- Да... да... - повторил Дaн.

Тик снова приподнялся на локте, в его мыслях возник еще один образ:

- И этот спортсмен... Нет, не метатель... Тот, что стоял позади нас. Ну, с короткой стрижкой. Он произвел приятное впечатление. Что спортсмен там делал? Ты знаешь, что он ни разу не играл? Конечно. Но он все время высматривал , как будто не хотел ничего пропустить. Если бы я только послушал его... Снова и снова играл. Сколько раз я крутил колесо? Четыре... пять раз? Сколько раз я снял банк?

Тик боролся со сном. Он не хотел, чтобы это расстраивало. Его лицо было искажено, он постоянно тряс головой, иногда впиваясь кончиками пальцев в надлобье. Образы исчезали, таяли в тумане, который Тик уже не мог прогнать своими ослабевшими силами. Волны становились все гуще и гуще, его слух прокладывал себе путь, сквозь который смутно доносились странные, лающие, мрачные аккорды фанфар. Все, что оставалось бодрствующим, осознанным, сгустилось в мягкое, тяжелое желание, которое медленно топило его, как липкая вода, как тина. Метатель диска. Он жаждал его как живое существо, как приключение, как историю из радостных дней детства, как путешествие в давнюю давность..

Вспышка ясности, пробуждения, всколыхнула его, но не вывела из оцепенения, сковавшего его тело и конечности.

"Я должен спать, - мысленно сказал он себе. -Обязан отдохнуть, и завтра буду ясен;завтра... Что будет завтра? Что я должен сделать завтра?... Где?"

Огромное колесо головокружительно вращалось. Оно кружилось и кружилось, а стальной трос, ударявший по тарелкам, не издавал ни звука.Тарелки были сделаны из дерева, а веревка - из плюша, который не издавал звуков, но посылал теплые волны тумана, волны, которые качали, обмазывали веки бархатом, проникали в уши до самых барабанных перепонок,и заставляли дышать медленнее и регулярнее.

Была полночь, час наивного, сладкого, щедрого сна, которого заслуживает детство.

И вдруг, как звонкая, уникальная, высокомерная труба, раздался крик петуха. И Тик и Дан проснулись от испуга. Казалось, будто кто-то кричит им в ухо через рупор. Сначала они не поняли, что произошло. Только через несколько минут раздалось второе "кукареканье!", такое же громкое и энергичное ,что чирешары оба сразу поняли, кто их разбудил. Дан беспомощно напрягся. Тик, однако, более практичный, подбежал к окнам и закрыл их без колебаний. Ни один из них не проснулся окончательно. Они вели себя как лунатики. Мальчики вновь быстро уснули , но не избежали внимания петуха. Его отчаянные трели  пронзали стены и окна, как шелковые ткани. Тик открыл глаза  и посмотрел на свои фосфоресцирующие часы. Полночь.

- Может быть, к этому времени он успокоится, - прошептал он Дану. -Он объявил полночь для нас, затем -для центральной  Европы. Думаю, его не интересуют страны, расположенные вокруг начального меридиана.

- Я не знаю, почему ты шепчешь?- спросил его Дан. -Ты боишься, что он тебя  услышит.

-Боюсь, что проснусь, - угрюмо ответил Тик.

..Сон не давал им покоя, но никто из них не мог бороться с ним. Спутанные образы пытались превращаться в сны. Возможно, на их лицах была нежная, спокойная улыбка расслабления, перехода ко сну. Первые вздрагивания, первые размытости и путаницы...

И снова победный трубный зов!

Прижав руки к ушам, Дaн попытался сосредоточиться  и помолиться:

- Сделай что-нибудь, Кроха! Иначе я покончу с собой.  Ударю себя чем-нибудь по голове... или, еще лучше, сам ударь меня по башке, чтобы мне больше не пришлось слышать убийцу.

Тик не заставил  себя долго упрашивать. Он нащупал какой-то предмет где-то на ящике рядом со своей кроватью и бросил его прямо в голову Дaна.

- Положи подушку на голову, может, ты его не услышишь! Я пожертвую туфлей. Сейчас четверть первого...

- Ты думаешь, что ботинок лучше подушки? -спросил Дан.

Тик не ответил. Он открыл окно и ждал с затаенным дыханием. Почти четверть часа он стоял, дрожа, с туфлей в руке. Только в половине первого храбрая "кукушка" указала, где находится петух. Тик подозревал, что тот сидит на боковой ветке орехового дерева. Он взмахнул ботинком точно в том направлении, и изумленный писк подсказал ему, что стрелок не промахнулся. Также раздался звук ломающихся веток, как будто от падения тела.

- Думаю, это не прошло для него даром, - тихо сказал Тик.- Если и не разбил ему голову, то он сломал шею при падении.

Тик был настроен оптимистично. Но точно с того же места четверть часа спустя, петух бросил свой звуковой снаряд в небо и комнату двоих чирешаров. В ответ Тик послал ему в подарок другой ботинок, что, как и прежде, вызвало критику и ругательные отзывы, хлопанье крыльев и хруст ветвей. Протяжный вой, выраженный на птичьем языке, наполнил  радостью сердце сонного чирешара.

- Разве ты не чувствуешь запах жареной мякоти? Я чувствую аромат картофельного гарнира и вкус маринованной зелени. Спокойной ночи. Спокойной ночи. Я буду мечтать о жарком...

Цветущая «вишневая сакура» так и не смогла войти в гармонию с мечтой. Даже со сном. Ровно через пятнадцать минут бессмертный петух заступил на дежурство со своей трубой еще ярче и громче.

Практический дух снова одолел Тика:

- По крайней мере, теперь я знаю его расписание. Он начинает свой концерт в двенадцать, в полночь, и повторяет его каждые четверть часа. (Прости, что не взял с собой рогатку.) Солист, видимо, никак не может избавиться от плова. С лавровыми листьями, который готовит Зиника на правом берегу Оленихи. Если ты хороший, дай мне свой левый ботинок!

Усилия чирешаров были напрасны. Даже ботинки  Дана  не смогли испортить упорство и точность петуха. Они оба смотрели на часы, ожидая, когда пройдет пятнадцать минут между песнями. Правда, они притворялись спящими, накрывали головы подушками, звали сны, но все было напрасно. Фанатизм оказался сильнее их воли. Они умирали от желания спать, но не могли заснуть. Пройдет ли четверть часа без крика петуха? Так проходили часы, разделенные на четкие четверти и обозначенные перьями, шпорами и гребнем. Только на рассвете усталость загнала их в темноту, из которой их не смогли вытащить ни пушки, ни канонады, ни целые дивизии задиристых петухов.

Но два произнесенных полушепотом слова...!?