Изменить стиль страницы

Такой же, как на втором этаже огрызок коридора освещался люминесцентными лампами – в строгом соответствии с рекомендациями из старого патента. Три светильника – по две длинных трубки в каждом – лепились к потолку по оси коридора. Они, по своему обыкновению, слегка жужжали и помаргивали, но холодного голубоватого света давали достаточно. Лампы несколько резко для глаз отсвечивали в натертом мастикой дубовом паркете. Расположенное в конце коридора окно не было занавешено, тем не менее, свет ламп не проникал наружу, во всяком случае, Серж, находясь на улице, его не заметил. Пройдясь по коридору, Серж обнаружил, что двери здесь, в отличие от второго этажа, не заперты. Вскоре он понял почему: комнаты, все четыре, были совершенно пусты, но в каждой под потолком горел такой же светильник, как в коридоре. Конечно, это тоже показалось Сержу странным. В самом деле, зачем в пустой комнате ночью держать включенным свет? Случайно оставили? Ну, в одной забыли выключить, или не заметили, как включили – возможно, вполне допустимо. Но во всех четырех? Нет, вряд ли. У него объяснений на этот счет пока не было.

И уж совсем странными выглядели стены в этих комнатах. На первый взгляд они казались такими же, как и везде в ГДО. Но при ближайшем рассмотрении становилась заметна их многослойность, что ли. Стоило осветить стену фонарем, и за слоем побелки, как в толще льда, открывалась загадочная глубина, которую, зная способ, наверное, можно вскрыть, в которую возможно проникнуть. Стены были холодны на ощупь, как тот же лед, даже внешние, отмеченные окнами, видимо, также слепыми, потому что свет через них наружу, не проникал. В этом Серж убедился сам, с улицы все они выглядели темными.

Что еще было удивительно в этих пустых комнатах, – в каждой на одной из стен была нарисована дверь. Со всем тщанием, в мельчайших подробностях, так, что Серж даже подумал, не фото обои ли это? Но нет, никаких обоев. Потрогав рукой, он убедился, что краска, не масляная, прямо по штукатурке, значит, что-то вроде фресок. Двери на фоне остальных стен ощущались еще прохладней, просто совсем холодными.

Странное и необъяснимое чувство вдруг обуяло Сержа. Ощущение нереальности и невозможности происходящего всколыхнуло и потрясло все его существо. Ему вдруг представилось, будто он, как Алиса, пробирается по кроличьей норе, только не вниз, а вверх. И, чем дальше шел, чем выше он поднимался, тем становилось странней. Ужасней. Он чувствовал, что все сильней в нем разгорается обнаружившийся недавно азарт исследователя, и понял, что должен пройти по этой дороге до конца. И пройдет же, во что бы то ни стало, пройдет.

Осмотрев помещения третьего этажа, заметив и запомнив все, что смог увидеть, Серж, наконец, обратил свой взор на башню. Башня, конечно же! Ведь он пришел сюда именно ради нее.

В башню вела невысокая, в один виток, винтовая лестница, устроенная там, где обычно находилась приставная лесенка на чердак, а именно на верхней площадке. Серж оставил ее за спиной, когда прошел осматривать этаж. Теперь он к ней повернулся и стал рассматривать. Эта самбука была сооружена не так давно, во всяком случае, выглядела так, будто выкрашена голубой краской совсем недавно. Металлические рифленые ступени даже не вытерлись от ходьбы. Проверив, что краска действительно высохла и не пачкается, Серж, держась левой рукой за поручни, поднялся наверх.

Небольшая, рассчитанная на одного человека максимум, огороженная по краю леером металлическая площадка на верхушке трапа. Вход в башню, – а куда же еще? – перекрыт низкой полуовальной железной дверцей, такой, как люки на морских судах, выкрашенной той же голубой краской. Внешние габариты предметов явно уменьшались, отчего создавалось впечатление, что само пространство сужается. Серж даже почувствовал, как стало тесно и трудно дышать. Мнительность, конечно, не более. Дверь оказалась закрытой, и никакой замочной скважины на ее гладкой поверхности не обнаружилось. Но зато имелась ручка – бронзовая скоба, блестящая от частых прикосновений. Она была прикреплена к двери за один конец и висела вертикально. Судя по полукруглому следу на двери, чтобы открыть ее, ручку следовало повернуть в горизонтальное положение. Что Серж, с легким все-таки волнением, и сделал.

Запор лязгнул, дверь чуть поддалась, будто оттаяла. Серж толкнул ее от себя и вошел в открывшийся темный проход.

Он едва сделал три шага вперед, как дверь за его спиной заскрипела, тихо и протяжно. Серж как раз оглянулся, чтобы увидеть, как она закрывается, удушая льющийся сквозь проем поток света. Хлоп! – и свет погас. Оставшись почти в полной темноте, как ему поначалу показалось, Серж быстро вернулся назад, но никакой двери там уже не обнаружил, ни визуально, ни на ощупь. И стены тоже не было, ничего не было, только пустое проницаемое пространство. Вот те на, подумал он, это жопа. Почувствовал, да и услышал, как гулко забилось в груди сердце. Удары его отдавались толчками в висках, а в ушах медным звоном. Не динь-динь, как монетки пересыпаются, а бом-бом, точно по котлу дубиной. Волнительно, просто офигительно, как волнительно. Попасть в такую ловушку он никак не ожидал. Что же теперь делать?

Совершая танец отчаяния вокруг пропавшей двери, он в то же время пытался выдрать из кармана застрявший в нем фонарик. Вот, наконец, ему это удалось, щелкнул выключатель, и яркий тонкий луч пронзил темноту. Кстати, фонарик так и назывался – Яркий луч, о чем свидетельствовала лазерная гравировка на корпусе. Не помогло в этот раз, ни название, ни сам фонарик. Луч проникал далеко, но не находил, не выхватывал из темного пространства ничего, кроме одного клубящегося зеленого тумана. Серж повернулся кругом, светя во все стороны – ничего. В этой ситуации, решил он, фонарь лучше вообще выключить. Кто его знает, может, стоило заряд поэкономить? Да и нужно ли привлекать к себе лишнее внимание? Ведь он и понятия не имел, куда попал.

Он постоял в темноте, озираясь по сторонам и мало-помалу привыкая к окружающему. Было тихо и явно холодней, чем там, откуда он прибыл. Серж поежился и передернул плечами. Знал бы, подумалось, теплей оделся бы. И тут же почувствовал всю абсурдность и этой мысли, и ситуации в целом, в которой оказался. Ну, как он мог предполагать, что его забросит в какой-то другой мир, другое пространство? А происходящее именно так и выглядело. Это как умереть, подумал он. Никто не думает о смерти постоянно, не ожидает ее, не готовится к ней сегодня вечером или завтра утром. Понятно, что случится однажды, но не сегодня, а потом, потом... Когда-нибудь. Но смерть, это личная катастрофа и неизбежность, а потому обыденность. А вот это, это как можно предположить? Как подготовиться к тому, чего нет?

Хотя, как нет? Вот же, есть...

Этот зеленый туман... Что-то Серж слышал про него. Какие-то небылицы. Что, мол, заходят в него, и пропадают. А потом возвращаются, через десять, а то и через сто лет. Хорошенькое дельце. Какие сто лет? Ему в академию через месяц. Меньше уже, через три недели.

Но тут он подумал, что вот как раз это – то, в каких обстоятельствах он оказался и куда попал, – как раз стоило бы предполагать.

Ведь Литораль, это что такое? По сути, то же самое. Дыра, провал в пространстве, смещение, брешь между мирами или измерениями. Прогалина во вселенной, через которую осуществляется вторжение. Но, если возможно там, почему невозможно здесь? Или где-то еще? Понятно, что для осуществления прорыва придется потратить немало энергии, но кто говорил, что это легко? А вы хотели бы бесплатно? Ха! Лучше, конечно, найти подходящее место, где это можно сделать легко, где сама природа помогает. А здесь, допустим, в меньшем, масштабе, скромненько. Не нора, а норка, и не крота, а землеройки, или даже червячка. Господи, что он несет? Бред просто какой-то.

А, с другой стороны, что ему остается? Вот он, этот бред, вокруг, вполне себе реальный, и он же внутри, тоже настоящий. Так о чем еще ему думать, что говорить?

Серж как-то быстро и основательно продрог, его вдруг стало серьезно так потряхивать. Приступы дрожи шли как снежные заряды, налетали без согласия и помимо воли, ему с трудом удавалось их погасить. Нервное, думал он. Но, хоть и нервное, лучше все же идти куда-то, ходьбой согреться, процессом. Он глянул на свои штурманские, циферблат ярко светился в потемках, точно гнилушка, а вот стрелки, похоже, залипли и не сдвинулись с места с тех пор, как он сверялся с ними в последний раз. Можно ли им верить в новых условиях? Вот в чем вопрос.

Глаза, наконец, привыкли к темноте, и он осмотрелся. То, что раньше казалось ему монолитной, едва ли не материальной чернотой, теперь выглядело всего лишь зыбким сумраком, к тому же, неоднородным. И, судя по всему, он стоял на дороге. Какая ни есть, но это дорога, и по виду, и по цвету она отличалась от того, что было вне ее. Оно и логично, к двери – или от нее – должна была вести дорога. Только вот что находится на другом ее конце, куда она может привести? Да хоть бы куда-то привела, подумал он раздраженно. Стоять по стойке смирно в ожидании положительных изменений всяко разно смысла не имело. Не умея найти дверь, не видя ее, даже не осязая, что толку стоять на предполагаемом пороге? А может, дверь эта уже совсем, совсем в другом месте... Все откроется в свой срок.

Серж повернулся к тому месту где, он помнил, когда-то была дверь, спиной и пошел по предполагаемой дороге в противоположную сторону. Ему сразу подумалось, что это правильное направление движения, хотя, быть может, разницы, куда идти, и не было. Кто знает, кто знает.

Еще он вдруг понял, что все это время его что-то раздражало, поняв, осознал, что именно. Это было низкое, приглушенное, мощное гудение какого-то генератора. Он не знал, что за генератор, где находится, но он слышал, как тот работает. Звук чуть колебался, плыл, как это бывает, когда у крутящегося ротора есть небольшое биение: у-у, у-у, у-у... Серж, не видел поблизости ничего кроме тумана, ни генератора, ни помещения, в котором он мог находиться. Однако ощущалось, что механизм находится где-то рядом. Серж подумал, что он мог идти вдоль стены, или сквозь нее, или сквозь сам генератор, и не видеть ничего, и не чувствовать ничего, потому что какой-то параметр пространства изменился и сделал все это недоступным. Другое измерение, черт его подери. А звук каким-то образом, вишь ты, проникал оттуда. А, может, то дрожь и вибрация передавались напрямую, а звук рождался от них уже здесь.