– Да нет, Коля и себе-то не особенно доверял.
– Логично. Бабы? Бабы по той же причине мимо. Где? Какой-нибудь тайник на чердаке, в подвале, на дне Невы... Черт!
– Это же пленки, – напомнил Краснов. – Испортятся – пиши пропало.
– С чего ты взял, что это пленки? Он мог на цифровой диктофон записать.
– Цифровой в воде, что, не портится?
Шилов задумался. Фиг его знает, что происходит с цифровой техникой на дне реки. Да и пользоваться таким тайником можно только сезонно.
– Поехали на сушу.
– Конспиративная квартира, – предложил Егоров, глядя на Мишу.
– Да снимали мы много квартир. Для оружия, для лежки...
– Ненадежно, – Шилов нарисовал жирный минус. – Трудно контролировать.
– Да, ключ от такой страховки хочется всегда иметь под рукой, – согласился Егоров.
– Ключ? – Шилов задумался, вспоминая. – Ключ...
– Может, в машине? – Высказал новое предположение Егоров. Шилов не реагировал, и Егоров пощелкал пальцами. – Алло, гараж!
– Тихо! Я, кажется, знаю. Перед тем, как запустить в камеру, Серега со Стасом Чибиса обыскали. У него был крест. Здоровенный такой, на цепочке. И вместе с крестом – ключ. Серега еще пошутил тогда: ключ от рая? Ключ от рая номер... На ключе были цифры какие-то... – Роман напряг память. При той сцене он не присутствовал, знал ее только со слов Сереги. Правда, Стас там был, он должен помнить. Но все-таки... Вспомнил! – Ключ от рая номер сто двадцать девять. Чибис еще тогда засмеялся на серегину шутку: «Ну, типа того». И очень просил ему крестик с ключом оставить.
– Оставили?
– Нет, конечно. Только где он теперь? Скорее всего, в прокуратуре. Или у нас в кабинете мог остаться, и тогда его или убоповцы при обыске выгребли, или где-то лежит до сих пор. Так вот, это банковский сейф.
– Во всех банках есть ячейки?
– Во многих.
– Ну, и как мы найдем нужный?
– Я думаю, сейф оформлен на его имя.
– Или на поддельный паспорт.
– Или находится на Луне! Гадать можно сколько угодно.
– С учетом банковской тайны...
– Попросим Юрку Голицына, он наштампует нам липовых запросов. В конце концов, нам известен номер ячейки.
– На все это уйдет год.
– Есть другие предложения?
– Дай мне чистый мобильник.
Пока Егоров набирал номер и ждал соединения, Миша наклонился к Роману и прошептал:
– Если это важно, то у Чибиса был поддельный паспорт на имя Милорадова Валентина Константиновича. Я сам его видел.
– Чего ж ты раньше-то молчал, а?
– Так вы мне слова не давали сказать...
Егоров дозвонился, и Шилов, отвлекшись от Миши, прислушался к разговору:
– Борисыч, узнал? Помощь твоя нужна! Слыхал о моих проблемах? Повидаться бы надо. Если нет, я не обижусь... Так, а где? Во сколько? Договорились!
Егоров вернул телефон и сказал с легким торжеством:
– В три часа нас будет ждать человек. Мой реабилитированный зэк из налоговой, Суворов. Ну, ты, Ром, его видел. Помнишь, горилку вместе пили в моем кабинете?
Карташов открыл ключами дверь квартиры Скрябина и вошел.
Постоял в коридоре, принюхиваясь. Прошел в комнату.
Стас лежал поперек кровати, укрытый каким-то рваным пледом. Из-под пледа торчали ноги в носках и мятых штанах, и голова со спутанными волосами. На полу у кровати валялись пистолет в кобуре, ксива, пустая сигаретная пачка, пустые пивные бутылки.
Покачав головой, Карташов пересек комнату и раздвинул тяжелые шторы. Солнечный свет заставил Стаса поморщиться, что-то пробормотать и накрыть голову пледом.
Собрав бутылки и сигаретную пачку, Карташов ушел на кухню. Раковина была завалена грязной посудой, на столе лежали куски засохшего хлеба, пакет с растаявшими пельменями, банка консервов, которую, видимо, Скрябин начал вскрывать с пьяных глаз, но так и не сумел управиться с открывашкой, и только попортил.
Иваныч сложил мусор в пакет, протер салфеткой часть стола, поставил принесенного с собой «малька» водки. Снял куртку, надел фартук и принялся мыть посуду. Получалось это у него ловко, как будто он всю жизнь прибирался у Стаса.
За этим занятием Скрябин его и застал.
Ежась и потряхивая головой, он проковылял из комнаты в кухню и тяжело сел за стол.
– О, явление! – Карташов вполне доброжелательно усмехнулся. – Здорово, красавец!
– Ты как здесь?..
– Светка твоя ключи отдала. Сказала, больше ей не нужны.
– Да пошла она! – Стас подпер голову, посмотрел в пол.
– Я тебе взял поправиться...
Внимательно рассмотрев «маленькую», Скрябин с сожалением покачал головой:
– Нет, хватит. Надо в себя приходить.
Вместо водки он жадно выпил мутного рассола из трехлитровой банки с огурцами, стоявшей на подоконнике.
Карташов продолжал мыть посуду и говорить, время от времени, словно по расписанию, оглядываясь на Стаса, чтобы увидеть реакцию:
– Я в больницу звонил. К худшему не меняется, так что уже хорошо.
– Спасибо. Ты только из-за этого пришел?
– Чибиса застрелили. Через окно камеры, прямо из соседнего дома.
– Не слабо.
– Арнаутов считает, что это Шилов. Такую облаву устроил – весь город на ушах стоит.
– Что с него взять, с дурака?
– Он не дурак... Рома просил меня достать фото Арнаутова и Виноградова. Парнишка этот, который с явкой пришел, мельком видел мента, который Чибиса крышевал. – Иваныч закончил с посудой, вытер руки, снял фартук. Встал, прислонившись к раковине, лицом к Стасу. – Фото я достал, а Рома не звонит. Свяжись с ним, я готов встретиться.
– Я не знаю, где он, – отвел глаза Стас.
– Рома сам предложил держать связь через тебя. Так что брось валять дурака, шутки кончились: если Арнаутов найдет Рому раньше, он его в живых не оставит...
24
Выбрав момент, когда его непосредственного руководства масштабной облавой не требовалось – люди работали, операция шла своим чередом, не принося результатов, – Арнаутов заехал в прокуратуру.
– Я быстро, – буркнул он водителю и, поднимаясь по лестнице и топая по коридору, представлял, как будет извиняться перед Кожуриной.
Извиняться он никогда не умел... Даже если сам признавал, что явно не прав.
Кожурина сидела за столом и писала. При появлении Арнаутова подняла голову, но писать не прекратила. Даже как будто начала еще быстрее водить ручкой по разграфленному бланку. Официальным тоном сказала:
– Слушаю вас, Николай Иванович.
Арнаутов шумно вздохнул. Огляделся, как будто был в кабинете впервые. Заинтересовался справочниками на книжной полке, цветочками на подоконнике. Понял, что смотрится глупо, и на едином дыхании выпалил:
– Я тебе нагрубил. Извини!
Рука Кожуриной дрогнула, и замедлила движение. Голос тоже как-то изменился:
– Солдафон – он и есть солдафон.
Арнаутов вздрогнул. Подошел, оперся на стол Кожуриной. Она продолжала писать.
– Я солдат, и у меня погибли люди! Если он при задержании окажет сопротивление, я ему лично глотку перегрызу!
– Вот пока ты клыками лязгаешь, ты его не найдешь. А головную боль поимеешь. – Кожурина, наконец, бросила авторучку и, сцепив пальцы в замок, посмотрела Арнаутову в лицо. – Ты в курсе, что уже поступило пять жалоб от граждан и юридических лиц? Ты что, решил в городе устроить полный беспредел?
– Пусть сдадут Шилова. Ему кто-то помогает, это ясно.
– А ты заложников возьми. И если он сам не сдастся, расстреливай их, каждый час по человеку.
– Ладно, я дурак, ты умная. – Арнаутов перестал давить стол, сцепил руки на груди, качнулся на каблуках. – Дай совет.
– Знаешь, Коля, почему ты полковником стал?
Арнаутов с легким подозрением посмотрел на Кожурину.
– Потому, что иногда прислушивался к моим советам.
Арнаутов, поджав губы, отвернулся.
– А вот знаешь, почему ты никогда не будешь генералом?
Он посмотрел еще более подозрительно.