– Стоять! Не е...ться! Руки к ушам!

От неожиданности Сержа, от темени до копчика, пронзило электрическим разрядом. Как бы электрическим, разумеется, – внутреннее напряжение последних часов – или минут? – нашло выход. Только он не подпрыгнул на месте, а, наоборот, подсел, но на ногах все же устоял. Прикрываясь рукой от режущего осколками стекла по глазам света, медленно повернулся, осознавая постепенно, что этот мурлыкающий, с истеринкой голос ему знаком. Точно.

– Жека! Что ты людей по ночам пугаешь? – спросил он перепоясанного портупеей и отягощенного кобурой с пистолетом начальника патруля,

– А потому, что люди по ночам спать должны. А они не спят, и мне, мля, не дают! Ты кто такой? И что ты тут делаешь возле объекта недвижимости? Стоять, не е...ться, на вопрос отвечать!

– Вдруг патруль, облава, да? Ты фонарик-то выключи, или опусти, не вижу ни хера.

– Главное дело, чтобы я все видел, – возразил Жека, но фонарь все же опустил, направив луч в землю. – Смотреть в оба! – приказал он стоявшим за его спиной на голову его выше двум патрульным. – Чуть что, стрелять на поражение, и не е...ться!

– Да, да, очередями стрелять. Из штык-ножей, ага, – подсказал Серж, зная вооружение патрульных.

– Да хоть из пальца, мля. Ты кто такой? Я тебя знаю?

– Жека, служебное рвение тебе мозг повредило. Ты глаза-то открой!

Глаза Жеки, справедливости ради стоит отметить, все же были открыты, но при этом по обыкновению масляно блестели. Они всегда у него так блестели, потому что смазывал он их регулярно и чем надо.

Капитан Жека Задроцкий был широко известен в гарнизоне под неубиваемым и безальтернативным ником Задрот. Жека служил на какой-то должности в ОБАТО, отдельном батальоне авиационно-технического обеспечения, Серж точно не знал, на какой, но знакомы они были еще с тоговремени, когда Серж жил в общежитии. Общежитие, кстати, находилось в ведении ОБАТО, поэтому Жека был в нем на особом положении, занимал отдельный номер на втором этаже. Из холла там наверх вела старомодная скрипучая лестница, деревянная, с широкими перилами и точеными балясинами. И Серж отлично помнил возникавшего на ней периодически Жеку в галифе со спущенными помочами и шлепанцах на босу ногу, и его глаза, блестевшие так же, как латунный обод циферблата ходиков на стене, и усы его, длинные и вислые, точно стрелки на половину восьмого на тех же часах. Жеку часто вызывали к телефону, и он, спустившись в дежурку, долго и громко что-то кому-то объяснял своим мурлыкающим голосом. Вот этим самым.

Сколько Жека себя помнил, его всегда доставали из-за фамилии, хотя он мог по праву гордиться, да и гордился ей, поскольку принадлежала она старинному роду. Шляхетскому, на минуточку. Но, чем поляк пышается, нам бывает смешно, слова вроде те же, понятные, а означают чуточку не то, звучат не так. К тому же, в нынешнее время осталось совсем мало почтения к прежним символам и атрибутам общественного положения, поэтому отстаивать достоинство, свое и предков, можно было лишь одним способом – бузить и ерничать. Чем Задроцкий и занимался, причем, в отношениях со всеми, без изъятий, включая женщин и начальство.

Жека в гарнизоне всегда носил новенькую, с иголочки, форму, что на его должности организовать было не сложно, хотя и требовало некоторых дополнительных усилий. Прическу он обычно имел слегка запущенную, и чуб его завивался на козырек лихо заломленной фуражки. При этом всегда был он, по пословице, до синевы выбрит и слегка подшофе, о чем свидетельствовал уже упоминавшийся масляный взгляд. Мурлыкающий голос шел от внутреннего артистизма, как он его понимал. Выражался Жека грамотным языком, преимущественно матерным, искренне считая его близким к эталону. В общем, он являл собой образец человека, на судьбу которого сильнейшим образом повлияло его имя. Но повлияло двояко, и так, и эдак. С одной стороны, человека с ником Задрот и ругать-то как-то стыдно, жалко и нельзя. А, с другой, а что можно ждать от человека с таким именем? Но имя наложилось на характер, и получилось чудо. Потому что Жека, будучи источником исключительно положительных эмоций, знал, как подойти к человеку, любому, включая женщин и начальников, и получить от них все, что ему нужно.

Начальство, кстати, относилось к Задроцкому с пониманием. Потому что как, ну как не пить человеку с такой фамилией? И начальники выпивали с Жекой регулярно, чувствуя необходимость особого к нему отношения. Карьерный рост, опять же, был обеспечен. С такой-то фамилией! Просто боялись обидеть.

Иногда, правда, Жеку спрашивали, по-дружески или по-отечески, почему бы, мол, тебе не сменить фамилию? На что он честно признавался, что не может, из чувства гордости, и из противоречия. Сами, говорил, вы все задроты. К тому же, говорил, хлопот много, я же лицо материально ответственное, с правом контрольной подписи...

Короче говоря, по службе у Жеки все было нормально. Служить с ним было приятно, можно сказать, одно удовольствие, но и здоровье требовалось железное. Поэтому, перекрестившись, благословили капитана в академию. Они же с Сержем были одногодками, поэтому, получилось, что и поступали в один год. Жека никогда над науками не корпел, не любил, но сказал – есть! – и отправился поступать, для верности, и для смазки поступательного процесса, прихватив с собой две канистры чего надо. Поступил! Никто и не сомневался.

И вот теперь, вновь испеченный слушатель академии, осененный непривычно аккуратной прической, Жека нес последний наряд в гарнизонном патруле.

На призыв Сержа открыть глаза он отреагировал положительно, и старательно их вытаращил.

– Серый, ты что ли?! – наконец признал он Таганцева. – Какого хера ты тут делаешь?

– Так это, прогуливаемся мы. По окрестностям.

Он раскинул руками, обводя просторы:

– Природы какие вокруг, как не прогуляться? Или запрещено?

В левой руке у него, под горлышко, в обхват, была зажата грелка. Жека сразу же ухватился за нее взглядом и отследил движение, мотая головой. А после заметил и прижавшуюся к ноге штурмана собачку.

– Грелка! Грелка нашлась! – воскликнул Задрот с искренней радостью и, нагнувшись, потрепал ее по голове.

– Так это, – спросил, вернувшись в вертикальное положение, – может, вместе и погуляем? Раз уж тебе все одно не спится?

– Ты с ума сошел, что ли? Ты же в наряде, в патруле. У тебя, вон, патрульные...

Серж, кстати, был не против пообщаться с Жекой тет-а-тет, так сказать. Уж очень интересно было ему узнать, с какой стати тот тут околачивался.

– Сейчас все решим, – овладел инициативой Жека и повернулся к патрульным. – Так, кто тут у нас? Солдат А и солдат Б, боевой состав патруля. Из двух военнослужащих, как известно, один всегда назначается старшим. Ты, – он ткнул пальцем в пряжку того, кто казался выше ростом. – Будешь за старшего, назначаю тебя Альфа-бойцом. Сейчас идете в дежурку и ждете меня там. Я скоро, мы с товарищем капитаном идем следом. Так и скажете, если кто-то спросит. Все ясно? Тогда, вперед! Отвечаешь головой. И чтобы не е...ться!

– Как ты с ними... Солдат А, солдат Б... Не обидятся? – спросил Серж, когда патрульные, козырнув, ушли в указанном направлении.

– Да... Еще голову забивать, фамилии их дурацкие запоминать, – отмахнулся Жека. – Мою вон, все помнят, а чего хорошего? Пошли, тут лавочка удобная неподалеку.

Когда они дошли до скамейки, заметили, что Грелка снова куда-то пропала. Посмотрели по сторонам, посвистели, покричали, – все без толку.

– Смотри-ка, опять потерялась, сучка. Где ты ее нашел?

– Сама нашлась. Из кустов откуда-то, из темноты прибежала...

– И принесла грелку?

– Точно! Работа у нее такая.

– Как удачно получилось. Ну, давай!

– Что, давай? Из горла что ли? Из грелки я не умею, да и не буду. Не комильфо, сам понимаешь.

– Что ты! Обижаешь. Как можно, из горла? Мы же с тобой не какие-нибудь штафирки, не пиджаки мятые. Мы – господа офицеры, из хороших, кстати, фамилий. Особенно я. Не волнуйся, у меня все с собой.

Жестом фокусника Задрот достал из кармана галифе футляр с набором миниатюрных серебряных чарок-наперстков.

– Вот! – продемонстрировал он снаряжение. – Чтобы, как говориться, не е...ться! Всегда готов, называется. К тяжелому ратному труду, все равно к какому. К обороне или к наступлению.

– Только ты учти, – осторожно намекнул Серж на обстоятельства неопределенности, – я понятия не имею, что там внутри.

– Не ссы, – успокоил его Жека, – дегустацию я беру на себя.

Он отделил от набора две стопочки и поставил их рядком на скамейку.

– Наливай!

Наливать из грелки в рюмки, тем более, в такие маленькие, занятие неблагодарное, но Серж постарался. Жидкость казалась зеленоватой, как шартрез, маслянистой, как Жекины маслины, и слегка парила зеленым же фосфоресцирующим дымком – натурально зелье!

– Ну, не е...ться! – не стал затягивать снятие пробы капитан.

Запрокинув голову, Жека опорожнил стопку в себя. Не закрывая рот, он выкатил глаза и поводил ими из стороны в сторону, точно рак из кастрюли. Лишь через некоторое время с трудом выдохнул и огладил усы.

– Уф! Какая изумительная вещь! Давай-ка еще! Пока не остыло.

Они выпили, Серж тоже, поддавшись Жекиному возбуждению и энтузиазму. Неизвестный напиток действительно был необыкновенно хорош. Они закурили Жекины сигареты, и выпили еще.

– Что за штука такая? – спросил Жека, указывая на грелку.

– Понятия не имею! – честно признался Серж. – Но классная, правда?

– Универсум! Лучшего я, по-моему, не пробовал. Вкус необычный, нет, ничего подобного не помню. Неописуемо. Уступи?

– Не могу, – зажал почему-то остаток Серж. И соврал, оправдываясь: – Мне сейчас зайти кое к кому надо. Без угощения нельзя, сам понимаешь.

Они выпили еще. Почувствовав легкое головокружение, Серж решил, что пора. Пора, мой друг, пора, пронеслось в его голове. Порадуемся. На душе стало легко, пелось.