Все вздрогнули от неожиданности (хотя и ожидали этого момента), когда из трубы, отведенной от арматуры в специальную яму, с шумом вырвалась, словно заряд из ружья, грязно-серая струя глинистого раствора, перемешанного с нефтяным газом. Скважина заработала. Через равные промежутки времени из трубы толчками запульсировала жидкость. Вот струя стала постепенно темнеть и вдруг все увидели, что в яму пошла нефть — черная, жирная, с коричнево-зеленоватым оттенком.

Алексей подошел к Климову и крепко обнял его.

— Спасибо, Иван Иванович, за все!..

— Что ты… Что ты… — забормотал Климов, часто моргая глазами. — Твой… мой… труд это… Наш общий труд это…

Вачнадзе глубоко вдохнул воздух, пропитанный запахом нефти и газа.

— Хорошо пахнет, а? — дернул он за рукав Сельдина.

Сельдин, не отрывая глаз от скважины, закивал согласно головой. Но Вачнадзе не отставал. Дергая Сельдина за рукав, говорил:

— Хорошо, а?.. Сколько, думаешь, даст за сутки?

Сельдин глубокомысленно прищурил один глаз, оттопырил нижнюю губу.

— Все от размера штуцера зависит, — наконец ответил он.

— Ну, а все-таки, — настаивал Вачнадзе.

— Да ведь как сказать… Во всяком случае, на четырехмиллиметровом тонн эдак восемьдесят-девяносто даст с гарантией!..

— Хорошо, дорогой! — хлопнул его Вачнадзе по плечу. — Жди награды! За такой подарок правительство на ордена не поскупится…

Они шли по степи. Молчали. Все, что так хотелось сказать друг другу, было уже сказано. Изредка Галина наклонялась и срывала цветок. У нее в руке уже набрался яркий букет красно-бордовых, желтых, белых, голубых, даже зеленоватых каких-то, а она все наклонялась и срывала новые тюльпаны. Иногда искоса, с лукавой влажной искоркой в глазах взглядывала на молчавшего Алексея, чему-то затаенно улыбалась и вновь шла вперед — в степь, покрытую тюльпанами.

По степи гулял теплый ветер, напоенный ароматами ранних трав, влажной земли и цветов, качал головки тюльпанов, ласково гладил щеки. Солнце шло к закату, и его неяркие лучи уже не грели.

— Скоро ночь, — тихо сказала Галина и посмотрела на Алексея. — Вернемся?

Алексей протестующе закрутил головой.

И они пошли дальше.

Солнце опустилось к самому горизонту, и лучи его сделались совсем красными. Степь покрылась таинственными тенями, затихла, словно заснула. И только ветер, неугомонный, беспечный, то улетал куда-то в темнеющую даль, то возвращался снова.

Они остановились на невысоком холмике. Стояли, вслушиваясь в странную, какую-то легкую и прозрачную тишину. Казалось, пройдет минута — и вся степь наполнится чуть слышным звоном невидимых колокольчиков.