– Уже лучше, – удовлетворенно заметила Оксана, поводя носом из стороны в сторону. – Куда окна выходят?

– В сторону леса.

– Это хорошо. Включай свет, в темноте мы все равно ничего сделать не сможем.

Николай щелкнул выключателем, и Евгений зажмурился от залившего комнату света, который в первый момент показался ему ослепительным. Проморгавшись, он смог, наконец, толком разглядеть небольшую каморку, предоставившую им временное пристанище.

Смотреть тут, собственно, было особо не на что – облупившийся письменный стол, шкаф, где за стеклом громоздились коробки и пузырьки, негромко урчащий холодильник и протертая до дыр кушетка у стены. Оконные стекла до середины покрывала белая краска, стыдливо прячущая происходящее внутри от посторонних взоров. Линолеум под ногами за долгие годы истерся настолько, что почти полностью лишился рисунка, место которого теперь занимали бесчисленные пятна от пролитых лекарств.

Оксана из последних сил доползла до кушетки и повалилась на нее, стаскивая мокрые кроссовки.

– Очень хорошо, мальчики! Очень хорошо! – пробормотала она. – А теперь – за работу!

Девушка осторожно легла на спину, с наслаждением вытянув измученные ноги. Она закрыла глаза и ткнула пальцем в сторону Евгения.

– Женя, поставь чайник и тащи сюда какой-нибудь тазик, перекись, бинты, марлю – что найдешь, и ножницы. Коля, – палец нацелился на ее сына, – с тебя новокаин и шприц. И не забудьте руки помыть!

– Тут тебе не магазин, – проворчал парень, заглядывая в холодильник. – Что найду, то и будет.

Судя по всему, Николай вообще любил поворчать по любому поводу, вне зависимости от ситуации. Евгений же предпочел не вдаваться в дискуссии, включил чайник, обнаружившийся на тумбочке за столом врача, и занялся изучением содержимого шкафа. Человек, получивший четкие инструкции, занят их исполнением и времени на посторонние мысли у него оставаться не должно, а сейчас Евгению именно это и требовалось. Ему крайне не хотелось вновь задумываться о своем незавидном положении.

Он собрал все, что ему велели, и сложил на тумбочке в изголовье кушетки, а Николай доложил, что шприцы есть только на два кубика, зато их много.

– Двух вполне достаточно, – вздохнула Оксана и, приоткрыв один глаз, посмотрела на Евгения. – Все приготовил?

– Да. Чайник уже закипает.

– Хорошо, – она тяжело перекатилась на правый бок. – Давай, режь.

– Что резать? – не понял ее Евгений.

– Повязку вместе с футболкой, что же еще, дурной ты человек! Не стой как истукан, шевелись!

– Я?! – опешил журналист. – Я не умею!

– Хватит ныть! – рявкнула на него Оксана, собрав последние силы. – Чего ты испугался? Крови, что ли, боишься? Так она не твоя же! Режь!

– Может, лучше, Коля? – нерешительно предложил он. – Я ведь…

– Ему будет, чем заняться, не беспокойся. Ты инфильтрационную анестезию делать умеешь? Капельницу ставить? Нет? Тогда делай то, что тебе говорят.

Евгению ничего не оставалось, как подчиниться. Он подтащил к кушетке стул и, усевшись на него, начал разрезать заскорузлые от засохшей крови повязки на боку девушки. Футболка прилипла к ране, и ее он осторожно обрезал вокруг, не решаясь отодрать – Оксана и так болезненно морщилась и шипела каждый раз, когда он ненароком ее касался.

Щелкнул закипевший чайник, и Николай налил немного кипятка в широкую эмалированную миску. Евгений намочил кусок марли и наложил на рану. Другим куском он попытался хоть немного протереть покрытый запекшейся кровью бок.

Вскоре обрезок черной футболки размок настолько, что его удалось удалить, обнажив собственно оставленную шальной пулей борозду. Она проходила примерно на ладонь ниже подмышки, едва не задев лопатку. Ранение было неглубоким и само по себе не особо опасным, если бы не сопутствующее кровотечение, которое не сразу удалось остановить. Да и потом вместо постельного режима и полного покоя они устроили вместе с раненой Оксаной многокилометровый марш-бросок через лес. В таких условиях сложно говорить о каком-то заживлении. Кровь сочилась до сих пор, струйками сбегая по обнаженной груди лежащей на боку девушки и капая на кушетку. Спохватившись, Евгений взял еще пару обрезков марли, смочил их перекисью водорода и обложил ими рану.

– Ну, что там? – спросила у них Оксана, не имея возможности посмотреть самой.

– Царапина, – успокоил ее подошедший Николай с двумя шприцами в руке, – кости не задеты.

– Вот счастье-то, – вздохнула его мать. – Приготовил? Вкалывай. А ты, Жень, запасись пока иголкой, нитками и пинцетом.

Евгений с детства ненавидел уколы и все, что было с ними связано, а потому с радостью ухватился за возможность не смотреть на процесс. Он вернулся к шкафу и принялся осматривать его полки в поисках хирургических игл. Судя по доносящимся с кушетки чертыханиям, особо большим специалистом по уколам Николай все же не являлся.

Тонкие иголки, изогнутые, словно зубы фантастической стальной акулы, нашлись в маленькой коробочке вместе с катушкой ниток. Вдев обрезок нити в одну из иголок, показавшуюся ему наиболее подходящей, Евгений сложил свои находки вместе с пинцетом и ножницами в оббитый эмалированный лоток и обдал все кипятком из чайника.

– Вот, – он поставил лоток на тумбочку у кушетки, – приготовил.

– Умница, – Оксана осторожно ощупала свой бок. – Вроде бы действует, уже не чувствую ничего. Можно начинать.

– Начинать что? – от нехорошего предчувствия у журналиста похолодело внутри.

– Сначала промой рану. Кипяток еще остался?

– Да, но… быть может лучше Коля?

– Не дрейфь! – Оксана махнула на него рукой, и повернулась к сыну. – Коль, найди физраствор, глюкозу и сделай мне капельницу.

– Не слишком ли многого ты хочешь от ветеринарного кабинета?

– По-твоему здесь на всю ферму нет ни одного пьяницы? И у врача в хозяйстве нет капельницы и глюкозы? Брось! – она опустила голову на кушетку и устало закрыла глаза. – Ветеринар в России – больше, чем ветеринар.

Николай скрылся в глубинах шкафа, и оттуда донеслось его недовольное бормотание. Евгению же ничего не оставалось, как вооружиться куском марли и, борясь с подступающей к горлу тошнотой, заняться раной Оксаны.

Разумеется, она оказалась права, и вскоре Николай собрал капельницу, подвесив ее на гвоздь, предусмотрительно вбитый в стену над кушеткой. Должно быть, он оказался здесь не случайно, и его регулярно использовали вместо кронштейна. Пока парень устанавливал катетер, он получил в свой адрес очередную порцию беззлобных проклятий, поскольку далеко не сразу смог попасть в вену, да и после едва не забыл стравить из трубки воздух.

– Ну, слава богу! – облегченно вздохнула Оксана, когда он, наконец, закончил свои манипуляции, и капли начали отмерять свой ритм. – И года не прошло!

– Спасибо на добром слове, – буркнул Николай в ответ. – Дальше-то что?

– Мы с Женей тут управимся, а ты иди, посторожи. Возьми пистолет у меня сзади за поясом.

– Я не оставлю тебя здесь одну с этим!… – попытался воспротивиться парень, но мать не дала ему развернуться.

– От него меня защищать не нужно, я Жене доверяю, у нас сейчас другие проблемы! В отличие от него ты прекрасно представляешь себе, с кем мы имеем дело. И именно поэтому на часах будешь стоять ты! Забирай пистолет. Дальше мы двинемся часа через три, не раньше.

Насупившийся Николай вытащил пистолет у Оксаны из-за пояса.

– Осторожней с ним, он заряжен и взведен! – предупредила она его. – Предохранитель автоматический, так что просто наводишь и спускаешь курок.

– Мне что, стрелять во всех подряд?

– Не валяй дурака! Тем более что обойма не полная. Я патроны не пересчитывала, но палить в белый свет в любом случае не стоит. Если на огонек забредет кто-нибудь из местных, постарайся обойтись без лишнего шума и кровопролития. Увидишь Игоря или кого-то из его приспешников – стреляй без предупреждения. С ними все переговоры закончены.

– С удовольствием! – криво ухмыльнулся Николай и, одарив Евгения угрюмым взглядом, скрылся за дверью.

– Э-э-э, – напомнил о себе журналист, – вы предлагаете зашивать вашу рану мне?!

– Ты видишь в комнате кого-нибудь еще? – проворчала Оксана, не открывая глаз. – Хоть штопать, надеюсь, ты умеешь? Бабушка научила?

– Но, в самом деле, почему я, а не Николай?

– Я уже объясняла, да и какой хирург по доброй воле согласится оперировать своих родных или знакомых?

– А постороннему человеку вы, значит, доверяете?

– Приходится, – вздохнула девушка, – кроме того… тебе сколько лет?

– Тридцать один, – недоуменно ответил Евгений.

– А Коле – восемнадцать. В таком возрасте люди склонны к резким и импульсивным поступкам и движениям. Столь деликатные процедуры молодым, как правило, не доверяют. Ты – другое дело.

– Но у Николая, в отличие от меня, хоть какой-то опыт имеется!

– К счастью или нет, но на самом деле все его познания исключительно теоретические. Так что хватит трепаться, бери иголку и – вперед!

Что и как он делал дальше, Евгений помнил крайне смутно. Он изо всех сил старался абстрагироваться от происходящего и придумать хоть какое-нибудь занятие для своего мозга, которое могло бы его отвлечь от кровавого месива перед глазами. Но в голову упорно лезло дурацкое сравнение с поваром, сшивающим для привередливого клиента один большой бифштекс с кровью из двух маленьких. Тошнота, тем не менее, отступила, позволив целиком и полностью сосредоточиться на том, чтобы стежки получались ровными и аккуратными.