Середина декабря. Отборочный чемпионат России. И мы снова интригуем. Я знаю, что мне достаточно занять любое призовое место, чтобы попасть в олимпийскую сборную и откровенно не напрягаюсь, под хмурые взгляды Нинель и недовольные окрики Муракова. Я знаю, что они знают, что я знаю, что все это для проформы, и чтобы остальные вокруг не расслаблялись. Поэтому делаю вид, что вкалываю, но на самом деле – валяю дурака и смотрю, что происходит вокруг. А вокруг происходит интересное. Потому что в бою не на жизнь, а на смерть сошлись Женя Семенов и Андрей Герман, отчаянно пропихиваясь на пьедестал. И если нам с Мишкой, в общем-то, ничего серьезного с их стороны не грозит, то друг другу крови они попортить очень даже могут. При чем, если у Женьки еще остаются шансы попасть в основной состав сборной даже с четвертого места, по сумме баллов за Гран При и за свое боевое прошлое, то у Андрея здесь один шанс на миллион, и выигрывать ему нужно без всяких вопросов и условий. Помог, как всегда, случай. Гребущий случай, мать его… Не понятно, почему. Не понятно, как. Что могло произойти и каким местом тогда повернулась ко всем нам судьба, но ровно после выполнения своей произвольной, когда оценки оглашены и результат зафиксирован, по дороге в раздевалку, которую мы с закрытыми глазами знаем, помним каждый стежок на ковре и каждую кафелинку на полу, Мишка берет и на четырех ступеньках, ведущих вниз от льда к коридору, спотыкается неизвестно обо что, кубарем валится, сметая все и всех вокруг и ломает лодыжку, решая таким образом спор наших отстающих и параллельно спутывая все карты тем, кто всерьез рассчитывал на его участие в первенстве Европы. Ну вот как так можно? Оказывается, очень просто. И в результате, к новогодним праздникам и к чемпионату в Стокгольме, Щедрик приезжает на больничной койке, с задранной кверху ногой и кислой миной, с которой ему и предстоит в ближайшие месяцы наблюдать за тем, как я, Женя Семенов и Андрей Герман будем делить между собой Европейские медали. Вот вам и мировые рейтинги… Зато у девчонок все стабильно и однозначно. Аня-Валя-Таня, Лиза Камышинская без четверных дома и мимо кассы, Катька с больной головой и безрукая – неизвестно где. Остальные – резервный состав, запасные, на случай всякого случая. Не дай бог…

С такими вот успехами мы дожили до Нового года.

С наступающим!

- Значит так. В Стокгольме контент полностью показывать не будем пока…

Она снова, в десятый, наверное, раз, сосредоточенно просматривает на экране мой прогон. Меня душит злость и обида.

- Ну почему?..

- Так надо…

- Но вы же сознательно меня тормозите. Я в форме, я могу все сделать. У меня получается…

- Вот именно, что у тебя получается, - Нинель яростно сверлит меня взглядом. - Ты можешь. Но ты – не делаешь.

Ошалело смотрю на нее, не находя слов. А, я извиняюсь, что вот это вот только что было? Кто, если не я минуту назад на ее глазах чисто и красиво откатал произвольную с пятью квадами? Ну… Почти чисто… Но там ерунда, не считается…

- Как тебе объяснить… - Нинель поджимает губы. – Ты нестабилен. Твой результат пока что зависит от настроения и сиюминутного состояния организма. Захоти ты сейчас попить или сходить в туалет – это сразу же приведет к сбою. К ошибке. К срыву элемента. Нам это не надо…

- Но я…

- Да пойми ты наконец… - не выдерживает она, резко хлопая ладонью по столу. – На драйве и на эмоциях ты сможешь прокатать только раз. И если этот раз будет в Стокгольме… Соображаешь? Два раза такой контент на в подряд идущих стартах не сработает. Ты выстрелишь на Европе, но сорвешься на олимпиаде. Это я тебе гарантирую, потому что кое-что понимаю и в тебе, и в спорте.

Мрачно смотрю на нее исподлобья. Не согласен ни с единым словом. Нет, ну может быть в чем-то она и права где-то… Но все равно…

- Посмотри на Татьяну, - продолжает увещевать меня Нинель, - какая она осторожная, как все ювелирно оттачивает. И никуда не торопится. Понимает потому что…

- Таньке нужно триксель вкатать, а не дурью маяться, - зло бросаю я.

За что сразу же получаю по заслугам.

- Позволь мне решать, что кому здесь нужно, а что нет, - орет она, не стесняясь окружающих нас тренеров и спортсменов. – Я сказала, в Стокгольме катаешь произвольную по лайту, ставишь три квада. Если есть возражения – поговори с психологом. Все, убирайся, чтобы я тебя не видела. Разговор окончен.

Она захлопывает крышку компьютера и демонстративно поворачивается ко мне спиной.

Разворачиваюсь и понуро качусь к калитке, чтобы успеть переодеться и попасть на занятия по хореографии. А что мне остается делать? Настроение, конечно, так себе…

На вечерней тренировке у всех прокат короткой. Нинель, как ни в чем не бывало, бодрая, сосредоточенная, внимательная, в меру ироничная.

- Руки… Руки на выезде, я сказала… Что ты ими машешь как мельница… Прямо нужно… Правую подними, висит как черти-что… Так… Беговой… Не перетягивай… Пошел в прыжок… Да… Понял, что я имею в виду? Вот будешь делать как тогда в Японии, то снова все развалится и тебя по льду собирать будут, по кусочкам… Во-от… Так правильно. Просто запомни и делай так, если ума не хватает самому понять… Пошел дальше на вращение… Ну выпрями ты спину, ну елки зеленые, как дед старый сгорбился, не мешок же с картошкой везешь на себе… В финал заходи… Аккуратно!.. Задницу подбери… Замах… И… В позицию встал… И куда глаза? А вот довернуть не надо было? Судьи не там, они здесь все, на тебя смотрят… Ну черти что, на самом деле… Ладно… Что там получилось?.. Сейчас посмотрим… Так… На тебе твои баллы… Что?.. Слушай, уйди с глаз моих… Вон там покатайся, дай отдохнуть от тебя хоть пять минут…

Ну и все в таком же духе, всем вместе и каждому в отдельности, не взирая на пол, возраст и былые заслуги. Работаем. Тренируемся. Готовимся.

Вечером перехватываю Нинель в пустом коридоре и проникновенно заглядываю в глаза.

- Я сегодня домой не еду, - говорю.

Она смотрит на меня строго, но я замечаю не успевшую скрыться мимолетную улыбку.

- Ну что вы шляетесь вечно черт знает где, - ворчит она, поправляя на мне воротник куртки, - приехали бы с Аней в дом, я вам что, мешаю? Занимайтесь… Чем хотите…

Мама, она всегда мама. Даже когда она отчаянно не хочет ею казаться, но изо всех сил старается быть.

Незаметно, мягко пожимаю ей руку.

- Прости, спасибо… Но я не только с Аней… Мы с компанией. В доме не поместимся…

Улыбаюсь и ласково смотрю на нее.

Нинель понимающе кивает.

- Завтра к восьми на хореографию, - произносит она.

- Конечно…

- Никакого алкоголя!

- Исключено…

- И не наедайся, - добавляет она, - а то поднабрал немного…

- Ни грамма, клянусь, - обещаю.

Она быстро оглядывается по сторонам и, на мгновение притянув меня к себе, целует в лоб.

- Мальчишка… - шепчет она, уже не пряча улыбку…

Несусь по коридору в сторону раздевалки, где меня ждут ребята и Анечка. Рот до ушей, как у дурачка. Мальчишка… Ну… Да… Естественно… А кем мне еще быть?

Накануне вылета в Стокгольм к нам в гости приковылял Леша Жигудин. Именно приковылял, опираясь на палочку, кривясь и охая на каждом шагу. Пришел он, естественно, о чем-то пошептаться с Нинель, но первым его у бортика увидел я и сразу подъехал.

- Привет, прости господи, с тобой-то что случилось? – вытаращиваюсь на него с ужасом и любопытством.

Череда травм и неудач, которые преследовали нашего брата, начиная с меня и заканчивая Щедриком, произвела впечатление на все сообщество, и зрелище очередного хромого и покалеченного фигуриста совершенно не внушало оптимизма.

- Хочешь увидеть дурака, Валет? – кисло интересуется Леша. – Так вот на этот раз зеркало тебе не понадобится, можешь посмотреть на меня.

- Тебя что, самосвалом переехало?

- Хуже, - вздыхает он. – Вот, поспорил с Авербаумом, что смогу еще что-то прыгнуть…

- А-а…

Меня начинает разбирать смех, но я держусь.

- И что ты прыгнул? - спрашиваю.

- Ай, - Леша пренебрежительно машет рукой, - тройной тулуп… Я ж уже больше ничего и не умею-то.

Мне сводит челюсть и начинает беззвучно трясти.

- И много выиграл? - предательски икнув интересуюсь я.

- Тысячу рублей, - скривившись сообщает он.

Хрюкаю в кулак и, уже не сдерживаясь, ржу в голос, только что не складываясь пополам.

- По какому поводу веселье?

К нам подъезжают Нинель, Артур и Мураков, явно заинтересовавшись, кто это там смеет меня отвлекать от тренировки.

Не в силах произнести ни слова, хватаю ртом воздух и просто тычу пальцем в сторону Жигудина. Потом безнадежно машу рукой и отъезжаю, чтобы отдышаться.

- Сволочь ты, Валет, бессердечная, - беззлобно бросает мне в спину Хомяк.

У меня его слова вызывают новый приступ смеха, и я совершенно миролюбиво поднимаю ему в ответ задранный вверх большой палец.

Уезжаю докатывать тренировку.

Вечером все же даю волю любопытству и интересуюсь у Нинель, чего приезжал Жигудин.

- Вот ты поиздевался над человеком ни за что, - укоризненно усмехается она, а он, между прочим с предложением приезжал.

- Руки и сердца?..

- Нет, до этого пока не дошло, - качает головой Нинель. – Шуба… То есть Тихонова, Татьяна Вячеславовна, не сможет в Стокгольм поехать комментировать вместе с Лешей и Авербаумом. У него появилось одно аккредитованное место, вот он и пришел предложить его нам.

- Какая невероятная щедрость, - хмыкаю я.

- Зря хихикаешь. Между прочим, он, во-первых, совершенно не обязан был, а во-вторых, это действительно хорошее предложение…

- Возьми Катьку, - легкомысленно предлагаю я, - пускай поработает комментатором. Хоть поржем…

У Катьки забавный тембр голоса, и если ее не знать, или не видеть, то можно запросто подумать, что это какая-то малолетка умничает на серьезные темы.

Нинель отрицательно качает головой.

- Катя, как действующая спортсменка, не должна комментировать своих коллег и соперников, это не этично…