– Ты слишком много говоришь, муж, ― поет она, потираясь задницей о мой член. – Почему ты так долго не можешь взять то, что принадлежит тебе?

Черт!

Эта женщина действительно знает, как поджечь мою кровь.

Я поднимаю ее задницу с кровати, пока она полностью не оказывается на коленях подо мной. С ее волосами, хорошо обмотанными вокруг запястий, я оттягиваю ее голову назад, приникая губами к ее уху.

– Вся ты моя, Acushla - дорогая. Все до последней дырочки, все до последней крупинки любви. Ты больше никогда не откажешь мне в доступе к своему сердцу. Ты моя, так же как и я твой. Всегда и навсегда.

Ее полные вожделения глаза приобретают более мягкий оттенок, настоящая любовь пронзает мое сердце.

– Возьми меня, Тирнан. Мое тело и мое сердце - твои. Всегда и навсегда.

Я смачиваю свой член ее соками, убеждаюсь, что он хорошо смазан, и помещаю свою корону на ее сжатую, запретную дырочку. Затаив дыхание, она терпеливо ждет, когда я заполню ее всю, дюйм за дюймом. Я смотрю, как ее руки сжимают простыни, когда я проникаю в ее самые сокровенные места. Как и в нашей любви, боль и наслаждение сталкиваются, исполняя свою мелодию, хорошо знакомую нашим душам. Она выкрикивает мое имя, говоря мне, насколько полной она себя чувствует со мной внутри, пока я скачу на ее заднице, словно это моя собственность. На одном дыхании она молит Бога спасти ее от такого восторга, а на другом умоляет меня трахать ее сильнее, быстрее, больше. Я даю ей все это и даже больше, шлепая ее по киске и попке, когда она близка к тому, чтобы упасть с карниза без меня. Только когда ее икры начинают дрожать и она начинает говорить на своем родном языке, я проявляю милосердие. Я трахаю ее киску пальцами, одновременно вбиваясь в ее тугой проход, и когда она наконец достигает кульминации, я отпускаю ее и следую за ней в рай, зная, что, когда я вернусь, она будет здесь, в моих объятиях. Я припадаю к ее боку, целую ее обнаженное плечо и выдаю первую искреннюю, восторженную улыбку, которая когда-либо появлялась на моих губах. Я убираю ее волосы с лица и прикладываю еще один целомудренный поцелуй к ее губам.

– Рай, Acushla - дорогая. Ты подарила такому дьяволу, как я, рай.

– Вот такой теперь будет жизнь для нас четверых, мой король. Чистая. Беспредельное. Блаженство. ― Она улыбается, обращая свой мягкий спокойный взгляд на Шей и Колина.

Они оба мгновенно притягиваются ближе, как будто одного ее взгляда достаточно, чтобы призвать их к себе. Мы обнимаем нашу женщину, когда она, поддавшись усталости, засыпает, зная, что небеса будут ждать ее, когда она проснется.

Однако на следующее утро я просыпаюсь не от нежного поцелуя жены, а от легкого храпа Шэй у моего уха.

Хм.

Как бы я ни наслаждался прошлой ночью - а я действительно наслаждался много раз в течение ночи, трахая свою жену после того, как Шэй и Колин овладели ею, - просыпаться под храп брата - это не то, как я представляю себе утро в будущем. Нам придется договориться и установить правила, как будут работать наши своеобразные отношения, чтобы обеспечить их успех. Но это лишь мелкие детали, которые мы можем легко уладить. Самое сложное было понять, есть ли у нас шанс на жизнь, которую хотела моя жена, и после вчерашнего вечера я знаю, что есть.

Когда я вижу, что ни Роза, ни Колин не лежат в постели, я подхожу к своему старому комоду, выбираю несколько рваных джинсов и футболку голубого цвета, поскольку знаю, как Розе нравится этот цвет, и спускаюсь вниз в поисках их обоих. Когда я дохожу до кухни и вижу там только Athair – отца и Колина, мои брови сходятся вместе.

– Где Роза?

– В соборе Святого Креста. Твоя матушка и она ушли сегодня рано утром, чтобы помолиться и зажечь свечу за благополучное прибытие малыша. Хотя, если хочешь знать мое мнение, твоей жене, наверное, тоже стоит произнести несколько «Аве Мария» после того, что мы все услышали вчера за ужином. Господи, парень. Этот дом не звуконепроницаем, ты же знаешь. У отца Дойла чуть инсульт не случился, когда вы четверо сцепились, как кролики. ― Мой отец качает головой в знак неодобрения. Колин прячет улыбку за кружкой кофе, а я сажусь за кухонный стол.

– Мы должны поговорить, Athair – отца.

Он поднимает руку и останавливает меня, прежде чем я успеваю вставить хоть слово.

– Если ты собираешься сказать мне, что решил пойти по пути Братвы и разделить свою жену с братом и кузеном, я бы предпочел, чтобы ты избавил меня от подробностей. Ходят слухи, что Волковы - не единственные, кто решил, что дочери семей должны делиться между своими мужчинами. Каждому свое, говорю я. Только не впутывай меня в это. Насколько я понимаю, девушка Эрнандес выполнила свой долг, выйдя за тебя замуж и забеременев следующим Келли. Все, что будет после этого, меня не касается.

Колин нахмурился, когда занял место рядом со мной. И, честно говоря, я тоже.

– Роза - не девушка Эрнандеса, как ты выразился. Она моя жена, и это больше, чем просто женщина, которая родит следующего по линии Келли. Она будет матерью твоих внуков, Athair – отец, и заслуживает твоего уважения.

Мой отец хмурится, уставившись в свою кружку с чаем, вместо того чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ее семья отняла у нас слишком много, Тирнан. Ты не можешь ожидать, что я приму ее с распростертыми объятиями и оставлю прошлое в прошлом.

– Она не несет ответственности за смерть Патрика, Athair – отец. Возможно, ее семья приложила к этому руку, но в какой-то степени и мы тоже. Не Роза. На самом деле, она сделала все наоборот. Ее жертвенность в договоре сделала так, что она исполнила его единственное истинное желание. Благодаря ей наступил мир. Как можно ненавидеть женщину, которая дала Патрику то, чего он всегда хотел больше всего в жизни?

Выражение лица моего отца выражает печаль при воспоминании о погибшем сыне.

– Я тоже по нему скучаю. Каждый гребаный день. Но я отказываюсь не быть счастливым с Розой только потому, что ты все еще держишь обиду. Это несправедливо по отношению к ней, и это несправедливо по отношению к нам, которые хотят жить дальше и жить достойной жизнью. Я люблю ее, Athair – отец. Шэй и Колин тоже. Она - мое сердце, Athair – отец. И чем скорее ты поймешь, что она - семья, тем скорее ты сможешь стать частью моей.

Я встаю со своего места, Колин рядом со мной, когда мой телефон решает взорваться и испортить мой драматический выход. Когда я вижу на экране имя моей матери, я сразу же отвечаю.

– Ма?

– Тирнан! Слава святой Бригитте, ты ответил.

– Что случилось, ― торопливо спрашиваю я, и волосы на моей шее встают дыбом от паники в ее голосе.

– Это Роза! Она ушла.