Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.

Стас просто качнулся назад – и они вместе упали.

Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.

Кто-то дважды выстрелил в них.

– Не стрелять! – заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. – Это наш!

Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.

Не успел спасти Лысого.

Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:

– Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!

Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.

Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.

– Пусти! – орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:

– Все, братишка, все, все...

Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.

Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах – и своем, и Стаса – закончились, и у него оставалось только два выхода.

– Не валяй дурака, Васильев. Проиграл – плати, – крикнул ему Арнаутов.

Дядя Вася покачал головой:

– Стар я на зону идти!

– Щас подойду – помолодеешь.

– Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!

– В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?

– А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!

– Гнида ты!

– А ты ангел? Тогда догоняй!

Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, – головой вниз и с вытянутыми руками – прыгнул с крыши во двор.

Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.

27

Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов – медиков, криминалистов, следователей, – работа на месте происшествия затянулась.

Надо было осмотреть, сфотографировать и подробно описать в протоколе три трупа, лестничную площадку, крышу и двор. Надо было собрать все гильзы и пули. Осмотреть машину покойного адвоката. Принять письменные рапорта от сотрудников, участвовавших в задержании. Опросить жильцов дома. Надо было сделать много чего, и работа затягивалась...

Стас курил, сидя у стены дома на каких-то поломанных ящиках, и безучастно наблюдал за царившей вокруг него суетой. Время от времени он принимался оттирать кровавые пятна с одежды. А потом снова курил, несколькими затяжками приканчивая сигарету и поджигая новую от окурка.

Подошел Роман с бутылкой водки в руке:

– Будешь?

– На руки полей.

Шилов полил. Потом выпил и сел рядом со Стасом.

Все вокруг были заняты делом, и не обращали на них внимания.

– Трудно было? – задал Шилов дурацкий вопрос.

Самый опасный момент наспех составленного ночью «Плана „Б“» заключался в том, что Стаса могли просто убить, узнав адрес. Конечно, по всей логике получалось, что его обязательно притащат с собой, чтобы использовать как живой ключ для входа в квартиру, но... Могли просто убить. И никто бы этому не помешал. Ведь для того, чтобы все выглядело убедительно, пришлось оставить его без прикрытия, правдоподобно разыграв сцену ухода из-под наружного наблюдения перед встречей с Лукошкиным.

– Не помню, – ответил Скрябин.

– За Карташовым уже поехали.

– Я рад.

– Вот так вот все и закончилось.

– Особенно для Сереги.

Шилов выпил, закурил. Посмотрел в сторону:

– Я в его смерти не виноват.

– Никто не виноват в его смерти... Поеду я. Маму в наш госпиталь перевели. Я этого полгода добивался, а тут за два часа все решилось.

– Правильно, раньше ты был оборотнем, теперь стал героем.

– Невелика дистанция. Увидимся!

– Куда мы денемся?..

Скрябин ушел. Шилов остался сидеть, глядя вниз. По глоточку прикладывался к бутылке. Иногда, ведя с самим собой мысленный спор, качал головой или флегматично пожимал плечами.

Подошел Егоров:

– Дай закурить... Я все узнал, сегодня нас допрашивать не будут. Я к своим поеду, а то они с ума сходят.

– Давай.

– Береги себя! Все, как в кино было... Ладно, пока!

Во двор заехала «Газель» передвижной криминалистической лаборатории, привезшая Юру Голицына. Он бодро выскочил из кабины и пошел к Шилову. Роман поднялся ему навстречу. Голицын лучился энергией:

– Дело мне поручили. Кожурина у меня в бригаде.

– Здорово, – равнодушно прокомментировал Шилов, отворачиваясь, чтобы Голицын не увидел выражение его лица.

Голицын почувствовал его состояние. Замялся, подыскивая нужные слова. Не подобрал и, решив, что поговорят позже, с преувеличенной бодростью махнул папкой в сторону распахнутой двери подъезда:

– Побегу осматривать. Потом все обсудим, ага?

Приехали Арнаутов и Громов.

– Взяли? – спросил Шилов, предчувствуя ответ.

Арнаутов покачал головой:

– Исчез. И еще трое из его отдела. Черт, всегда чувствовал, что этот Карташов – змей.

– Наверное, кто-то страховал этих, – Громов кивнул на лежащий рядом с домом труп Дяди Васи. – Он шефу и позвонил.

– Наверное, – Шилов приложился к бутылке.

– Да, видок у тебя! Ты давай, пока допросы, пока вся эта лабуда, отдохни денька три и – вперед. Работы много.

– Нет, Юрий Сергеевич, с меня все.

– Что?..

– Хватит.

– Я думал, ты крепче.

– Я тоже так думал.

– На войне как на войне.

– Угу. Только меня на этой войне немножко убили.

Громов не нашелся, что ответить.

– Ты там прости... что я там на тебя... гнал. Я просто работал. Теперь нормально все. – Арнаутов протянул руку, предлагая заключить мир.

Шилов руки не пожал:

– Нормально? Я тебе вчера позвонил только потому, что у меня выхода не было. За Скрябина спасибо, конечно, а так... Свой дурак хуже врага.

Арнаутов опустил руку.

Шилов не мог успокоиться:

– Нормально... Для кого нормально? Для меня? Для Сереги? Для Геры Моцарта? Если бы не ты, все вообще могло б быть по-другому.

Задев их плечами, Роман прошел между Громовым и Арнаутовым и направился к выходу со двора.

– Я что, еще по бандиту Моцарту должен поплакать? – спросил Арнаутов.

– Вот и поговорили... – сам себе сказал Шилов, поддевая ногами опавшие листья.

Карташов позвонил в Москву с уличного таксофона.

– Алло! У нас беда...

Он звонил человеку, занимавшему в Организации одну ступень выше него самого. Этого человека Карташов ни разу не видел, и только, по некоторым причинам, догадывался, что тот является действующим генералом МВД.

– ... Я сильно заболел. Нужно отлежаться где-нибудь в хорошем санатории.

– Я понял. Я пришлю ребят. Часов через пять на выезде из города. Приедешь сюда, составим новую медицинскую карту и поедешь, подлечишься...

– И как это судьба угораздила вас в таком месте встретиться? – спросил Роман, выходя вместе с Юлей и Мишей из отделения.

– У этой судьбы есть фамилия – Шилов, – ответила Юля. – Может быть, слышал?

Он обнял ее:

– Ты уж прости меня. Просто так получилось.

Она высвободилась: