Идя по аллее, он лавировал между группами людей и одиночками, праздно прогуливающимися или спешащими домой, раскланиваясь на ходу со знакомыми и одаривая улыбками встречных дам. Кстати, знакомых среди дам было много, а вот Куму он совсем не ожидал здесь увидеть, потому что не встречал ее уже давным-давно. Где она теперь? Почти сразу после той волшебной ночи вышла замуж и уехала куда-то. Или, в обратной последовательности, уехала и вышла замуж. Оставив ему подарок, между прочим. Котик, сказала она ему тогда, если ты отрастишь усы, все бабы будут твои.Котик, ага. Теперь он сам с усами и кот. Котяра. А вот она все такая же длинноносая и длинноногая кошечка. Кошка. Кума была не одна, но, приметив Сержа, просияла. Она послала ему знак – вскинула руку и длинными пальчиками потеребила воздух. Он помнил это ее движение, помнил! Господи, что же это за невероятность такая? Только подумал о девчонке, вспомнил, и вот, она уже нарисовалась наяву и машет ему рукой. Это просто магия какая-то. Магия предрасположенности и предопределенности, предсказанности и предчувствия, расставаний и встреч, любви вчерашней и будущей, – магия жизни.

Но тайну, тайну знала только луна, – и хранила ее нерушимо.

Возбужденный ненарочной встречей, рандомной, как выражаются некоторые любители говорить красиво, но непонятно, Серж дошел до ГДО. С подхода он попытался рассмотреть Гешину башенку на крыше, но снова не преуспел в том. Скрывалась от него странная башня, все время играла в прятки. Хотя, казалось бы, чего уж? Достаточно показалась ведь накануне, раскрылась, можно не стесняться уже дальше, продолжать в том же духе. Но нет. Он пожал плечами. Нет, так нет. Перед памятником свернул налево, и, по знакомой дороге, обошел дом с этой стороны. Но за ГДО пошел дальше прямо и, метров через сто, протиснувшись в проход между гаражами, очутился в лесу, в той самой вожделенной роще. Там еще раз повернул налево.

В зеленом царстве, в котором он оказался, под пологом, в основном хвойным, было еще солнечно и радостно, но краски, предваряя сумерки, уже становились насыщенней, интенсивней, и тени густели между стволов и листьев. Вдыхая пряный воздух полной грудью, он шел по обычной для здешних мест песчаной дорожке, желтой строчкой рассекавшей подлесок, и с необъяснимым восторгом, словно впервые, наблюдал, как дробились в хвое, просачиваясь и распускаясь паутиной, лучи солнца, как перепархивали с ветки на ветку, не опасаясь запутаться в этих нитях, мелкие птицы. Изумрудные мхи вокруг были необычайно пышными и мягкими, так и подмывало, присесть где-нибудь, привалившись спиной к стволу, закрыть глаза...

Неожиданно он ощутил себя совершенно другим и совершенно свободным человеком. От забот, обязательств, комплексов и страхов. Странное чувство, словно прежде, до этого момента все было не так. Да, видимо было по-другому, потому что иначе он не уловил бы разницы. Возникнув, новое ощущение новой свободы изменило все вокруг – звуки, запахи, цвета. Восприятие мира в целом. Точно изменились настройки организма, неуловимо, чуть-чуть. Как бы это объяснить? А как бы понять?

Он не уловил момент, когда это началось, не сразу заметил, что в природе что-то не так.

Вдруг оказалось, что он шел по дороге, которой не было. Раньше не было. Она точно висела в воздухе, но по виду была вполне обычной раздолбанной бетонкой, и Серж понимал, или ощущал, что большей своей частью дорога уже на той, другой стороне.

Все вокруг текло, точно марево, и быстро изменялось. Это было непривычно и неприятно, может быть, именно неприятность хотелось прекратить? Мысль показалась интересной и уместной, но он не успел ее додумать до конца.

Пространство за спиной разорвалось со страшным грохотом, Серж едва успел отскочить на обочину из-под колес настигшего его автомобиля.

Что же это за дорога? Откуда взялась? Где он?

Мимо, подскакивая на ухабах точно взбрыкивающий, разыгравшийся жеребец, промчался военный грузовик с огромным прожектором в кузове. Накрывавший его брезент удерживался за один край, другой бился по ветру точно стяг мышиного войска. Из окна кабины высунулся вихрастый боец и что-то прокричал в его направлении. Рваный вихрь, закрученный пронесшимся сквозь воздух огромным телом машины, разметал его слова, и до ушей Сержа донеслись лишь обрывки предложений. Раззява... Мать... Что-то такое. Вечные, если разобраться, слова.

А когда замер вдали расщепленный деревянный грохот с тонким подзвучьем звякающих цепей, и осела, наконец, пыль... Впоследствии, анализируя этот момент, Серж припомнил определенно, что пыль вовсе не оседала. Она висела в воздухе, точно испарения от тела земли, и ее относило в сторону медленным током воздуха, так что она редела вблизи, но густела, накапливаясь, поодаль. Несуразица какая-то.

Так вот, когда пыль испарилась, осела, исчезла – первое, что бросилось в глаза и насторожило его, это дорога.

Дорога стала другой. Не было и в помине пошлых ухабов и колдобин, по которым гарцевал военный грузовик. Очень необычная дорога, очень. Серж присмотрелся внимательней и подумал, что, пожалуй, таких покрытий ему не доводилось видеть прежде. Из серого мелкопористого вещества, утилизированного реголита, без единого изъяна лента выкатывалась из-под ног и, с плавным изгибом поднимаясь на небольшой пригорок, ныряла там под сень вековых деревьев. И деревья те не были соснами, что росли повсеместно в гарнизоне и вокруг него. Он мог поклясться, что не видел никогда здесь этой аллеи, даже не подозревал о ее существовании.

Он встревоженно оглянулся.

Близко подступившая сзади и с боков зеленоватая дымка укрывала пространство за спиной, подпирая и точно выдавливая, вынуждая его идти вперед по дороге, туда, где тумана не было. Серж вспомнил, как недавно по ТВ смотрел одну передачу. В ней приводились рассказы тех, кто лично слышал рассказы других тех, кто точно знал, что в таком зеленом тумане люди исчезали бесследно. А если кому-то удавалось вернуться, так не раньше, чем через десяток лет, потому что не туман то плыл, клубясь и завиваясь, а время, слетевшее с катушек и подрастерявшее свои линейные свойства. Само собой, что желания вглядываться в эту курящуюся мутную завесу он не испытывал, тем более сквозь нее возвращаться назад. Напротив, его с необъяснимой настойчивостью неудержимо влекло вперед.

Взгляд его скользнул по обочинам странной дороги, и он, прямо сказать, был приятно удивлен их видом. Вместо привычного и чем-то даже милого глазу бурьяна, перемежаемого отдельно лежащими кучами мусора, он увидел ухоженные, тщательно выстриженные зеленые откосы, изумрудная свежесть которых подсказывала, что неизвестные люди трудились над ними старательно и долго. Слева газон простирался много дальше, продолжая струиться по склону до самых деревьев.

Что за черт, думал Серж? Всего-то навели порядок, и вот уже мерещится, будто попал на другую планету. Но что-то ему подсказывало, что дело не в порядке, и не в чистоте только. Планета, может быть, и та, думал он, но вот мир на ней явно устроен иначе. Хотя, как это возможно? Планета и есть мир, разве не так? Если не брать эзотерику, так и должно быть: одна планета – один мир. Равенство. Или тождество. Но взять ее, и придется поверить в другой мир, более сложный, нетрадиционный, с различными слоями и уровнями, восходящими, нисходящими пересекающимися. С ума ведь сойти можно, если подумать. Не приведи, Господь.

Оглянувшись по сторонам, он торопливо перекрестился. Так, хохмы ради. Но на всякий случай. Потому что, кто его знает? Лучше уж перебдеть и подстраховаться.

Идя дороге, он, следуя ее прихоти и незаметному давлению, поднимался на пригорок.

Справа, за кустами жимолости, тоже, кстати, неожиданными здесь, белели стены незнакомых ему строений, совсем не похожих на привычные сараи и гаражи. Слышно было, как шумели дождевальные установки, и повсюду – ни души.

Серж посмотрел на небо, словно ища у него поддержки, или хотя бы подсказки, но и небо виделось другим, чем, – сколько там? – полчаса назад. Закат, похоже, был отменен, экспозиция наверху демонстрировала явный и неоспоримый восход. Или это всего лишь иллюзия? Что все это значит? Серж закрыл глаза, помотал головой, снова их открыл – ничего не изменилось. Ему вдруг подумалось, что напрасно он сопротивляется новой реальности, потому что восход солнца – сейчас – его вполне устраивает. И весна, конечно, тоже. Может, я действительно угодил на другую планету, сомневался он. Но как? Нет, нет, тепло лучей своего солнца и вкус воздуха родной планеты, запахи, пусть и измененные, но те же самые, не спутать ни с чем. Тогда, подумалось, удивительно, что, видя все, что видит, он все еще уверен, что находится на Земле. Потому что непонятно, кто и каким образом мог исказить и изменить все вокруг, и местность, и время. А он сам? Он все тот же? Серж прислушался к своим ощущениям. Ну да, пьянящее чувство свободы уже было отмечено. Но все остальное, похоже, как было, без перемен. Нет, ничего с ним не случилось. Неужели, враги устроили это все? Для чего? Что им надо? Что хотят ему показать? Странные, однако, дела творятся у нас в пригороде, подумал он.

Вообще, он конечно уже понимал, что оказался в той же местности, в том странном месте, в которое угодил и в прошлый раз, только через дверь в Гешиной башне. Но тогда дело было ночью, а теперь день, во всяком случае, светло как днем. А это означало одно: где-то должен быть Дом.

Двигаясь по дороге, Серж все время оглядывался по сторонам, горя желанием увидеть хоть кого-то, чтобы убедиться, что жизнь здесь в принципе возможна и присутствует. Но вокруг по-прежнему никого не наблюдалось, ни единой живой души, поэтому проверить догадку про врагов, он не мог. Вообще же, картина складывалась просто идиллическая: зеленые лужайки, густые девственные пущи, солнышко, ласковое, словно плюшевая собачка, и полнейшее при том безлюдье. Ему все чудилось, что выбредут сейчас из чащ на луг коровки, взойдет на пригорок молодой пастух в выбеленных льняных портах да в широкополой соломенной шляпе, присядет на травку и сыграет на свирели простую и прекрасную мелодию. Швейцария, ага. Или Австрия. Или даже Фландрия. Серж в тех странах, правда, не бывал, но, казалось ему, что представления его близки к реальности. Конечно, он вполне допускал, что пейзажи вокруг всего лишь картинки, которые показываются лично для него. Навеваются непонятным образом. Интересное, конечно, предположение, но зачем? Но, может, как раз наоборот, никто из местных не подозревает, что он здесь? И все, что есть, что он видит вокруг, не для него только, а всегда так?