Изменить стиль страницы

– Ну, если бы я хотел насильно окунуть тебя в реальность, я мог бы напомнить тебе, что в вопросах жизни и смерти наша способность доверять друг другу вполне может определить, доживем ли мы до следующего дня, – он пожал плечами. – Но я готов признать, что речь идет о большем. Ты мне нравишься. Я хочу тебя. Я намерен затащить тебя в постель. Не раньше, чем ты будешь готова, – заверил он ее. – Но я чертовски уверен, что мы туда доберёмся.

Кем, черт возьми, он себя возомнил?

– Ты так сильно давишь на каждую женщину, которую встречаешь?

– Нет. Дело в тебе. Нас объединяет высоковольтное, почти химическое притяжение. Я не отрицаю этого, – он снова потрогал большим пальцем ее сосок. – Почему ты такая упрямая?

Когда новая вспышка покалывания наполнила ее, Бейли отпрянула.

– Я здесь не для того, чтобы трахаться, так что выбрось это из головы.

Хоакин опустил руку и отступил назад. Она сразу же затосковала по теплу его прикосновения. Ее тело болело. Ее соски напряглись от огорчения из-за его потери.

Его челюсть сжалась, и он не выглядел довольным.

– Я тоже пришел сюда не для того, чтобы трахаться. Я пришел сюда, чтобы спасти твою жизнь и выяснить, кому нужна Татьяна Асланова настолько, чтобы оставить после себя вереницу трупов. Мы все еще ждем информации, чтобы раскрыть это дело. А до тех пор мне больше не на чем сосредоточиться, кроме того, как сильно я тебя хочу.

Он был исключительно честен. Она уклонялась от его вопросов и отказывалась быть до конца честной.

– Хоакин, ты можешь понять, что этот последний день был для меня тяжелым испытанием? Половину времени я не понимаю, что происходит. Я тебя не знаю. Я не знаю твоего окружения. Я с трудом понимаю, что происходит внутри этих стен.

Он чуть расслабился. Снова подошел ближе и протянул к ней руку, жестом приглашая ее войти в его объятия. Бейли слишком сильно нуждалась в его утешении и понимании, чтобы отказаться. Калли была для нее прекрасным бальзамом, родственной душой, не говоря уже о ее доброте. Но утешение другой женщины не успокаивало ее так, как утешение Хоакина.

Бейли шагнула в его объятия и обняла его. С легким вздохом она закрыла глаза и прижалась щекой к его груди, слушая биение его сердца. Другим могло показаться глупым обращаться к нему за утешением, но Хоакин был таким надежным защитником. Он так многим рисковал, чтобы спасти ее. В то время как он был откровенен как с самим собой, так и со своими желаниями, она испугалась и замолчала. Осознание этого заставило ее почувствовать себя немного пристыженной.

Он провел большой пятерней по ее волосам.

– Я знаю, что для тебя это было очень тяжело. Если бы у меня было больше времени, я бы более мягко убедил тебя в том, что ты являешься мишенью, и что тебе нужно уйти со мной для твоей безопасности. Я сожалею, что напугал тебя поначалу и что не остановился, чтобы подумать о том, как это, должно быть, трудно для тебя. Я уверен, что возбуждаться от парня, который вытащил тебя из постели посреди ночи, кажется глупым. Возможно, ты даже ругаешь себя.

– Именно так, – призналась она, прижимая его крепче. Он понял. После того, как она была не совсем честна с ним, он все равно проявил к ней сострадание. И она нуждалась в этом самым постыдным образом.

Он провел пальцами по ее щеке, затем взял ее за подбородок, заставляя поднять глаза.

– Я знаю. Но действительно важно быть честными друг с другом.

Бейли прикусила нижнюю губу. Она пришла из мира искусства, где восприятие было гораздо важнее реальности. Никто из зрителей во время выступления не видел покрытых волдырями ступней, не чувствовал шин на голени, не знал, какое наказание несли колени или лодыжки танцора. Они просто наслаждались хореографической элегантностью. Даже детство, которое она помнила, было чем-то вроде представления, очевидно, разыгранного двумя агентами, которых она на самом деле не знала. Она была так благодарна ему за честность.

Бейли стало стыдно еще больше, чем когда-либо.

– Мне понравилось то, что ты сделал со мной прошлой ночью, это чувство было для меня новым. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я запаниковала. Я чувствовала себя глупо и мне было стыдно за то, что я хотела большего. Прости, если я заставила тебя чувствовать себя плохо из-за того, что случилось.

Он обхватил ее лицо ладонями.

– Спасибо тебе. Мне нужна была правда.

Хоакин сделал паузу, затем посмотрел ей в глаза. Она не могла не заметить в нем желания, но в выражении его лица было нечто большее. Страстное желание обнять ее. Потребность в защите. Собственническое чувство, которое он не мог полностью скрыть. Против ее воли и ее логики возбуждение вторглось в ее живот и поселилось с болью немного ниже.

Затем он наклонил голову. Бейли почувствовала, как ее тело напряглось, возбуждение перешло в трепет. Ее ресницы затрепетали, и она подняла лицо, предвкушая его поцелуй. Может, это было неразумно. Может, когда-нибудь кто-нибудь напишет о ней курсовую работу по психологии для первокурсников в качестве примера стокгольмского синдрома. Прямо сейчас все, что она знала, это то, что Хоакин казался ей самой важной частью ее жизни, и она не могла дождаться, когда его губы накроют ее губы.

Вместо этого он коснулся губами ее лба и отстранился. Бейли постаралась не расстраиваться.

– Я должен позвонить Хантеру и некоторым другим парням, работающим над расследованием. Хочу сказать несколько вещей, прежде чем я уйду. Торп ясно дал мне понять, когда я привел тебя сюда, что он позволит нам остаться только в том случае, если ты согласишься быть здесь. У нас есть время до завтрашнего полудня, чтобы убедить его, что я не заставляю тебя быть здесь против твоей воли.

Конечно, это было не так. Бейли видела картину того, что ждало ее дома. Нет, спасибо.

– Я поговорю с ним.

Он ответил кивком.

– Это успокоит его.

Она слегка улыбнулась ему.

– И избавит тебя от этой ноши?

– Это тоже, – признал он. – Торп подчеркнул, что «Доминион» – это полностью добровольная среда. Я понимаю это и уважаю. Я бы не хотел, чтобы какая-либо женщина делала что-то против своей воли. Я отказываюсь даже обсуждать этот вопрос между нами. Поэтому, пока я не буду абсолютно уверен, что ты согласна, я больше не прикоснусь к тебе.

Его слова заставили ее похолодеть. Он серьезен?

– Что ты имеешь в виду?

– Что из моих слов тебе непонятно?

Он изучал ее с устрашающим видом.

Она уперла руки в бедра.

– Разве не ты поклялся затащить меня в постель пять минут назад?

– Да. И я не шутил. Каким бы ни было это притяжение между нами, оно никуда не денется. Я не сдамся, пока не почувствую тебя под собой, твою сладкую киску, сжимающую мой член. Но я не собираюсь делать это с тобой, пока ты не попросишь меня об этом.