– В воскресенье, после свадьбы?

– Ах, свадьба... Я буду занята все выходные...

– Тогда на той неделе.

– Хорошо, созвонимся. Береги себя!

– Ты тоже...

Он не смог сказать ей, что наступил срок уезжать. Хотел... Нет, и не хотел. Не по телефону. Он так и не решил, не знал, что же ему делать. С Тамарой, и вообще. Те цели, которые он перед собой ставил, дальние, казалось, рубежи, вдруг придвинулись вплотную. Наступала пора осуществления, реализации планов. Но совсем неожиданно намеченные ориентиры представились ему, если не совсем ошибочными, так и не такими уж важными, какими казались прежде. Он вдруг засомневался, а правильно ли, а нужно ли ему то, что он себе нафантазировал? Те вершины, которые он положил покорить, они действительно так важны для него, важны вообще, или они всего лишь миражи, суть блистающие обманки? Это, кстати, плохо, время колебаний давно прошло, сомневаться следовало раньше. Он подумал и удивился, как все же изменились его интересы, буквально за пару месяцев, как изменилось все, и он сам в том числе. Совсем, совсем другие идеи обуревали им теперь, и это были настоящие идеи, не прежнее баловство. Но жизнь в том и состоит, смысл ее главный, чтобы научиться различать и видеть среди бутафории и тромплеев настоящее. Девчонки важны, безусловно, кто бы спорил, но на определенном этапе. Как и все. Этап рано или поздно заканчивается, мужчины идут дальше, а девчонки остаются, вытирают слезы и машут платками им вслед. Вот и он, уже должен идти в свое далеко. Отсюда – в безбрежность. Возможно, не исключено, кто-то пойдет с ним. Так вот, этот кто-то – Тамара, или та, которую ему еще только предстоит встретить? Это вообще от него зависит, или свое слово должна сказать Судьба? Полагаться на Судьбу? Снова? Хм, оказывается, пришла пора не только свершения планов, но и принятия новых решений. Кардинальных, наверное – окончательных. Не ошибиться бы. Сердце подскажет? Ну-ну...

Укладывался спать пораньше, чтобы завершить, наконец, тягомотину бесконечного дня, да и выспаться, он чувствовал, не мешало. И тут он подумал: а вдруг? Что, если его снова, прямо из сна, закинет в Дом? А он окажется не готов к новой переделке? Непорядок, другой раз ему так просто уйти не удастся. Просто не дадут. Но как? Что можно сделать, как подготовиться – если что? Ключ он решил оставить в тайнике, пусть будет там, хоть и так себе тайничок, но все же, в первый раз сработал. Что тогда? Он с сомнением оглядел комнату, и тут его взгляд зацепился за поставленную в угол за телевизором палку для гимнастических упражнений. Вот что! Он быстро достал ее из отстойника, покрутил в руках. Он называл ее дубинкой, и она таковой являлась. Но фактически это был буковый черенок от тяпки. Он тоньше, чем ручка лопаты, но тоже достаточно увесистый и крепкий. Серж купил его в хозяйственном магазине для занятий белояром. Есть такая старинная русская система борьбы, он ей стал заниматься после того случая, когда пришлось тростью отбивать Гешу у неприятеля. Тогда он понял, что не так это просто, размахивать палкой, и что неплохо бы в этом вопросе поупражняться. Увлечение быстро прошло, но кое-какие движения и приемы он все же освоил. В чем, кстати, недавно убедился параглаз, на личном печальном опыте.

– Нарекаю тебя мечом! – сообщил он дубинке о повышении статуса и сунул ее в постель, к стенке. Авось, если что, сумею воспользоваться, подумал он. С этими мыслями, представляя себя рыцарем, спящим в обнимку с холодным клинком, согревая его собственным телом, он и отошел ко сну.

Расчет его на авось полностью оправдался. Да и как иначе? Он же русский, а авось у русских всегда был и остается главным и верным союзником.

Заснул он сразу, а проснулся внезапно. Что-то прошумело, будто металлическая шторка свалилась на пол. Звук стих до того, как он вернулся в реальность, но он уловил его отголосок – незатухающую звенящую тревожность. Адреналин вспенился, толкнул кровь, сердце гулко застучало, набирая обороты, и через три его удара он был готов действовать. Потом он почувствовал, что кто-то чужой находится в его комнате, прямо за ним, и приближается. Тогда он, как спал, сжимая двумя руками палку, так, подобравшись, и ткнул ей в пространство позади себя. Пространство, действительно, оказалось не пустым, он в кого-то попал, этот кто-то глухо ухнул и загрохотал телом, отваливаясь назад и падая навзничь. Телу завторил сухим, точно кашель, прыгающим стуком отскакивая в сторону опрокинутый стул.

В комнате было темно, как, собственно, и должно быть в лесу ночью, поэтому Серж ничего не видел. Только тени и сгустки тьмы. Он рывком, продолжая вращательное движение, сел на диване, прижавшись спиной к стене, и пикой выставил перед собой палку. Потом нащупал висящий у изголовья шнур с выключателем от настольной лампы и зажег свет.

Их было трое на одного – нормальное, классическое соотношение сил. Темные, иначе не определить. Тот, который упал, барахтался на полу, поскуливая, и чертыхаясь, а двое других по бокам от него помогали ему подняться. Каждый из темной троицы был словно клоном Гонория Тукста, неудачным и даже карикатурным, и Серж этому почему-то не удивился. Они, наконец, поставили на ноги опрокинутого бойца, выстроились полукругом против Сержа и, растопыривая руки, стали медленно надвигаться. За их спинами, дальше, рядом со шкафом в стене мерцал серебром и медью дополнительный проем, вроде дверного, показывая, откуда поганцы появились. Мерцание, однако, не позволяло рассмотреть, что там, в глубине.

Эх!

Серж вскочил на ноги и лихо завертел дубьем. В одних трусах, он был великолепен. Кожа блестела, мускулы играли, чуб и усы развевались, глаза горели задором – богатырь и удалец!

– Ты это чего? – с явной тревогой в голосе полюбопытствовал тот, что сперва упал, а теперь стоял в центре и, наверное, был за старшего. Вопрос прозвучал глухо, и голос совсем не был похож на голос Тукста – сиплое истечение газа.

Троица татей приостановила наступление, оценивая свои возможности в изменившейся обстановке.

– А вы чего? – в свою очередь потребовал ответа Серж.

– Мы за своим пришли, – просипел старшой. – Ты ключ-то верни! По-хорошему верни!

– А если по-плохому?

– Будет тебе по-плохому!

– Тогда, пусть будет по-плохому, – завершил короткие переговоры Серж.

Пришельцы напружинились, приседая, прищурились, кожа на их лицах натянулась, и в них сразу проявилось что-то волчье. Теперь они стали больше похожи на Дукшта-Дукшицу, чем на Тукста, но он ведь и раньше замечал это сходство Директора с Захарием Львовичем. Ничего удивительного в том, что эти, потусторонние, вышли из одной пробирки, Захарий Львович-то здесь при чем?

Однако лишнего времени на удивление не было, неприятель, преодолев барьер сомнений, перешел к наступательным процедурам. Двойники Тукста сжали кулаки и бросились на Сержа – все сразу.

– Ух! – ударом концом палки в грудь, точно тупым копьем, Серж снова сбил с ног старшого и тут же принялся охаживать ей по головам его соратников. Ух, ух! Уворачиваясь от кулаков, ему поначалу пришлось отступить на шаг-два. Впрочем, бойцами нападавшие проявили себя неважными, их любимыми приемами были, судя по всему, схватить, скрутить и тащить, но этого проделать с собой им Серж не позволил. Через пару минут наступление выдохлось, прекратилось и покатилось обратно. Прикрывая руками головы от сыпавшихся на них ударов палки, молодцы схватили за воротник куртки кулем лежавшего на полу старшого и, волоком таща его за собой, быстро ретировались с поля боя. Ушли прямо в серебрящийся проем, который тут же исчез, словно его и не бывало. Словно выключили проектор и убрали картинку с экрана. Щелк! – и Серж остался в тишине и одиночестве.

Бурно и глубоко дыша после внезапной ночной зарядки, Серж некоторое время простоял настороже, прислушиваясь и приглядываясь, будучи готов в любой момент выступить на защиту неприкосновенности своего жилища, но постепенно успокоился и опустил дубье на пол. Похоже, что пока – все. Успокоились. Но надолго ли? Скорей всего, залижут раны, перегруппируют силы и возьмутся за старое.

Серж сел на диван и, зажав палку вертикально между коленями и обхватив ее руками, принялся размышлять над происшедшим. Собственно, что тут было размышлять? То, что случилось только что, находилось в русле предшествующих событий, и вполне следовало допустить, что свои попытки напасть на него и вернуть ключ обратно, они не оставят. Значит, что? Не дать им этого сделать. Ключ.... Дался им этот ключ. Что в нем такого? Ведь на Львовича никто не нападает, а у него такой же есть. Или не такой? Или тоже нападают?

Он сидел, внимательно глядя на стену, именно туда, где возник проем на «ту сторону», как мысленно стал называть он место, где Дом, и откуда теперь приходят гости. Да, смотрел неотрывно, но думал о другом, а потом вдруг сообразил, что это единственный в квартире чистый участок стены, на котором можно было нарисовать дверь в полный размер так, чтобы этому ничто не мешало. Может быть, в этом есть какой-то смысл, подумал он? Может, потому и пришлось им забираться на КП через окно, что там двери нарисовать было негде? Он напряг память и вспомнил, что да, на КП все стены либо заставлены аппаратурой, либо завешены стендами, картами и планшетами. Просто черт его знает, как это у них работает, и какие условия нужно соблюсти, чтобы открыть переход «оттуда сюда». Но вот, похоже, что одно из условий, это наличие подходящего куска чистой стены. Неужели, так просто?

Волна адреналина, поднятая быстротечной схваткой, пошла на убыль, и его снова накрыла крупная дрожь. В надежде освободиться, скинуть ее, словно грязную одежду, Серж вскочил на ноги и, не выпуская палки из рук, принялся делать упражнения. Обычный белояровский комплекс. Раз, раз, палка загудела пропеллером, описывая круги, тело заработало, перемалывая ненужное уже возбуждение и возвращая мышцы в нормальное состояние. Остановившись, он бросил снаряд на диван, потом, оглядев комнату, поднял опрокинутый стул и поставил его к стене, загораживая бывший и, возможно, будущий проход. Он достал из-за шкафа гладильную доску и прислонил ее к стене рядом со стулом. Затем, он обошел всю свою квартиру и заставил, загородил каждый, даже самый незначительный клочок стены, чем под руки попалось, табуретом, ведром или сумкой, и только после возведения всех этих оборонительных сооружений в какой-то степени успокоился.