- Это пляжный дом, и - само собой - в нем есть электричество.

- Последнее, что тебе надо – это сидеть и думать о всякой фигне.

- Я не думаю!

- А не помешало бы. Нельзя так обращаться с матерью, - он вроде бы и шутил, а вроде и нет. – Я не шучу, Шей. Это первое Рождество за много лет, когда мы все трое можем быть дома одновременно, и ты решил именно в этот раз отпраздновать в одиночку?

Шейн смотрел, как буруны накатываются и разбиваются об коричнево-серые скалы вдоль причала. Брызги взмывали вверх, ледяными кристаллами сверкая на фоне мрачного неба.

- Мне просто… Нужно немного побыть одному.

- Ты и так живешь один, - напомнил брат без всякого сочувствия. – Сколько еще, черт побери, тебе нужно времени? Это безумие какое-то. Тебя только что выписали из госпиталя. И ты должен находится здесь, чтобы мама и Сидни могли связать тебя по рукам и ногам, чего им просто до смерти хочется.

- Ты не меньше Сид хочешь меня спеленать. А мне это не нужно. Я в полном порядке. Просто хочу пару дней побыть один и подумать кое о чем.

- Отклонено, - заявил Шайло. – Думать, о чем бы то ни было – последнее, что тебе сейчас требуется, братик.

- Знаешь, пользоваться мозгами не особо опасно, если занимаешься этим регулярно.

- Ну прям семейный комик. На этом острове хоть какие-нибудь медицинские учреждения есть? – Шайло был «морским котиком». Ему весь мир представлялся одним большим объектом для спасательной операции.

- Наверняка, есть. Это же курорт, а не пограничная застава. Если и нет, то до Лос-Анджелеса всего сорок минут, если вдруг понадобится медицинская помощь. А она мне не требуется. И не потребуется.

- У тебя в животе пятьдесят две скобки.

- Ничего подобного. Вчера их сняли. И врачи… В общем, чтобы ты знал, я не крал одежду у соседа по палате, чтобы сбежать. Меня официально выписали.

- Веря, что ты поедешь домой и будешь спокойно восстанавливаться в окружении семьи.

Это раздражало, потому что отчасти было правдой.

- Здесь я отдохну и расслаблюсь лучше. Я захватил с собой пару книг, до которых давно хотел добраться, а в коттедже полно всякой еды. Буду есть, спать и читать. И никаких самокопаний.

На том конце провода повисла многозначительная пауза, а затем:

- Эй, тут нечего стыдиться, - преувеличенно заботливым тоном сказал Шайло. – Такое случается со многими мужиками. С вашей-то работой. Мне так кажется.

- Ага, очень смешно, - ответил Шейн. – Так смешно, что сейчас все пятьдесят два шва разойдутся.

- Вот именно поэтому ты должен тащить свой зад на корабль, плыть до Лос-Анджелеса и первым же рейсом лететь домой.

- Ха-ха. Поцелуй за меня маму и Сид. Позвоню через пару дней, - и Шейн отключился. Это был практически единственный способ оставить за собой последнее слово в беседе с братом или сестрой.

Он был немного зол, но, через силу улыбнувшись, продолжил путь. Черный чемодан шумно прогромыхал по влажному бетону, а затем по неровному кирпичу тротуара. Заморосил дождь. Белое Рождество, как же. Может скорее, мокрое Рождество? Выглядело все именно так. Оставалось надеяться, что крыша коттеджа не протекает.

Пальмы увешанные рождественскими гирляндами, витрины магазинов и кафе залепленные искусственным снегом. Шейн никогда не бывал на острове в это время года. В летний период курорт принимал миллион туристов, но постоянно тут проживало примерно четыре тысячи человек. Этим утром Авалон был поразительно тих и похож на одну из рыбацких деревушек, разбросанных вдоль побережья Калифорнии. Понятно, если учесть, что экономика Каталины почти на сто процентов зависела от туристического бизнеса.

К тому времени, как Шейн добрался до Кларисс-авеню, он окончательно вымок в смеси дождевой воды и пота и чувствовал себя до нелепости слабым. Настолько, что почти пересмотрел свое решение провести отпуск в одиночестве. Вот что происходит с человеком после семи дней в больнице.

Или после того, как тебя чуть не убивают.

Когда Шейн увидел свет в белом коттедже через дорогу, сердце пропустило удар. Забавно, как спустя два года свет в окне цепляет за живое. После Нортона множество туристов снимало этот домик, но Шейн по-прежнему считал этот коттедж его.

Это было… Шейн мотнул головой, протащил чемодан по короткой дорожке к входной двери и вытащил ключи.

Коттедж был построен в двадцатых годах прошлого века, и хотя в девяностых в нем проводился капитальный ремонт, в основном – что очень мудро - касающийся водопроводной и канализационных систем. Узкие двери, окна со сквозняками, слегка шаткая терраса на втором этаже остались оригинальными.

С карниза падала вода, шальная холодная капля стекла по затылку. И Шейн, наконец-то, открыв дверь, затащил чемодан внутрь.

Коттедж был темным и холодным. Пах застоявшимся воздухом, сыростью, неприветливостью. Последний раз Шейн приезжал сюда из Сан-Франциско в апреле, восемь месяцев назад. Он по-прежнему прилетал на остров так часто, как получалось, ему все еще нравилось нырять в этих водах с высоченными лесами ламинарий, затонувшими кораблями и разбившимися самолетами, но в этот раз у него не будет столько свободного времени. Неприятным напоминанием потянуло в боку. Неважно насколько чиста вода и обильна подводная жизнь, он не смог бы поплавать или понырять, даже будь погода менее зловещей.

Шейн открыл жалюзи, оставил открытой дверь, чтобы проветрить коттедж, и покатил чемодан по кафельному полу к короткой лестнице. Он взял с собой не много вещей, но все равно успел катастрофически ослабнуть, пока тащил чемодан от проспекта Полумесяца до Кларисс-авеню. Оставив чемодан на нижней ступеньке, Шейн зашел в маленькую гостевую уборную, задрал свитер и осмотрел аккуратную белую повязку на животе. Она выглядела надежно закрепленной, без кровавых подтеков, так что… Похоже, обошлось без лишних повреждений.

Шейн опустил свитер. Мужчина в зеркале – коротко стриженные темные волосы, серо-зеленые глаза – скривился. И снова тот же меч, что и два года назад. Понятное дело, в тот раз его всего лишь подозревали в краже. И никто не пытался зарезать.

Пытался? Это была не просто попытка, хотя и не смертельная рана, которую планировал нанести Эфраим Шрейдер.

Шейну повезло. Повезло выжить. Повезло не выйти из строя навсегда. Всего на пару сантиметров повезло, как сказали врачи. Не удивительно, что он чувствовал, что ему есть над чем поразмыслить. Нет, он не лишился самообладания, как, вероятно, подумал Шайло, но было такое чувство… В общем, с того фиаско двухлетней давности он не ощущал такого разочарования.

И это было странно, потому что опыт балансирования на краю смерти должен был произвести противоположный эффект. И Шейн был благодарен и чертовски рад тому, что остался живым и целым. Но потом навалилась эта странная депрессия. Он не знал из-за чего. Не было никаких предпосылок. У него имелась любимая работа, куда он вскоре должен был вернуться, прекрасный дом, загородный коттедж, любящая семья, друзья, поддерживающие его.

Но чем дальше, тем отчетливее он понимал - что-то не так. Нет, словно он что-то упустил.

Может быть – скорее наверняка – это простая реакция на то, что он чуть не погиб. Это нормально. Вполне ожидаемо. Парни, поймавшие пулю, проходили через то же самое. Правда, ножевой удар от вора антиквариата накладывал на ситуацию оттенок абсурда. Как и… то, что он до конца жизни останется объектом острот про неудачное фехтование, во всяком случае до конца своей карьеры точно. Ну и что с того? Он вполне в состоянии пошутить в ответ. На самом деле, он сам является автором большинства из этих шуток.

Нет, просто требуется немного времени, чтобы разобраться в себе.

Шейн прошел в кухню и открыл буфет, хотя прекрасно знал, что там увидит. Он немного преувеличил, рассказывая Шайло, как прекрасно оборудована кухня. О, безусловно, тут было полно консервов, если вы не против жить на сердцевинах артишоков, грибном суп-креме и малиновом желе.

Лучше всего начать с поездки в супермаркет. Надо бы наполнить холодильник, может, даже купить бутылку хорошего спиртного – через дорогу от супермаркета находился приличный винный магазин – вернуться и завалиться в кровать, чтобы как следует выспаться. Да, отличный план. Особенно в части сна. Если что и любил Шейн, так это хорошо продуманные планы.

Памятуя о том, что покупки придется самому тащить до дома, сначала Шейн проявлял покупательскую сдержанность. Купил стейк, пару картофелин, упаковку салата… Потом вспомнил, что еще ему понадобятся такие продукты первой необходимости как масло, хлеб, молоко, яйца и апельсиновый сок. В этот момент, он решил послать все к черту, схватил две бутылки вина, коробку шоколадных конфет, пачку дешевых и безвкусных «традиционных рождественских крекеров» и елочку размером с помирающий домашний цветок. Покупок получилось много, намного больше, чем ему разрешалось поднимать, но мысль о еще одной поездке приводила в уныние.

Ему бы не помешал гольфкарт, на которых ездили все вокруг, поскольку на Каталине обычные автомобили были практически запрещены, но он не так уж часто и не так долго бывал на острове, чтобы расходы на средство передвижения оправдались. Плюс, в обычных обстоятельствах он предпочитал ходить пешком.

Дождь прекратился, и Шейн протащился по проспекту Полумесяца, мимо витрин с гирляндами и красными бантами, затем по Кларисс-авеню, мимо необычных маленьких домиков, украшенных рождественскими огнями, с венком на каждой второй двери и объявлениями о сдаче коттеджа на остальных. По дороге он пытался угадать, отчего намокла футболка – от испарины или крови, и уже почти равнодушно думал о том, что может помереть в собственной гостиной на полу, когда заметил, как на другой стороне улицы отдыхающий, балансируя на стремянке, цепляет красные огоньки на скат крыши.