Неужели я настолько труслива?

Даже когда на кону стоит мое собственное счастье?

Мои пальцы вцепились в дверную ручку, но ноги отказываются двигаться.

Когда я оборачиваюсь, Тирнан лежит на своей кровати в одних трусах, закинув руки за голову. На его левой мускулистой груди татуировка в виде большого гэльского герба. Кроме этого, я не вижу никаких других татуировок на его крепком, мускулистом теле. И, к моему стыду, мои жадные глаза впиваются в каждый безупречный участок кожи, чтобы убедиться, что я не пропустила ни одной, спрятанной где-нибудь подальше.

– Я думал, ты уходишь? ― сухо спрашивает он, возвращая мое внимание к его лицу.

– Я передумала.

– Я не знал, что ты такая непостоянная. Я обязательно добавлю это в твой длинный список недостатков.

– Ты составляешь список? Я не думаю, что ты самый подходящий человек для этого. Ты не знаешь обо мне ровным счетом ничего.

– Это фигура речи. И я знаю достаточно.

– Нет, не знаешь. Мы вряд ли провели достаточно времени вместе как муж и жена, чтобы ты мог так говорить.

– А то время, когда я оставил отпечаток своей руки на твоей заднице, считается?

– Нет, не считается.

– Ты уверена? ― Он поднимает бровь. – Потому что в таком наряде это единственное качественное время вместе как муж и жена, которое меня сейчас интересует.

И чтобы доказать свою точку зрения, он убирает одну руку под голову и прячет ее под трусами от Armani. Я сухо сглатываю, наблюдая, как он медленно поглаживает свой член, вверх и вниз.

– Раз ты передумала, значит ли это, что ты все еще хочешь учиться? ― Его гладкий бархатистый голос заставляет мой низ живота скручиваться от желания.

Я киваю, облизывая внезапно потрескавшиеся губы.

– Хорошо. Иди сюда.

Я делаю шаг к кровати, его глаза прикованы ко мне, пока он гладит свой член в своей руке.

– Встань на колени на кровати.

Мой пульс учащается с каждым приказом, угрожая, что мое сердце взорвется в груди в любой момент, но все же я делаю то, что он приказывает, и ставлю колени на край его кровати.

– Хорошая девочка.

– Не нужно меня успокаивать, ― пытаюсь я огрызнуться в ответ, но в моих словах очень мало тепла.

– Тебе не нравится, когда тебя называют хорошей девочкой? ― поддразнивает он.

– Мне двадцать семь лет. Я уже давно не девочка.

– Верно. Но сколько ты знаешь двадцатисемилетних девушек, у которых девственная плева еще цела? Твоя девственность не помогает твоим аргументам, не так ли?

Мое лицо сразу же хмурится.

Как будто это моя вина, что я так долго хранила свою девственность.

Как будто он не приложил руку к моему вынужденному безбрачию, когда поклялся соблюдать договор.

Именно из-за него и таких, как он, я провела большую часть своей взрослой жизни, не имея ни друзей, ни тем более парня, который был бы достаточно смел, чтобы прикоснуться ко мне. С семнадцати лет все знали, что я помолвлена с печально известным Тирнаном Келли, и из-за этого мой отец позаботился о том, чтобы любой мужчина с действующим членом, который осмелится оказаться на расстоянии вытянутой руки от меня, носил фамилию Эрнандес. Я не знаю о сексуальном прошлом Тирнана, но сомневаюсь, что среди его любовников были члены семьи. И если мне предстояло лишиться девственности до свадьбы, то именно такой круг мужчин был в моем распоряжении. Секс с двоюродным братом, даже если он дважды родной, был для меня слишком похож на инцест. Я предпочитала быть девственницей, а не альтернативу.

– Только избавь меня от комментариев хорошей девочки.

– Значит ли это, что я не должен ожидать, что ты тоже будешь называть меня папочкой? ― насмехается он с негромкой усмешкой.

Этот мужчина развлекается за мой счет и при этом откровенно дрочит у меня на глазах.

Господи, как же он бесит.

Я бы так ему и сказала, если бы не была так очарована тем, как его член, кажется, становится все больше и толще с каждым движением.

– Подойди ближе, ― приказывает он, видя, как я заворожена тем, что он делает.

Я подхожу к нему ближе, пока мои колени не касаются его босых ног.

– Ближе. Поставь колени по обе стороны от меня, ― инструктирует он, его голос снова греховно горловой.

Я снова делаю то, что он говорит, пока моя задница не оказывается на его коленях. Он вытаскивает руку из боксеров и возвращает ее за голову.

– Вытащи его.

– И под этим ты подразумеваешь... ― Я указываю на его выпуклый ствол.

– Мой член, Роза. Или у тебя есть более сложный способ сказать «член»?

– Член, ― бормочу я, больше как оскорбление для него, чем как имя, которое мне удобно использовать для описания его интимных мест.

– Дик сойдет. ― Он усмехается. – Просто перестань тянуть время и достань его.

Я прикусываю нижнюю губу, мой взгляд падает с его лица обратно на его член.

Тирнан издает стон, его член покачивается под тонким черным материалом простыни.

– Как он это сделал? Ты даже не прикасался к нему, ― с любопытством спрашиваю я, откровенно поражаясь тому, что часть тела может обладать собственным разумом и двигаться, когда ему вздумается.

Он снова негромко смеется, и я впервые замечаю, что он выглядит расслабленным. На его лице нет той постоянной хмурости, которую он упорно сохраняет каждый раз, когда находится рядом со мной. Он выглядит как-то по-мальчишески. Если я чуть-чуть прищурю глаза, он становится почти похож на своего брата, Шэй.

Беззаботный и игривый.

– Что смешного? ― спрашиваю я, уже не так нервничая, как минуту назад.

– Ты. Это ты смешная.

– Потому что я не знаю, как устроена мужская анатомия?

– Потому что ты взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок на Рождество, глядя на мой член, как на игрушку, с которой она отчаянно хочет поиграть, но не знает как.

Его утверждение не так уж далеко от истины, надо отдать ему должное.

– Ты собираешься сказать мне или нет? Как она может вот так сама по себе?

– Ты хочешь увидеть как?

Я киваю.

– Снова прикуси губу, ― приказывает он.

Мой лоб морщится в недоумении, но я делаю то, что он говорит, и прикусываю губу.

На этот раз вместо того, чтобы застонать, он бормочет слово «блядь», и в этот момент его член снова подрагивает.

– Видишь? Волшебно, ― дразнит он, еще больше погружаясь в матрас.

– Это происходит каждый раз, когда женщина прикусывает нижнюю губу рядом с тобой?

Он качает головой.

– Это маленькая досадная привычка, которая появилась только с тех пор, как ты появился в моей жизни.

Я не знаю, почему это заставляет бабочек хлопать крыльями и бешено летать в моем животе, но это так. От тепла, которое приносят мне его слова, я снова прикусываю губу, когда стягиваю его боксеры, чтобы освободить его член. Моя задница падает обратно на его ноги, когда я смотрю на чудовище, лежащее между ними.

– Я... я не ожидала этого.

– Нет? А чего ты ожидала? Конфетную трость? ― Он играет с этим, добавляя к своей предыдущей метафоре.

– Кто теперь смешной? ― Я шучу, шлепая его по бедру. Его большое мускулистое аппетитное бедро.

Глоток.

– Итак, что мне делать дальше? ― спрашиваю я почти бездыханно.

– Потрогай его, ― инструктирует он, его тон темный и восхитительный.

Не желая тратить слишком много времени на размышления о плюсах и минусах того, что я собираюсь сделать, я бросаюсь в бой и провожу пальцем по всей длине выпуклой вены на боку его члена.

– Он гладкий. Почти как бархат, ― говорю я рассеянно, в полном и абсолютном благоговении.

– В твоем горле он будет еще более гладким на вкус. Поверь мне.

Восхитительная дрожь пробегает по моему позвоночнику от его слов, а я продолжаю поглаживать его член, вверх и вниз по его длине, наслаждаясь тем, как он покачивается, ища моего прикосновения. Убедившись, что я знаю, что делаю, я обхватываю рукой головку и поглаживаю ее до основания.

– Ты естественная, ― ворчит он.

Я смотрю на него полузакрытыми глазами и вижу, что он подперся, используя локти, чтобы лучше видеть, что я делаю.

– Что теперь? Скажи мне, что делать?

Искренняя улыбка на его губах заставляет меня гордиться тем, что я хоть как-то доставила ему удовольствие.

– Используй свой язык и полижи его. Когда почувствуешь себя достаточно смелой, введи меня в свой рот.

То, как он уловил тот факт, что я собираю всю свою храбрость, чтобы сделать хоть что-то из этого, делает весь этот обмен менее пугающим для меня. Это также показывает мне, что в Тирнане есть скрытая сторона, которая может быть заботливой. Даже ласковой. Я предпочитаю эту его сторону, а не ту, которая не обращает на меня никакого внимания. Желая сохранить его таким, послушным и сладким, я делаю себе пометку, что постараюсь доставить ему удовольствие своим языком любым доступным способом.

Медленно, не сводя с него глаз, я опускаю свое тело, пока его член не оказывается в дюймах от моего лица. Мои веки закрываются только тогда, когда мой язык кружится вокруг его головки, пробуя на вкус его соленую субстанцию и вдыхая в мои легкие его очень мужской мускусный аромат. Есть также нотки цитрусовых, которые струятся от его теплой кожи.

А Тирнан определенно теплый.

Этот мужчина - печь, обжигающая и опаляющая мой язык.

Полная противоположность арктическому холоду, который он обрушивал на меня в течение последней недели.

Я стараюсь не зацикливаться на этой мысли и вместо этого все свое внимание направляю на вылизывание его члена. Но когда я делаю это, происходит самая непонятная и неожиданная вещь. Мое ядро начинает сжиматься с каждым лизанием и томным движением языка. Вершина между моими внутренними бедрами становится влажной, и я чувствую, как она стекает по моим ногам к нему. Если он и чувствует это, то ничего не говорит, удовлетворившись тем, что я выполняю поставленную задачу. Внезапная потребность иметь его больше становится непреодолимой, и прежде чем я осознаю, что делаю, мой рот настигает его длину и втягивает его в свой рот настолько, насколько я могу его взять.

– Господи, блядь, ― громко стонет Тирнан, его пальцы тянутся к моим волосам. – Предупреди мужчину, блядь, предупреди, acushla - дорогая.