- Что происходит?

- А. - Лекси пришлось приложить усилия, чтобы отлепить язык, приставший к небу. – Ничего.

- Никто не звонил Венди, чтобы получить путешествие.

- Я буду наверху.

«Для чего?» - удивилась Лекси.

Ответ пришел вскоре с безошибочно узнаваемым лязганьем и клацаньем тренажера.

- Должно быть, он тягает железо каждый день, - сказала Лекси скорее себе, чем еще кому-то.

- Ему нужно быть в хорошей форме для работы.

- Какой работы? – Она отвела взгляд от дверного проема и посмотрела на Джеральдину. – Он никогда не говорил, чем зарабатывает на жизнь.

- О. – Глаза Джеральдины округлились. – Коммерческая рыбалка.

Это звучало не очень правдиво.

- Он сказал, что не рыбачит.

- О.

- Что? – спросила Лекси со смехом. – Это секрет?

- Ага, – кивнула Джеральдина. – Такой секрет, что мы не можем о нем говорить.

Что, конечно, пробудило любопытство Лекси.

- Он работает на правительство?

- Если я скажу тебе, то должна буду убить. – Джеральдина рассмеялась, как будто это было действительно смешно.

Очевидно, она на самом деле имела это в виду. Заглушая звук от телепередачи Венди, Джеральдина говорила обо всем, кроме Шона. Она целую вечность рассказывала о своих болезнях. С каждым сочувствующим «будьте здоровы!» или «мне так жаль», вылетавшим изо рта Лекси, Джеральдина детализировала и преувеличивала свои страдания.

«Меня накажут», - подумала Лекси.

Накажут за:

1. Побег с собственной свадьбы.

2. Трусливые прятки.

3. Плохие мысли.

3.а. Малярный скотч

4. Рот Джеральдины.

Наконец, в полдень, Лекси покинула свое место на софе и приготовила ланч: на скорую руку сделала сэндвичи с салатом из курицы плюс виноград, грецкий орех и клюква. И украсила блюдо розами из редиски. Джеральдина любила редиску, ненавидела мультизерновой хлеб, но все равно его ела.

Лекси не стала ждать очередной беседы с Джеральдиной. Вместо этого она положила несколько бумажных салфеток в нагрудный карман рубашки, которую Шон одолжил ей, наполнила тарелку и поднялась по лестнице рядом с задней дверью. Верхний этаж представлял собой одну большую комнату, заполненную тренажерами, и коридор с несколькими закрытыми дверями в конце. Шаги Лекси замедлились, и она едва не уронила блюдо, когда ее взгляд остановился на потном, полуобнаженном Шоне, делавшем скручивания на гимнастическом мяче. На голове у него была кепка «Эдмонтон Ойлерс», а сам он переоделся в красные спортивные шорты и ботинки для кроссфита. Но взгляд Лекси прилип вовсе не к обуви Шона. Она смотрела на его голую грудь и пленку пота, покрывавшую обнаженную кожу. Капелька влаги упала с темных волосков его подмышки на мяч. Обычно весь этот пот вызвал бы у Лекси отвращение. Но Шон не был обычным парнем.

- Я приготовила ланч, - сказала она, пройдя перед ним к гимнастической скамье. Села и поставила тарелку рядом.

Когда Лекси снова посмотрела на Шона, он сидел на мяче, широко расставив колени, и глядя на нее безо всякого выражения. И вот тогда она заметила на нем наушники.

- Я приготовила ланч, - повторила Лекси. И постаралась не пялиться, когда он встал и направился к ней.

Все эти мышцы и кубики пресса. Капля пота сбежала по его груди, намочив «блядскую» дорожку, окружавшую пупок и исчезавшую под поясом шорт.

- Спасибо. - Шон взял полотенце с тренажера, вытер лицо и грудь. – Ты можешь идти вниз, если хочешь.

По какой-то причине это прозвучало так, будто он хотел избавиться от Лекси, но она была не готова уйти.

- Все в порядке.

Шон остановился перед ней, и глаза Лекси оказались на уровне его «блядской» дорожки, которая указывала на юг. Она почувствовала, как щеки у нее потеплели, пока взгляд поднимался по плоскому животу и четко очерченным грудным мышцам. Скользнув мимо квадратного подбородка, Лекси посмотрела в глубокие зеленые глаза, сверлившие ее в ответ. Она чувствовала себя извращенкой, но куда еще ей было смотреть?

- Мне нужно лишь несколько секунд прийти в себя, прежде чем я спущусь обратно, – сказала она. – Нужно немного отдохнуть от выслушивания деталей почти смертельных заболеваний твоей матери.

Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке, когда Шон бросил полотенце и сел на другой конец скамьи. Взял половину сэндвича и откусил два больших куска.

- Голодная? - Он улыбнулся, не переставая жевать, и указал на другие сэндвичи.

- Нет, спасибо. – Лекси перекусила, пока готовила, но в целом голода не чувствовала, выслушав все о проблемах Джеральдины с кишечником. – Описание кожных повреждений и кровянистого стула твоей матери заставили меня потерять аппетит.

Улыбка Шона пропала, и он потянулся за большой бутылкой спортивного питания, стоявшей на полу. Шон немного прищурился, как будто Лекси оскорбила его мать.

- Не то чтобы она не была милой женщиной.

Шон почти опустошил бутылку, прежде чем опустил ее:

- Она ипохондрик.

Даже на расстоянии нескольких метров Лекси чувствовала жар, волнами исходивший от него. Он окружал и давил на нее. Подавлял ее чувства, как реактивный двигатель в лицо, и ей это нравилось.

- В детстве я тоже была ипохондриком, - сказала она, разрушая натянутое молчание. Вытащила из нагрудного кармана салфетки и положила рядом с тарелкой. – Моей зависимостью были лейкопластыри, и я обожала обезболивающие, которые мама держала наготове для меня. Так было, пока мне не исполнилось десять, и я не обнаружила, что обезболивающие на самом деле просто белые конфетки «Смартис». – Шон взял еще один сэндвич и коктейль из упаковки, стоявшей на полу у его ног. – Я знаю, ты, вероятно, думаешь, что я должна была сообразить, что медицинские «Смартис» на самом деле просто обычные «Смартис». Но я не понимала этого, пока мне не исполнилось десять. – Она посмотрела на ослепительно белый потолок. – Не знаю, почему это заняло так много времени.

Шон открыл бутылку и выпил половину.

- Белые конфетки «Смартис» на вкус как апельсиновый крем. – Лекси опустила взгляд на лицо Шона. – А желтые как ананас. – Она посмотрела ему в лицо. – Большинство думают, что все «Смартис» одинаковые на вкус.

- Я знаю свои «Смартис».

Лекси подняла брови.

- Ты выстраивал их по цвету?

- Конечно.

- Мы знатоки «Смартис». – Лекси рассмеялась, покачав головой. – В одной комнате.

Шон улыбнулся и снял бейсболку с головы. Прядь влажных волос выбилась из его шевелюры и завивалась на лбу в форме буквы С, касаясь брови.

- Каковы шансы? – Он откинул прядь со лба и некоторое время пристраивал кепку, чтобы она сидела на голове как надо. – Я пробежался по городу, твои фотографии во всех газетах. Удивительно, что никто еще не выследил тебя.

- А мне удивительно, что твоя мать не сдала меня. – Лекси хотела спросить, не шпион ли Шон, а может, он работает на канадский эквивалент ЦРУ? – Все это вышло из-под контроля. – Она посмотрела, как он взял еще один сэндвич, и добавила: - Кажется, что все началось с малого, но с каждым днем снежный ком становится все больше. – Шон передал ей бутылку с коктейлем. – Спасибо. – Она сделала глоток спортивного напитка, который по вкусу напомнил ей «Гаторейд». – Не знаю, как я здесь оказалась и что с этим делать.

- Мне знакомо это чувство. – Шон проглотил кусок сэндвича, привлекая внимание Лекси к впадинке на горле. – Дерьмо может полететь ко всем чертям очень быстро. – Лекси подумала, не военный ли это жаргон, и боролась в желанием опустить взгляд ниже, пока слова «игровая дьявола» скользили у нее в голове, как змеиный язык. Она специально подняла глаза по лицу Шона к его пропотевшей кепке.

- Ты фанат «Ойлерс»?

- Мы жили в Эдмонтоне. - Он посмотрел на Лекси, затем указал на тарелку: – Уверена, что не хочешь есть?

- Да.

И взял еще один сэндвич.

- Трудно жить в Альберте и не болеть за «Ойлерс».

- Мой отец играл за «Ойлерс». Конечно, это было до моего рождения. – Встав, Лекси перешла от игровой дьявола к тренажеру с тросами, стоявшему в центре комнаты. Штыри на двойных грузоблоках были установлены на отметке триста. – Хоккейных игроков часто продают. Но мой отец играл в Сиэтле, пока не ушел на пенсию после десяти сезонов. Мама хочет, чтобы он перестал тренировать и ушел на пенсию совсем.

Шон взял салфетку со скамьи и вытер рот.

- Почему?

- Хоккейные команды часто в разъездах. – Не было ли и тут чего-то от дьявольской тренировки.

- Да?

- Да. – Лекси залезла в карман рубашки и вытащила гигиеническую помаду, чтобы увлажнить внезапно пересохшие губы. Она уже долгое время не являлась прихожанкой баптистской церкви, но была совершенно уверена, что ее предупреждали держаться подальше и от того и от другого. – Он становится ворчливым и устает от смены часовых поясов, и мама думает, что он слишком стар, чтобы жить в таком ритме. Она хочет, чтобы он оставался дома и помогал клеить обои, но я сомневаюсь, что такое когда-нибудь случится.

Уголок рта Шона приподнялся в уже знакомой кривой улыбке, за которой последовал неожиданный смешок.

- Каждый раз, когда отец возвращается домой из поездки, он все сильнее и сильнее жалуется на старые травмы. – Лекси понравился его смех. Он был глубоким и честным, и приятно скользил вниз по ее позвоночнику. – Но я лучше буду слушать его жалобы на старые травмы, чем ворчание по поводу некоторых игроков. – Она сняла колпачок с помады и мазнула ей по губам. Не было ли там чего-нибудь о дьявольских инструментах? – Эти монологи могут длиться очень долго.

- Из-за чего же он ворчит? – Шон встал и направился к Лекси.

- Из-за всего.

Он обхватил рукой тренажер и посмотрел ей в глаза. Он стоял так близко и был полуобнажен, и против своей воли Лекси откликнулась на феромоны, атакующие ее чувства. Она должна двигаться. Бежать прочь. – Если он считает, что парень намеренно поддается.

Змеиный язык прошептал: «Может, позже».

Шон поднял руку с тренажера и убрал прядь волос с виска Лекси.

- Что еще?

От легкого прикосновения толпа мурашек пробежала по ее шее и груди. Раньше он заставлял ее чувствовать себя в безопасности, а теперь заставлял ее трепетать. Может, все дело в стрессе. Вот только она чувствовала себя расслабленной. Может быть, у нее в голове поселился дьявол? Вот только этот голос был очень похож на ее собственный.