– Хорошо. Итак!
Заполняя наступившую тишину вдруг выплыли на поверхность, выступили вперед разные технические звуки – гудение трансформаторов и блоков питания, шелест крыльчаток кулеров, редкое сигнальное попискивание, еще что-то. И над всем, фоном, пробивавшийся сквозь стены и закрытые окна монотонный рев, – где-то на аэродроме техники «гоняли движки».
– Итак, прошу внимания, – повторил Лукьяныч. – Хороших новостей, к сожалению, мало, поэтому, давайте сразу серьезней. Итак... Все вы знаете, что здесь у нас произошло. Я имею в виду недавнее проникновение на Командный пункт постороннего лица. Неустановленного до сих пор, подчеркну, лица. Здесь все по-прежнему, у следствия были кое-какие соображения на этот счет, даже подозреваемый был, наш бывший сослуживец, не буду называть фамилию, вы все его прекрасно знаете. Подозрения оказались напрасными, у товарища есть алиби, подтвержденное официальными документами. Он уже некоторое время, довольно продолжительное время, находится в командировке, далеко отсюда, поэтому никак не мог тут себя, так сказать, проявить. И это хорошо. Это очень хорошо, поскольку сей факт остужает некоторые горячие головы, которые уже начали среди нас с вами выявлять целую шпионскую сеть. Но это, пожалуй, единственный на сегодня положительный момент. Все остальные производные от нашего происшествия, отрицательные, в том числе и для нас.
Он поправил начес на лысине, несколько раз пригладил его рукой. Серж улыбнулся в усы. Он давно заметил, что голова полковника по форме напоминала яйцо, обращенное тупым концом кверху. Только лицо у Лукьяновича было бронзовым от загара, а волосы совсем седыми, поэтому яйцо получалось с коричневой скорлупой и в легком, как у одуванчика, пушке.
– Положение на фронте, в Литорали, усугубилось, – продолжал Раужев. – Пришельцы пытались переходить в наступление, за последние сутки только несколько раз, но были успешно отброшены обратно. Главное для нас, и печальное, то, что существенно осложнилась работа авиации. Вы знаете, мы работали по целям в том районе. Не только наш полк, но в основном, поскольку расположены мы очень удачно. Тут и подлетное время, и направление, и другие факторы, не буду все перечислять. Так вот, с ночи связь с бортами затруднена существенно, временами теряется совершенно. Это говорит о том, что Маргаритка наша попала в «надежные», в кавычках, и умелые руки. Целеуказания, передача данных и связь осуществляются по радиоканалу, и вот этот канал почти заблокирован. Тут, кстати, им пригодились похищенные у нас коды и частоты. Таким образом, уже сейчас можно сказать, что да, это была диверсия, целенаправленная, а не шутник случайный сюда забрался, протестировать альпинистское снаряжение. Не помню, как те чудаки называются, которые повсюду лезут, куда их не просят... Как? Руферы? И джамперы? Так вот, это не они. Скажу больше, есть указания на то, что управление бортами пытаются перехватить. То есть войти в бортовые компьютеры и переключить управление на себя. Пока это не удается, но если удастся, даже не знаю, что будет. Очень серьезная ситуация. Принято решение приостановить полеты и вернуть все самолеты на точку, но с одной эскадрильей уже практически нет связи, так что не знаю... Непонятно, кстати, как это делается, ведь оттуда, из провала этого, или портала, не зафиксировано ни одной радиопередачи. А те источники радиоволн, имеются в виду, чужие, которые засекаются, мы не можем запеленговать. Они все время перемещаются, а иногда, кажется, что сигналы идут со всех сторон. Ну, это пусть спецы разбираются, это их хлеб, все-таки. Что же касается нас, принято решение о переходе на круглосуточный режим работы, для чего предполагается существенно усилить дежурные смены на КП. Весь личный состав, что до этого ходил на службу, как на работу, будет разделен на равные группы, которые придаются одной из дежурных смен. Капитан Хакопныш составит списки...
– Есть!
– ... до конца рабочего дня, чтобы все знали, кто, с кем, когда. Можете ему свои пожелания высказывать. И, как положено, сутки через трое. Пока так. Но будьте готовы в случае необходимости и вне смены подключаться. А что вы хотите? Это война, господа. Странная, но война. Хотя, почему странная? Может, теперь только такие войны и будут. Мы с подполковником Дукштом-Дукшицей...
– Я!
– ... осуществляем общее руководство. Нам с вами, Захарий Львович, думаю, работы хватит. Если что, вызывать нас ночью в любое время, днем мы и так здесь. Все ясно? Тогда – за работу. Капитан Таганцев! Сергей Сергеевич, прошу вас, подойдите ко мне.
Они отошли к тому же окну, рядом с которым разговаривали накануне.
– Ты понял, что происходит? – спросил Сержа Лукьяныч.
– Ну-у-у... – Серж сделал неопределенный жест.
– Вижу, что не очень. А происходит очень простая вещь. Поскольку Геша твой...
– Не мой он, Владимир Лукьянович, не мой!
– ... поскольку твой Геша...
– А! – Серж махнул рукой, не в силах больше спорить.
– .. как выясняется, ни при чем, все силы будут брошены на поиск другого козла отпущения. Виновен, не виновен – не важно, главное выпустить пар. Нет, истинного злоумышленника будут продолжать искать, и, скорей всего, найдут, можешь не сомневаться, но это будет потом, позже, и не важно уже. Сейчас же, когда такие последствия тяжелые, и сложности, первостепенное значение для всех заинтересованных сторон определиться с тем, на кого можно направить начальственный гнев. Кое-кто при этом не прочь решить и свои шкурные вопросы. Вот ведь какая штука. Ведь найти и разоблачить иностранного шпиона дорогого стоит. Очень не хотелось бы, мне лично, чтобы ты стал этим аварийным клапаном сброса давления, понимаешь?
– А почему я? При чем вообще я?
– А вот, ни при чем, но отлично подходишь. У тебя и доброжелатели есть, и завистники.
– Чему завидовать-то?
– Ну, много чему... Молодой, красивый, уже капитан. В академию поступил. С женщинами полный ажур. Не знаю, что еще, завидовать могут чему угодно. Твоя задача не подставиться. Никуда не лезь, понял? Да, сиди дома. Со службы – домой, и носа оттуда не выказывай. Только в столовую. Про баб забудь, не хватало еще, чтобы ты под конец на чьей-нибудь жене, или даже дочери, погорел. Ну, глупость же будет, понимаешь? Вот, Тамара к тебе приезжает, и замечательно, и отсеки все остальное, все другие хотелки свои. Сколько тебе тут осталось? Можешь месяц вытерпеть?
– Могу, чего уж...
– Вот, давай, Сережа. Ты прости, что я так говорю. Ты сам уже взрослый мужик, усы вон, какие у тебя роскошные, настоящие усищи, кто-то и им завидует, кстати. И ты можешь поступать по своему разумению, конечно, но мне тревожно. Я волнуюсь за тебя.
– Да, я все понимаю, товарищ полковник. Спасибо вам. Постараюсь не высовываться.
– Вот и не высовывайся.
Серж сунул руку в карман и сжал в пальцах шильдик. Металл впился в плоть не столько острым краем, сколько своей вопиющей необъясненностью. Может, зря я его с собой притащил, подумалось ему. А вдруг как увидит кто? Тогда точно не отмоюсь. Но слишком велико было желание не столько даже проверить, сколько удостовериться в том, что и так знал.
Через какое-то время, когда КП успокоился и вошел в рабочий ритм, к Сержу подошел Хакопныш, капитан ВВС. В руках он держал небольшую карточку с тиснением в виде двух сцепленных между собой колец, золото на молоке, которую тут же с шутливой серьезностью, с полупоклоном и вручил ему.
– Не откажите в любезности, сэр, окажите нам честь быть, участвовать, присутствовать на торжестве по случаю нашего со Светланой Юрьевной бракосочетания. Короче, чувак, считай это официальным приглашением. Светка сказала, что иначе ты не соглашаешься.
– Да чего уж... Не хочется свой ранг понижать, – начал ответ в том же тоне Серж, и тут почувствовал, что получилась двусмысленность. – Ибо не пристало нам... – завилял он.
– Ладно, ладно, не напрягайся, – успокоил его Андрей. – Светка, между прочим, хотела, чтобы ты у нас свидетелем был на свадьбе, так что можешь мне спасибо сказать, что я тебя отмазал.
– Спасибо! – Серж хмыкнул. Разговор имел явную подоплеку, и, подумалось ему, пора его сворачивать. – А что, когда?
– В субботу уже.
– Ух ты, как быстро! Спешите?
– По законам военного времени, в ускоренном режиме. Нет, на самом деле, все давно уже решено и вертится.
– Понятно... Что дарить вам на свадьбу?
– Ну, ты спрашиваешь! Традиционно, себя... в конвертике.
– Заметано!
Серж пожал протянутую Хакопнышем теплую и мягкую руку. Он желал им со Светланой счастья, и не испытывал по поводу предстоящего события сожаления. Хотя грусть, да, была – по уходящему и отжитому. Этот человек, Андрей, был ему симпатичен, но, подумалось, так и оставался, не вполне понятен, эдакой вещью в себе. Может быть, потому, что пришел с гражданки, и оставался гражданским внутри до сих пор. Все-таки, прожить несколько лет в казарме многое значит. Казарма перемалывает сознание и характер любого, кто способен ее вынести, и оставляет на каждом свою печать, как знак отличия, признак своего. У Андрея его не было, и какие там мысли крутились в его голове, не ведомо. А то, что он думал больше и не то, о чем высказывался, было очевидно. Вот, вот, уловил. Возможно, это: военные, прошедшие срочную службу, после училищ – более открыты. При всех различиях и оговорках. Какой-то алгоритм в нас заложен, подумал Серж, не шаблон, но способ – как мыслить, метод – как действовать. Сопричастность. Узнаем своего не только по галстуку на резинке. Интересно, вот он знает, что зеленый армейский галстук называют селедкой? Вряд ли. Скажи, и не поймет, о чем речь.
Он долго еще развлекал себя разными пустяковыми мыслями, параллельно соображая, как подобраться к нужной ему информации. Проще всего было бы индекс и заводской номер «Маргаритки» посмотреть на самой «Маргаритке», на блоке, на том самом – предположительно, том самом – шильдике, который лежал у него в кармане. Но поскольку блока в пределах досягаемости больше не наблюдалось, оставался лишь один реальный способ, заглянуть в книгу учета оборудования. Форма 16. А она секретная, хранится в секретном отделении и никто ему ее просто так не выдаст, потому что доступа у него к ней нет. А у кого есть? Да у того же Дукшта-Дукшицы, и еще, вроде, у Хостича. Надо придумать, как, не вызывая подозрений, уговорить кого-то из них получить книгу в секретке и дать ему в нее заглянуть. Вот как это сделать?