Глава 12

Половину ночи они посвятили обсуждениям. Они придумывали безумные планы, как выследить кого-то еще, кто видел бы Бена, как-то еще доказать Дилану, что история Джейсона правдива, но они с самого начала знали, что это фантазии. В итоге у них был лишь один настоящий вариант.

— Это никогда не сработает, — сказал Бен. — Ты никогда не убедишь его уехать без тебя.

— Думаю, что смогу. Я довольно хорошо его знаю.

— Он любит тебя.

— Может быть, по-своему. Но как бы он ни хотел помочь мне, он очень серьезно относится к своей карьере. И он должен вернуться в Лос-Анджелес к утру среды. Это наш козырь в рукаве.

— Но он уже сказал, что отменит.

— Я в курсе, что он сказал, но поверь мне, отменять — плохая идея, и он это знает, — Дилан, несомненно, уже задавался вопросом, не удастся ли ему помочь Джейсону и исполнить свои актерские обязательства так, чтобы не пришлось выбирать одно вместо другого. — Мне лишь надо убедить его, что я образумился.

— Ты хочешь сказать, убедить его, что ты внезапно перестал верить в меня, — сказал Бен нетвердым голосом.

О таком даже думать было больно. Джейсон видел колебание и сомнение в глазах Бена, но что еще они могли сделать?

— Это всего лишь притворство, — заверил Джейсон Бена. — Я занимаюсь этим профессионально с девяти лет.

Но в отличие от любой актерской работы, которая у него когда-либо была, здесь отсутствовал сценарий. Он никак не мог знать, как поведет себя другой персонаж в этом фарсе. Он играл самую важную роль в своей жизни перед аудиторией из одного человека, и как бы он ни посмотрел на это, как бы ни разворачивалось действие в его мозгу, две вещи оставались непременными: он не мог сделать это под наблюдением Бена, и он должен держать шар вне поля зрения Дилана, чтобы тот не попытался его забрать.

В четыре утра, пока Дилан безмятежно спал в соседней спальне, Джейсон прокрался по лестнице на чердак. Он припрятал шар в углу комнаты, за кое-какими нераспакованными коробками, в глубокой тени. Бен будет ограничен пустой комнатой, но хотя бы у него будет доступ к окну. Джейсону ненавистно было оставлять его одного, даже без радио, но он не мог рисковать и привлекать внимание к чердаку.

— Не волнуйся, — сказал Бен, когда пришла его очередь утешать. — Я предостаточно времени проводил в пустых комнатах. Еще пара дней не навредит.

Джейсон знал, что это правда, и все же он видел тьму в глазах Бена. Он снова подумал о том рассказе Бена, как он погружался во мрак безумия и выбирался из него. Если Джейсон сейчас его покинет, он с таким же успехом может отключить солнце.

Этого не случится. Если Джейсон не даст Дилану обыскать дом в поисках шара, они скоро вернутся к нормальной жизни.

Ну, или так надеялся Джейсон.

Он забрался в кровать и уютно устроился в теплом знакомом коконе одеял, мысленно повторяя реплики. Планируя сцены. Дважды перепроверяя все шаги.

Каким-то образом он умудрился уснуть.

***

Он проснулся чуть раньше девяти часов, мгновенно взбодрившись, как и всегда в те дни, когда ему предстояла съемка сцены. На сей раз без камер. Без повторных дублей. Без расчета на монтажеров, которые могли подправить что-то в финальной версии. Будет только он и Дилан, и ему нужно сделать все правильно.

Обучение Джейсона было эпизодическим и разношерстным, но он знал свои методы. За годы он понял, что полагается на комбинацию сенсорной памяти и субституции. Как бы ни называли это инструкторы и пуристы, он называл это «проглотить себя целиком». Позволить «Джейсону» провалиться в какое-то маленькое заброшенное место, где он будет ждать в темноте, пока некто новый живет в его теле.

Что он должен чувствовать?

Стыд.

Отчаяние.

Смущение и самобичевание.

Он сел на краю кровати, обхватив голову руками. Он сосредоточился на своем дыхании, сохраняя его прерывистым и неровным. Он подумал о своих проваленных ролях. О всех ролях, которые он не получил. О всех тех разах, когда он стоял на кассе и видел, что его же лицо смотрит на него с обложек таблоидов. Он подумал о безумии, которое пытались ему приписать, натянул его на себя и глубоко вдохнул, позволяя ему наполнить его легкие, медленно разойтись по венам, пока пальцы не начало покалывать. Он подумал об одиночестве Бена в шаре, но при этом изо всех сил старался не думать о Бене. Он подумал о тех неделях, месяцах или годах в темноте. Он варился как будто в тысячелетиях молчания. В неизбежности нависшего безумия.

И наконец, когда глаза защипало от слез, он вспомнил смерть Эндрю, не столько действительные события с мигающими огнями и громкими голосами, сколько то, что он чувствовал. Ужас от того, что его любовник лежит мертвый. Знание, что он сам стоял на том же пути. Стыд из-за мысленного гадания, а не он ли сам должен был умереть. Он согнулся пополам, подавляя рыдание, которое жгло его грудь.

Вот это его роль.

Он взращивал ее, побуждал ее расти, пока она не заполнила каждый его дюйм. Он взъерошил себе волосы, стараясь сохранять тьму нетронутой, но контролируемой. Он потер глаза, поскольку было нужно, чтобы они стали красными и опухшими. Он посмотрел на свои руки и подавил удовлетворение от того, как они дрожали. Время поздравить себя наступит позже. Пока что было лишь это. Эта пустота. Эта печаль. Это воспоминание об оглушительной тишине и душераздирающем одиночестве. Была лишь окончательность потери и страх безумия. Он собрал это все, мысленно втягивая это и взбивая, заталкивая в место, которое было слишком маленьким, чтобы вместить это надолго.

Он выпустит все это на свободу, когда придет время.

Но пока что нет.

Он сделал глубокий вдох, готовя себя в этом мрачном ментальном пространстве, чувствуя мощь назревающего шторма, и тогда пошел медленно и болезненно спускаться по лестнице.

Он нашел Дилана в столовой с телефоном у уха.

— Не знаю, — сказал Дилан тихим и натянутым от раздражения голосом. — Я не говорю, что меня там не будет. Я просто спрашиваю, насколько расписание поджимает? Нельзя ли отложить хоть на день? — тишина, пока Дилан слушал ответ, затем вздох. — Окей. Я понимаю.

Именно это и было нужно Джейсону, но он захлопнул перед этим дверь. Он не позволял надежде проникать в то темное место, которое он создал для себя. Он закрыл глаза, сосредоточился на своем неровном дыхании и ноющем сердце. Он изучал муку и ярость, сдерживаемые в его груди, зондировал их глубину как какой-то древний моряк, тянулся в страхе к мутному дну моря.

Достаточно.

— Я буду знать больше через пару часов, — сказал Дилан. — Пока что ничего не говори.

Дилан повесил трубку и повернулся к двери, и Джейсон инстинктивно понял, что ему пора войти в комнату.

— Привет, — Дилан говорил мягко, словно обращался к перепуганному ребенку. — Как ты себя чувствуешь?

«Пока что нет. Еще не выпускай. Позволь давлению нарастать. Почувствуй, как оно подступает выше к твоему горлу».

— Мне лучше, — выдавил Джейсон, и слова ощущались как ложь, что ему и нужно было.

— Ты поспал?

— Пытался, — шторм нарастал все выше, бушуя в его висках, и он накрыл лицо руками, пытаясь его сдержать. Еще немного. Еще совсем немножко.

— Джейсон?

— Дилан, мне так жаль.

— Не извиняйся ни за что. Ты не сделал ничего плохого.

— Я так боюсь.

— Я знаю. Я знаю, как тяжело тебе было, но я помогу тебе исправить это. Клянусь тебе, мы все исправим.

— Дилан, я… — теперь уже близко, он почти не мог это сдерживать. Противиться этому было настоящей борьбой. — Я не знаю, что со мной происходит.

— Ты имеешь в виду… ты имеешь в виду Бена?

Джейсон то ли кивнул, то ли покачал головой. Он точно не знал. Он знал лишь то, что это ощущалось как поражение. Это все равно что тонуть.

Это ощущалось абсолютно идеально.

— Иисусе, Дилан, что со мной происходит?

— Ты слишком долго был один.

— Но он был настоящим. О Боже, я клянусь, он был настоящим. Он должен быть настоящим!

— Джейсон, дорогой. Нет. Он был лишь в твоей голове.

Джейсон сделал глубокий вдох, чувствуя, как стены рушатся под бременем его горя, и он тоже рушился вместе с ними. Он позволил волне затопить его. Он повалился вперед, едва не разрываясь надвое от боли признания, и когда Дилан подхватил его и обнял, это стало одновременно облегчением и удовлетворением.

— Джейсон…

— О Боже! — и теперь это настигло его — целый шторм, бушевавший в его груди, бивший по горлу, посылавший поток жидкой боли из его опухших глаз, и он бросился в это с головой. Он позволил буре охватить его. Он вцепился в Дилана и позволил рыданиям сотрясать его тело. — О Боже, Дилан, это ощущалось таким реальным! Как это могло быть таким реальным?

— Так мы защищаем себя. Это было тебе нужно. Но теперь ты должен опустить это. Ты же это понимаешь, не так ли? Ты понимаешь, что должен отпустить эту фантазию?

— Да, — Джейсон плакал на плече Дилана, кивая. — Да. О Боже, что со мной не так?

— Ничего. Совершенно ничего. Тебе просто нужно немного времени, вот и все.

Он позволил Дилану опустить его на пол, потому что Дилан уже не мог удерживать его вес. Дилан крепко обнимал его, шептал слова ободрения, и Джейсон упивался этим. Он позволил течению унести его в море. Иногда он противился этому. Иногда — нет. Все это время он свернулся калачиком в утешении объятий друга, позволяя шторму стихнуть. Но не слишком быстро. Не слишком рано. Он должен был пройти естественным образом. Он представлял, как пляж медленно приближается. Он силился добраться до берега и наблюдал, как волны накатывают на берег и уходят обратно, оставляя на песке обломки.

Да, это была его роль. Это была поворотная точка для его персонажа. Отчаяние и потеря отступили бы естественным путем, но теперь они должны были уступить место чему-то новому. Теперь ему надо было собрать воедино эти выброшенные обломки. Выстроить медленный мостик к смущению, а потом к чему-то вроде восстановления.

— Я чувствую себя таким дураком. Я не могу поверить…