XIX

Даже несмотря на все происходящее, на то, что ему кажется, что его сознание тянет в миллион разных направлений, несмотря на мысли о том, как он сбрасывает женщину с балкона, что-то начинается между ними в тот момент, когда они выходят из закусочной.

Поначалу это просто мелочи. То, как Шон идет так близко к нему, что они задевают друг друга плечами. Как он берет Майка под локоть и прижимается, прижимается, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Его руки не такие большие, как у Майка, и Шон в любом случае никогда бы ему не навредил. Но этого достаточно, чтобы дать Майку понять, что он рядом, будто Шон знает, что Майк уже готов развалиться на части. Это успокаивает. Помогает прочистить голову.

Майк смотрит на Шона, пока они идут. Шон смотрит на него в ответ. Взгляды пересекаются. Затем оба отворачиваются и хихикают. У Майка горит лицо, а Шон улыбается улыбкой-только-для-Майка. Эти моменты настолько ценны, что стоило бы уделить им больше времени, но Майку нет до этого дела.

Ситуация накаляется, когда они добираются до дома Шона. Шон собирается открыть дверь, и непроизвольно оглядывается на Майка. В его глазах горит огонь, который раньше Майк видел лишь мельком. Они так долго медлили, чертовски долго, и пора уже двигаться дальше.

Майк не может сдержать рычание, которое вырывается из груди. Он встает прямо за Шоном, прижимаясь к его спине. Рукой Шон сжимает дверную ручку, но дверь не открывает. Он просто стоит, его грудь вздымается и опускается. Откидывает голову назад Майку на плечо. Майк наблюдает, как он тяжело сглатывает, как двигается кадык. Его глаза закрыты, рот приоткрыт. Быстро мелькает язык, когда он облизывает губы. Майк скользит взглядом по бледной длинной шеи Шона. Он позволяет себе полюбоваться лишь мгновение, потому что еще немного – и он возьмет Шона прямо там.

Майк наклоняет голову, позволяя губам коснуться шеи Шона. Он не торопится, он уверен в себе, по крайней мере, в этом. Возможно, только в этом. Майк придвигается к уху Шона и слегка дует. Потом произносит:

— Шон, открой дверь.

Шон вздрагивает, но подчиняется. Мешкает мгновение, но проходит внутрь.

Майк заходит следом.

Они не разговаривают, Шон идет медленно, снова и снова оглядываясь, словно пытается убедиться, что Майк действительно там. Что Майк на самом деле следует за ним. Каждый раз, когда он оглядывается, Майк на него смотрит, и Шон слегка запинается. Он сжимает и разжимает пальцы, будто хочет дотянуться до чего-то, но сдерживает себя. Майка это пока устраивает. Он делает то же самое.

Он думает, что, возможно, стоит подождать в гостиной. Или на кухне.

Но следует за Шоном в спальню. Шон направляется к шкафу и встает в дверях, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Затем включает свет и краснеет, отводя глаза.

— Я быстро, ладно? Просто соберу кое-какие вещи. Уверен, что хочешь, чтобы я остался с тобой? Мне не обязательно это делать. Не хочу навязываться. Я знаю, каким ты иногда бываешь, Майк. Не хочу доставлять тебе неудобства. Я не хочу…

— Шон.

Шон кивает, краснея и потирая шею.

— Да, здоровяк?

Майк делает шаг к нему. Шон поднимает взгляд, его глаза широко раскрыты. Майк говорит себе, что нужно просто сделать это сейчас, просто взять Шона прямо здесь, но у него есть планы. У него планы на сегодняшний вечер, и нужно, чтобы все прошло определенным образом. Так, как он задумал. Это вопрос контроля, и сейчас контроль ему необходим. Все остальное выходит из-под контроля. Но это? Это только его.

Настоящее.

— Ты останешься со мной, — тихо произносит он. — В моей постели. Сегодня, и, вероятно, еще много ночей подряд, если у меня есть право голоса. Возьми все, что тебе нужно на сегодня. И на завтра. Ты вернешься домой в воскресенье. Если это то, чего ты хочешь.

Шон кивает, быстро мотнув головой.

— Ага. Да, это то, чего я хочу. Прости, что я так себя веду. Обычно я так не нервничаю. Ты не заставляешь меня нервничать. Ладно, заставляешь, но в хорошем…

Майк его целует. Он обхватывает лицо Шона ладонями и целует его, заглушая слова, которые собирались слететь с губ. Сейчас он более настойчив, чем раньше. Шон прогибается под Майком, они переплетаются теплыми и влажными языками. Они сталкиваются зубами, потому что заходят слишком далеко. И Майк с легкостью позволяет этому случиться, но потом первым отстраняется. Шон тянется к нему и стонет, когда Майк его отталкивает. Он прижимает большую руку к его груди и говорит:

— Собирайся.

— А ты любишь подразнить, Майк Фрейзер, — насупленно произносит Шон.

— Даже и не пытался, — отвечает Майк. — И если поторопишься, я тебе это покажу, когда доберемся домой.

Шон даже не обращает внимания на последнее слово. Домой. Словно он не против, будто он уже об этом думал. Майк не хотел, чтобы это так прозвучало, но не станет забирать слова назад. Ему нравится, что это звучит так, словно они живут вместе. Словно он сможет просыпаться с Шоном каждый день, зимой обнимая его, чтобы уберечь от холода, а летом лежа бок о бок, соединив руки под тонкой простыней, укрывающей их голые животы.

(Майк чувствует, как его сознание куда-то затягивает, оно ускользает, будто у него пытаются забрать этот момент. Майк сохраняет спокойное выражение лица, но про себя повторяет как мантру: «Нет, нет, нет, ты его не получишь, ты не отнимешь это у меня, это реально, это реально, и я не позволю…»)

Шон двигается быстро, уже распахивает дверцы шкафа. Они ударяются о стены, и он нервно хихикает. Дотягивается до полки наверху и достает старый армейский вещмешок цвета хаки и сильно поношенный. Майк хочет спросить, откуда он взялся. Принадлежал ли его отцу, участвовал ли его отец в какой-то из мировых войн? Но знает, что в тот момент, когда он спросит, глаза Шона остекленеют, и у него начнутся судороги. Майк не может этого допустить. Он не позволит этому случиться снова. Мигрени Шона с каждым разом становятся сильнее. И Майк не хочет, чтобы подобное происходило с Шоном или с кем-то еще. Даже если он единственный, кто знает то, чего не совсем понимает. Так лучше. Как он себе говорит.

Майк снова прислоняется к дверному косяку, наблюдая, как собирается Шон. Шон молчит, но ходит туда-сюда между шкафом и старым комодом. Он складывает трусы, носки и пижамные штаны. А еще черные костюмные брюки и красную рубашку. Майк не удивлен, когда видит, что он достает черные подтяжки, и задается вопросом, не дело ли это рук миссис Ричардсон. Скорее всего, так оно и есть. Шон кладет все это в вещмешок и поворачивается к Майку.

— Мне, э… — говорит он. — Мне нужны мои туалетные принадлежности. Из ванной.

Майк произносит:

— Хорошо.

И не двигается. Он знает, что ванная находится позади в другом конце коридора, а он загораживает проход, но хочет увидеть, что сделает Шон. Хочет посмотреть, как он отреагирует.

Шон прищуривается, будто знает, о чем Майк думает. И, возможно, он правда знает. Нервный маленький мальчик исчезает, и когда Шон делает следующий шаг, он крадется к Майку, словно выслеживает добычу. Майк думает: «Я оттрахаю тебя как следует», и сам шокирован такой грубостью. Он не такой. Обычно.

Но Шон двигается как заправский мачо, и Майку это нравится. Ему нравится, что Шон может на его глазах превратиться из неуклюжего мальчишки в уверенного мужчину, будто это ничего не стоит. Шон все еще нервничает, это видно по напряженной линии его плеч, но при этом не поддается на провокации Майка. Более того, Шон с ним играет.

Майк не двигается.

Шон прижимается к нему гораздо сильнее, чем нужно, даже с учетом того, как мало места оставил ему Майк для прохода. Он медленно обходит Майка, пробегаясь пальцами по его рукам. Они соприкасаются бедрами, и Майку приходится стиснуть зубы, чтобы не прижать Шона к двери. Кажется, что проходят годы, прежде чем Шон проходит мимо. Но как только оказывается позади Майка, он спешно бежит по коридору, словно маленький ребенок, который собирает вещи для поездки.

Майк делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

***

Майк несет вещмешок, пока они идут в темноте к его дому. В воздухе ощущается прохлада, а в домах горит свет: люди устраиваются поудобнее, чтобы скоротать вечер. На улице всего несколько человек, которые торопятся домой. В парке по дороге за ними горят огни, и, несомненно, миссис Ричардсон все еще там, раздает команды своими подручным, чтобы все было сделано так, как она хочет.

Все нормально. Это на завтра.

Они целеустремленно идут рука об руку навстречу чему-то неизбежному. Им потребовалось столько времени, чтобы прийти к той точке в их отношениях, где они сейчас, и последние несколько минут будто тянутся целую вечность. Практически невыносимо. И Майк всерьез задумывается о том, чтобы перекинуть Шона через плечо и пробежать остаток пути.

— Мы почти на месте, — говорит Шон, снова читая мысли Майка. Как и всегда.

Майк должен это сказать. Должен, потому что слишком любит Шона, чтобы промолчать.

— Нам необязательно что-то делать. Если ты не хочешь, если не готов. Мы можем просто пойти домой, поужинать и лечь спать. Это все, чем мы займемся.

— Я знаю, здоровяк.

— Ага?

— Ага, — отвечает Шон, дразня. Теперь Майк это понимает. — Я знаю. Это то, чего ты хочешь?

Майк до крайности честен. Всегда таким был.

— Нет. Но дело не только в том, чего хочу я. Но и в том, чего хочешь ты, тоже.

— Хорошо, — говорит Шон. — Потому что я знаю, чего хочу.

Он протягивает руку между ними, и прежде чем Майк успевает его остановить, резко щиплет за зад. Майк издает, несомненно, нелицеприятный звук, а Шон смеется, смеется, смеется.

А потом бежит, крича Майку через плечо, чтобы тот его поймал, если сможет.

Майк гонится за ним до самого дома.

***

Возможно, это и началось в тот момент, когда они вышли из закусочной.

Но закончится здесь.