– Ветер крепчает, – заметил капитан, – Намечается буря. А бури в здешних местах страшные.

– Может она обойдёт нас стороной, – с надеждой в голосе заметил Эстор.

– Всё может быть. До ближайшей земли нам всё равно не доплыть, поэтому, Геллиот, беги скажи гребцам, что они могут отдохнуть часок, другой. Ветер сильный, попутный, а они трудились всю ночь.

Геллиот ушёл вместе с капитаном, а Эстор, поздоровавшись с Бернаром, ушёл читать в другую часть палубы.

К полудню, как и предрекал капитан, ветер превратился в ураган, принёсший низкие тучи. Паруса трепало и рвало. Огромные волны бились о борта, начался дождь. Гребцы были на вёслах. Остальных послали вниз вычерпывать воду из трюмов. На палубе оставались только Бернар, Эстор и Геллиот. Вскоре на палубу вышел Арчибальд, неся на руках ящик с какими‑то инструментами.

– Ну, что, Сеньоры, как погодка! – проорал он, стараясь перекричать ветер. – наш капитан, похоже, думает, что я железный. Мне, например, тяжеловато нести этот ящик. Я тут и воин, и гребец, и грузчик.

Увидев проходящего мимо матроса, он окликнул его:

– Эй, Микаэль, возьми это и отнеси вниз, – и он дал в руки Микаэля тяжёлый ящик с инструментами. Хотя тот был намного выше Арчибальда, он зашатался и спросил:

– Арчибальд, ты лесорубом не служил?

– Нет, а что?

– Откуда ж у тебя такая силища‑то! Они просто каждый день толстенные брёвна таскают.

– Недаром же я больше десяти лет гребцом прослужил. Сейчас пойду помогу нашим и в кают‑компанию. Вам бы тоже не мешало бы. Ураган какой!

– Эстор, очнись! Ты собираешься погреться? – вопросительно посмотрел на друга Бернар. Тот за чтением забыл и о дожде, и о холоде.

В кают‑компании было тепло и уютно. Там собралась вся смена Арчибальда и ещё двое‑трое матросов. Другим приходилось вычерпывать воду с постоянно заливаемой нижней палубы и работать тяжёлыми вёслами.

– Как мне остальных жалко, – сказал Микаэль, садясь на своё место рядом с Арчибальдом.

До обеда было ещё около получаса, но нетерпеливые матросы заставили кока выставить на стол всё, что тот успел приготовить. Самые голодные сразу же набросились на еду. Иные же разбрелись по всей комнате и занялись каждый своим делом. Эстор возобновил прерванное чтение, уютно устроившись в уголке на подоконнике. Двое других играли в шахматы на том же подоконники, остальные либо разговаривали группками, либо с энтузиазмом поглощали пищу.

Между Микаэлем и Геллиотом разгорелся спор. О чём именно Бернар не понял. Но все уже настолько привыкли к таким маленьким и, в сущности, безобидным стычкам, что не обратил на него никакого внимания.

Геллиот в горячности запустил в Микаэля чайной ложечкой. Та пролетела у самого его уха и упала на стол. Микаэль вскочил, но, вспомнив о куриной ножке, опустился на стул, прошипев:

– Я ещё с тобой разберусь.

– Что, объявляешь ему войну? – со смехом спросил другой матрос. – берегись, Геллиот, Арчибальд, наверняка будет на его стороне. А с таким противником тебе не справиться.

Все засмеялись, даже Арчибальд растянул губы в чём‑то наподобие улыбки.

В эту минуту распахнулась дверь с таким грохотом, что все обернулись. Вместе с волной холодного воздуха в кают‑компанию влетел вахтенный.

– Пираты, пираты! – заорал он. – плывут к нам.

– Ещё этого не хватало. И так буря‑то какая, а тут ещё сражаться, – пробормотал Микаэль.

И сказал он это вполне будничным тоном, что Бернар удивился, но потом вспомнил, что нападения пиратов в этих морях уже стало будничным и вполне обычным явлением. Но многие молодые матросы страшно испугались. Шахматная доска с треском полетела на пол, шахматы раскатились по всей каюте, а двое игроков с перекошенными от страха лицами скатились с подоконника.

– Новички, – сказал Микаэль Бернару, проталкиваясь к выходу и на ходу отстёгивая от пояса кинжал [все матросы носили на поясе длинные ножи или кинжалы].

– Как я их ненавижу, – зарычал Арчибальд, с остервенением прокладывая себе дорогу между упавшими стульями и растерявшимися людьми. Попадавшиеся ему на пути матросы стремились убраться прочь, потому что им столкновение с ним грозило как минимум переломанными руками.

– да, – протянул Микаэль, – С ним такое бывает.

Все выбежали на палубу с кинжалами в руках.

– спокойно! Без паники! – закричал, появившийся из колеблющегося мрака и пелены дождя, капитан.

Погода была жуткая. Дождь мешал видеть, застилал глаза, ураганный ветер рвал паруса, волны крутили и вертели корабль, как им вздумается, он почти стоял на месте. Гребцы уже давно оставили вёсла, и теперь все они собрались на нижней палубе в ожидании невидимого врага. Вдруг откуда не возьмись, из зыбкого мрака вынырнули тёмные вооружённые фигуры и с воинственным криком бросились на матросов. Кто‑то прокричал в темноте: «На абордаж!», и Бернар увидел сквозь пелену дождя силуэт пиратского корабля, качавшегося на волнах у самого борта «Ирэнны». Потом начался ад. Шум бури, крики, топот бегущих ног, звон скрещивающихся клинков – всё смешалось в сплошной рёв. Вокруг Бернара кипел бой, иногда он видел, как прямо перед ним взвивался в воздух серебристый клинок или возникала чья‑нибудь тёмная фигура. Поняв, что от него всё равно будет мало толку – тактики морского боя он был не обучен, а ещё и в таких условиях воин из него получался никакой – он пробивался к лестнице наверх. По дороге он натолкнулся на Руперта.

– Беги и скажи нашим дамам, чтобы ни под каким предлогом не выходили из кают, пока всё не закончится! – прокричал он ему в самое ухо. – ты Эстора не видел?

– Нет. В кают‑компании его нет.

Бернар понимал, что звать друга бесполезно, его бы всё равно никто не услышал. Также он понимал, что Эстор наверняка пошёл за своим кинжалом наверх в каюту, значит, его следует искать именно там.

Он буквально налетел на Эстора на верхней ступени лестницы.

– Эстор, – задыхаясь, проговорил он, – Ты у нас волшебник. Можешь сделать так, чтобы буря утихла?

– Не знаю, но я попробую. Я не учился морскому волшебству.

– А, может быть, наши дамы смогут?

– Навряд ли. Тётушка о морях вообще ничего не знает, и она учила меня только сухопутному колдовству, а Лебелия, скорее всего, тоже ничего не сможет сделать. Я немного могу заклинать ветер. Но не уверен, что у меня получится.

Эстор подошёл к перилам и посмотрел на воду. Подняв руку, он что‑то прошептал на незнакомом языке, и вдруг ветер стал ослабевать, волны сделались менее свирепыми, а плотная пелена дождя начала редеть, и стали видны и пиратский корабль, и живое колышущееся море вооружённых людей внизу.

Эстор ещё несколько минут стоял неподвижно, устремив внимательный взгляд в морские просторы, потом повернулся и вытер выступивший на лице пот.

– Спасибо, Ты спас всех. А говорил – не можешь.

– Волшебство долго не продержится. Минут десять‑пятнадцать. А поддерживать его заклинаниями я не могу. Очень много сил отнимает. Будем надеяться, что буря скоро утихнет.

Эстор облокотился о борт и закрыл глаза.

Мимо них пробежал какой‑то человек. Бернар не разглядел, но, кажется, это был Геллиот. Бернар повернулся и стал следить за битвой. На площадке перед трапом велась ожесточённая борьба. Но тут матросы «Ирэнны» отхлынули назад, и Бернар увидел Геллиота, сражавшегося со здоровенным пиратом с чёрной повязкой на глазу. Потом всё опять скрылось под телами людей. Потом раздался звон и хруст перерубаемого клинка, и победоносный возглас Геллиота: «Убит ваш атаман, разбойники!»

Пираты заволновались и сбились в кучу, потом Бернар увидел, что они перепрыгивают на борт своего корабля и тащат за собой пленённого матроса. Остальные моряки пытаются освободить своего товарища, но тщетно. Не зная почему, Бернар вдруг вырвал из рук Эстора кинжал и помчался вниз по лестницы, но чем он мог помочь. На бегу он зарубил одного‑двух из в беспорядке отступающих разбойников и остановился в толпе матросов.

Буря стала утихать. Тучи начали рассеиваться. В разрывах туч стало проглядывать солнце, и стало видно, что отчаянно сопротивляющийся в руках пиратов матрос – это Геллиот. На пиратском корабле гребцы взялись за вёсла, и он отошёл на безопасное расстояние от «Ирэнны», на котором его не могли достать ни дротики, ни пущенные вслед кинжалы, и снова бросило якорь.

– Что они делают? – удивлённо спросил Бернар у одного из матросов.

– Не знаю.

Но через секунду всё стало ясно. Пираты выволокли на палубу связанного Геллиота. Затем его развязали, и двое разбойников грубо схватили его сзади за плечи, а третий стал перед ним. Затем всё происходило очень быстро. В воздухе серебристой молнией сверкнул кинжал, раздался душераздирающий крик, и окровавленная рука Геллиота упала на палубу. У всех зрителей этой кровавой сцены вырвался возглас ужаса. Несколько матросов метнулось к борту, но капитан тихо сказал:

– Не надо. Вы всё равно ему уже ничем не поможете, а вас убьют…

По лицу Геллиота текли слёзы, но он вырвался из рук державших его разбойников и подбежал к борту. Он помахал здоровой рукой и крикнул:

– Не забывайте меня, ребята! И не старайтесь освобождать меня, плывите дальше. Арчибальд, видно не придётся мне увидеть твои горы!

И он вдруг рассмеялся.

Арчибальд отсалютовал ему и поднял большой палец, что могло означать: «молодец! Держись!»

Пираты, не теряя времени, взялись за вёсла, ветер надул чёрные паруса, и корабль понёсся по волнам, унося свою жертву неизвестно куда.

Моряки стояли и молча смотрели на удаляющуюся фигуру Геллиота. Кровь текла густой широкой струёй, а он всё стоял, пошатываясь на корме, махал им рукой, и улыбался…

…корабль скрылся из виду. И прошло то ужасное оцепенение, в котором несколько минут пребывали все матросы.

– Будь они прокляты! – ломая руки, вскричал Микаэль, и прежде, чем все успели опомниться, бросился с борта в воду и попытался плыть.