньше, огляделась вокруг.

Это была традиционная круглая хижина, хотя и небольшая, меньше двадцати футов в диаметре. Последний фут стены, Прежде чем она достигала соломенной крыши, был открыт плетеными прутьями, которые позволяли свету проникать в комнату круто, отбрасывая глубокие тени.

Когда зрение Эмбер привыкло, она начала различать очертания ящиков и корзин, рулонов ткани, прислоненных к стенам, грубых мешков из Гессена, набитых зерном, маленьких перевязанных сундуков и паровых сундуков. Центральная зона была расчищена. На грубом земляном полу стоял небольшой стол из розового дерева и пара изящных обеденных стульев. Она ощупала простыню на кровати, на которой сидела: мягкий хлопок. И это тоже была настоящая кровать, с головой и ногами, матрасом и шелковым одеялом. Дверь была закрыта. Рядом с плитой стоял умывальник красного дерева, а рядом-фарфоровый кувшин и чаша, украшенная маленькими розовыми розочками.

Эмбер неуверенно встала и подошла к умывальнику. Она нашла в кувшине чистую воду, вылила немного на руки и ополоснула лицо, прежде чем взглянуть в зеркало и пригладить волосы. Затем она начала исследовать комнату. Это была пещера украденных наслаждений. По крайней мере, поиски отвлекли ее от мучительной головной боли и ноющих конечностей. Она подтащила один из стульев к краю кровати и неуверенно забралась на него. Приподнявшись на цыпочки, она выглянула наружу через плетеную дверь. Воздух был холодным и разреженным. Она едва различала далекие горные вершины, пурпурные на фоне бледного неба. Она опустилась на плоскую ступню и прислонилась к стенам своей тюрьмы. Когда она увидела Дэна, был уже вечер - вечер второго дня ее пленения. Неужели они убили его? Она молилась, чтобы этого не случилось.

Теперь был день. Что бы там Билл ни планировал для нее, это явно не было немедленным исполнением. Чего же он хочет от нее? Зачем рисковать и нападать?

Примерно через час она услышала, как подняли засов за дверью. В комнату проскользнула девочка не старше четырнадцати лет. Эмбер мельком увидела мир снаружи: пыльный двор, очертания других зданий, фигуры двух охранников с винтовками в руках, стоящих у ее двери.

- Надеюсь, ты здорова” - сказала она девушке.

- Слава богу, я здорова” - ответила девочка. “А как же ты?”

- Слава богу, я здорова.”

Девушка несла корзинку с хлебом и мензурку с какой-то теплой жидкостью. Он слегка дымился. Какое-то мгновение Эмбер не могла понять, что это за аромат, соперничающий с кислым дрожжевым запахом инджеры, но потом с широко раскрытыми от удивления глазами поняла, что это запах чая "Эрл Грей". Девушка уже возвращалась к двери.

- Сестра, - сказала Эмбер тихо, но настойчиво, - где мы?”

Девушка моргнула. “В горах, - хрипло прошептала она и снова исчезла в солнечном свете, прежде чем Эмбер успела спросить что-нибудь еще.

Она подумала о том, чтобы бросить чай на землю, размолоть хлеб под каблуком, но ей ужасно хотелось есть. Что бы ни ждало ее в этот день, решила она, будет лучше, если она встретит его на полный желудок. Только когда она ела, то заметила маленькую полированную деревянную шкатулку на столе рядом с собой. Она очень осторожно открыла ее. В шкатулке лежала красивая, похожая на маску резьба по слоновой кости с изображением мужского лица.

•••

После того как Эмбер поела, она услышала стук в дверь. Учитывая, что она была заперта снаружи, это почти заставило ее рассмеяться, а затем она заметила конверт, засунутый под нее. Она подождала немного, но снаружи больше не доносилось ни звука, поэтому она встала и пошла за конвертом. Это была толстая, плотная бумага, и на ней изящным медным почерком было написано ее имя. Она вернулась к своему креслу и положила в рот последний кусочек инджеры, прежде чем сломать печать и развернуться

страница. Это была короткая записка. Ее хозяин извинился за то, что ему пришлось пойти на такие крайние меры, чтобы добиться ее согласия. Эмбер чуть не поперхнулась. Он продолжал говорить таким же официальным тоном, что сегодня вечером будет обедать с ней. Он был бы благодарен, если бы она воспользовалась возможностью переодеться к обеду и сказала, что все женские наряды и украшения в комнате находятся в ее распоряжении.

Эмбер долго смотрела в полумрак своей темницы и рассматривала письмо, которое свободно держала в руке. Затем она приняла решение и начала открывать сундуки и ящики, окружавшие ее. Она взяла пример с формального языка самой записки и выбрала длинную и тяжелую юбку из алого шелка и небесно-голубой лиф с широкими кружевными рукавами, зашнурованными спереди. Одеваясь, она гадала, кому же принадлежала эта одежда. Возможно, жена или дочь итальянского офицера.

Лиф платья был немного тесноват на ее груди, но сидел достаточно плотно. Юбка свисала до самого пола, и она нашла пару бархатных туфель, расшитых серебряной нитью. Они сидели на ней идеально. Она подумала, не сменить ли их на пару маленьких сапожек, но они были слишком свободны на ее маленьких ногах. Они могли бы показаться более крепкими, но в туфлях она сможет бежать быстрее. Затем она сосредоточилась на своих волосах, расчесывая их, высоко закручивая и закрепляя маленькими серебряными гребешками, которые ей удалось обнаружить. Глядя на себя в зеркало, она почувствовала некоторую гордость, а затем рассмеялась. Она вспомнила, как ходила в каирский клуб "Гезьера" и чувствовала себя так неловко, словно попала в ловушку в одежде, очень похожей на эту. Теперь она была так же официально одета, как и всегда, собираясь пообедать со своим убийственным похитителем, но при этом чувствовала себя удивительно непринужденно. Годы, проведенные в глуши, каким-то образом придали ей самообладание и уверенность молодой герцогини. Да будет так. Она начала проверять, насколько напряжены ее плечи, приучая себя двигаться, не морщась.