Глава 10

Евгений не знал, сколько прошло времени, прежде чем работа была закончена, и он, наложив на шов марлевую салфетку и закрепив ее несколькими кусками пластыря (полноценную повязку Оксана сделать не разрешила), без сил осел на стул. Трудно сказать, что именно подразумевалось у Коли под «импульсивными движениями», но сейчас и у самого журналиста руки тряслись не хуже, чем у эпилептика.

Но останавливаться и наслаждаться отдыхом сейчас было нельзя. Оксана так и оставалась до сих пор в половинке изрезанной футболки, а потому требовалось поскорее найти ей новую одежду. Евгений порылся в большой сумке, которую нес Николай, и откопал клетчатую рубашку с длинным рукавом. Он не был уверен, чья она, Оксаны или ее сына, но это не имело большого значения. Обняв девушку за плечи, журналист усадил ее и переодел. Для этого ему пришлось отсоединить капельницу, и он надеялся, что сможет потом правильно вставить иглу назад в катетер.

– Я бы рада помочь, но моя левая рука после новокаина меня почти не слушается, – виновато улыбнулась Оксана, наблюдая за тем, как Евгений трясущимися пальцами ловит непослушные пуговицы. – Коля с дозой малость переборщил, кажется.

– Ничего, я как-нибудь управлюсь, – заверил он журналист, надеясь, что девушка не видит, как краснеет его лицо от того, что его руки то и дело ненароком касаются ее теплой и мягкой груди. – Это, все-таки, попроще, чем швы накладывать.

– Если не сложно, вскипяти еще чайничек, во рту совершенно пересохло.

Пока вода закипала, Евгений подключил обратно капельницу и теперь гремел посудой. Он вдруг понял, что и ему не помешал бы сейчас глоток обжигающе горячего сладкого чая или даже кофе. Переставив лоток с плавающими в розовой от крови воде инструментами на письменный стол, он пододвинул тумбочку так, чтобы Оксане было удобно ставить на нее свою чашку.

Он выключил свет, поскольку особой нужды в нем больше не было, и не стоило понапрасну привлекать к себе внимание, и сел на стул, потягивая маленькими глотками горячее и невообразимо сладкое коричневое пойло, которое напоминало кофе исключительно своим цветом. Евгений вытянул озябшие ноги, придвинув их поближе к негромко гудящему тепловентилятору, перед которым он уже разместил мокрые кроссовки Оксаны. Сама она молча хлюпала своей чашкой в темноте.

– Каким же бесхитростным бывает иногда счастье! – девушка, допив, растянулась на кушетке. – Сейчас мне кажется, что больше ничего и не требуется. Эх! Хоть пару часов позаблуждаюсь в свое удовольствие.

Опомнившись, Евгений достал из сумки какую-то куртку и накрыл ею Оксану вместо одеяла. Его пальцы наткнулись на болтающуюся бирку – куртка была совершенно новая. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что она входила в число вещей, украденных из магазина в Верховцах.

– Я, пожалуй, пойду к Коле, – неловко заговорил журналист, переминаясь с ноги на ногу возле кушетки, отчего его мокрые ботинки чавкали и исходили пузырями, – чтобы не мешать вам.

– Нет, останься! – холодные пальцы Оксаны нащупали его руку и усадили обратно на стул. – Твое общество его вряд ли обрадует, а мне с тобой спокойней.

– Как скажете, – он пожал плечами и уставился на бледный прямоугольник окна, поскольку это было единственное, что удавалось различить в темноте, – вот только кто бы меня успокоил?

– А что тебя тревожит?

– Ничего себе! – нервно хохотнул Евгений. – Это мне долго перечислять придется! Я ввязался в какую-то совершенно невероятную историю! За мной по пятам гонятся профессиональные киллеры, а я убегаю от них в компании незнакомых людей, которые иногда превращаются в собак, и я… я сам убил человека! Тут сложно не тревожиться. Меня аж трясет!

– В первый раз убивать всегда тяжело, – в темноте он ощутил, как Оксана ободряюще сжала его руку, – я знаю. В горячке боя особо задумываться некогда – либо ты, либо тебя, но вот потом накатывает…

– Какой срок дают за убийство? – со вздохом спросил Евгений.

– Тьфу ты! – возмущенно фыркнула девушка. – Я-то думала, что тебя угрызения совести мучают, а ты, оказывается, из-за такой ерунды переживаешь! Сейчас тебя больше другие проблемы беспокоить должны.

– Но я убил человека! – упрямо повторил журналист. – По-моему, это более чем серьезная проблема!

– Строго говоря, ты убил не человека, – поправила его Оксана.

– Расскажите это прокурору!

– До прокурора дело не дойдет, не волнуйся.

– В том смысле, что я не доживу до суда?

– Нет. Просто Стая старается никогда не привлекать к себе внимания и не впутывать посторонних в свои дела. Ты же видел, что Игорь забрал тело. Стал бы он так поступать, если бы собирался переложить все на полицию? Разумеется, нет. Он все уладит тихо, по-семейному. Еще один несчастный случай и все.

– Стая? – переспросил Евгений. Это короткое слово почему-то заставило его спину покрыться крупными мурашками.

– Стая, – рефреном повторила Оксана. – В общем, неприятности с правоохранительными органами – меньшая из твоих проблем на данный момент.

– Успокаивает слабо, – журналист озадаченно поскреб затылок. – Как мне теперь выкручиваться-то?

– Лечь на дно. Затаиться. Потом разработать новую легенду, собрать необходимые документы и всплыть в другом месте уже под другим именем. Стандартная тактика. Сейчас твой главный союзник – время, твой главный противник – твой язык.

– Вам легко говорить, – буркнул Евгений, – «стандартная тактика»!

– Ничего, Жень, я постараюсь тебе помочь, – сказала Оксана и неожиданно спросила, – ты женат?

– Что? Я? – растерялся тот. – А почему вы спрашиваете?

– Близкие люди, родственники, дети – главные уязвимые места любого человека. Я хочу понять, какие существуют рычаги, за которые Игорь мог бы выковырнуть тебя на поверхность.

– Почти никаких, – задумался журналист.– Родители умерли, а верной боевой подругой я пока не обзавелся.

– Отчего так? – удивилась девушка. – Тебе уже четвертый десяток пошел, а ты все в бобылях ходишь! Неужели у тебя ни одной знакомой девчонки нет?

– Так, бывало что-то от случая к случаю, – Евгений безнадежно махнул рукой, – но ничего серьезного не срослось.

Почему-то он даже не удивился тому, что обсуждает с совершенно посторонним человеком подробности своей личной жизни, которыми он обычно не делился даже с близкими друзьями. Возможно, Оксана как раз сама пыталась выведать его слабые места, но Евгению совершенно не хотелось забивать себе голову подобными параноидальными мыслями. Сейчас ему было удивительно спокойно, и слова текли сами собой.

– Чем же ты их распугал?

– Да ничем особо. Просто не приглянулся им и все.

– Странно, – хмыкнула девушка. – Мне кажется, что из тебя получился бы замечательный муж… и отец. Ты такой заботливый!

– Да бросьте вы! Заботливый! Скажете тоже! – журналист невесело рассмеялся. – Я черствый и эгоистичный сухарь! Или вы забыли, кем я работаю? В нашем деле мягкотелые не выживают. А то, что вы сейчас наблюдаете – всего лишь последствия пережитого стресса.

– Неправда твоя, – возразила Оксана. – На самом деле ты очень даже добрый, только удачно притворяешься засранцем.

– С чего вы взяли?

– Ерунда! Я это вижу… чувствую. Ты столько сделал для нас сегодня… и для меня, и для Коли… – ее голос становился все тише. – Спасибо!

– Пока еще не за что… – начал Евгений, но умолк, поскольку понял, что Оксана уснула.

Так он и сидел. Один. В темноте. Вытянув ноги к гудящему обогревателю и держа за руку странную девушку, которая недавно сама призналась ему, что является оборотнем. Которой он только что собственноручно накладывал швы на полученную в перестрелке рану. И которая назвала его, Евгения, заботливым и добрым.

Белая горячка, не иначе.

Действительно, проще всего решить, что он бредит, что все происходящее – чрезмерно затянувшийся дурной сон, и он вот-вот закончится, оставив после себя только мокрую от пота простыню. Но, увы, время шло, а сон все продолжался, вытеснив прежнюю, знакомую и уютную реальность и подменив ее собой, холодным, грязным и жестоким.

Трудно, разумеется, сохранять спокойствие и присутствие духа, когда вокруг тебя творится какая-то откровенная бесовщина, но он ощущал в себе нечто большее, чем обыкновенный страх. Нечто, проникшее в самую сердцевину его души, и теперь раздиравшее его изнутри.

Евгений припомнил как раньше (забавно, прошло всего лишь несколько часов, а он уже рассуждает о своей предыдущей жизни, как о чем-то, что было «раньше») он порой оглядывался назад и со снисходительной улыбкой вспоминал, каким бестолковым и неуклюжим был совсем недавно. Как жалко лепетал и заикался перед Кленовским, придя к нему на собеседование, как, робея, так и не решился поднять руку и задать свой вопрос на пресс-конференции губернатора области, как давился словами, пытаясь отвесить приглянувшейся девушке банальный и насквозь лживый комплимент. Сей позорный список можно было бы продолжать еще очень и очень долго.

Но годы шли, и он закалился, заматерел, подобно днищу корабля оброс ракушками цинизма, изворотливости и изрядной доли нахальства. Теперь Евгений прекрасно освоил технику работы с людьми, наловчился их ломать, добиваясь требуемого результата и, что немаловажно, хорошо понимал, с кем подобных опытов проделывать не стоило. Он ловко лавировал между бесчисленными подводными камнями своей непростой профессии, и всегда знал, с какой стороны надо намазывать масло на бутерброд. Он изучил Жизнь, все ее входы и выходы, и по-дружески обращался с ней на «ты».

По крайней мере, так ему казалось.

Теперь же он сам себе представлялся надутым индюком, горделиво вышагивающим по двору, не догадываясь о том, что включен в меню на сегодняшний обед, и что на кухне повар уже натачивает нож. Вся выстроенная в его мозгу система мироустройства в одночасье полетела к чертям!