Он осторожно привстал и разглядел на прикладе полированную металлическую табличку с какой-то надписью. Это его успокоило.

Заскрипела в сенях наружная дверь, раздались тяжелые мужские шаги. Пришедший громко топая, стал стряхивать снег.

- Пришел обедать, - донесся зычный мужской голос за дверью.

Очевидно, жена что-то делала в сенях, и эти слова были обращены к ней.

- Чего стоишь!? Иди корми мужа!

- Там пришли... - с трудом выговорила жена.

- Кого там нелегкая принесла? Может, наконец, скажешь?

Не дожидаясь ответа, в хату вошел мужчина лет сорока, широкоплечий, со скуластым обветренным лицом и с... автоматом за плечами. Остановился на пороге и направил в сторону непрошеных гостей жесткий, испытующий взгляд.

Сердце с ходу забило тревогу.

"Все-таки мы влипли! Надо же, черт побери, попасть в дом к полицаю!" с ужасом подумал Мендл и, чтобы не выдать испуг, собрался весь и смотрел на пришедшего внешне совершенно спокойно. Тянуло посмотреть в сторону Голды и подбодрить ее хотя бы взглядом.

- А ну-ка, сказывайте, - прогремел хозяин, снимая ушанку, - откуда и кто вы есть?

- Да вот, замерзли в дороге и попросились обогреться, если не возражаете.

Наступила короткая пауза, после которой хозяин повесил на гвоздь свой автомат, с шумом снял с себя дубленку и неожиданно громко закричал:

- Эй, Кылына, иди сюда! У, чертова баба!

Вошла хозяйка и робко остановилась на пороге.

- Чего ж не пригласила гостей к столу!? Подавай быстрее закуску, - и к ребятам: - Пообедаем вместе. Иду домой и думаю, с кем бы это раздавить флягу самогона? Вот, досталась!

С этими словами он вытащил из кармана большую бутыль и решительно поставил ее на стол.

- А тут мне сам Бог послал собутыльника! У, окаянная! Чего стоишь!? Пошевеливайся! Мы ждем! - и добавил: - Вы не обращайте на нее внимания. Только месяц назад лежала в лежку парализованная. Потихоньку выздоравливает. Начала говорить, но понять ее трудно. Много слов забыла, больше молчит. Морока у меня с ней.

Мендл выбрал момент, когда хозяин стягивал с себя валенки, глянул на сестру. Ни жива, ни мертва - съежилась, втянула голову в плечи, в глазах готовность к самому худшему. Мендл незаметным движением кивнул в сторону сестры, пытаясь ее подбодрить.

- Что не побоялись зайти в хату к полицаю, - за это хвалю. А то даже односельчане, черт их побери, обходят стороной. Боятся, гады! А я что? Я за порядок. Распусти это быдло, так все пойдет к чертовой матери. Я на службе. Делаю то, что велит мне мое начальство, - и тут же перевел разговор: - Так как же вы отважились прийти сюда, к полицаю домой, а?

- А что тут страшного? - сказал Мендл подчеркнуто громко. - Но если по правде, так мы и не знали, что здесь живет полицай.

- За правду хвалю! Ну что? Сели за стол. Потолкуем. Кылына! Вот непутевая баба! Подавай на стол! Что там у тебя есть? Нам закуска нужна. Не пойду я сегодня больше на работу. Катись она к ... матери! Обойдутся! Меня Игнатом зовут, а вас?

- Юра, Тамара.

- Брат, сестра, что ли? Или муж, жена?

Кылына молча расставила на столе посуду. Потом подала сало, кровянку, огурцы и вышла из комнаты. Игнат одним движением разлил по стаканам самогон.

- Поехали! - прогремел он, подняв вверх заполненный до края граненый стакан.

"Не захмелеть бы, - подумал Мендл. - А то, чего доброго, наболтаешь лишнего".

Голду он частично оградил - сказал, что у нее шалит печень, и добавил:

- Но пусть немного выпьет, согреется, а то еще простудится. Дорога предстоит еще длинная.

- Давай, хлопец, за мужскую дружбу! Мужику поверить еще могу, а бабе никогда!

Игнат потянулся вперед и протянул через стол руку со стаканом. Запрокинув голову назад, он выставил вперед свое краснощекое с коротким носом лицо.

Мендл посмотрел Игнату в глаза. Где-то он уже видел такой взгляд примитивный, нахально-самоуверенный. Игнат одним махом опрокинул стакан, схватил со стола кусок хлеба и, кряхтя и отдуваясь, стал нюхать его. Глаза налились кровью, сузились, изо рта вылился остаток непроглоченного самогона и полился по бороде. Рукавом вытер подбородок и принялся с шумом закусывать.

Мендл продолжал держать стакан в руке и смотреть на Голду.

- Э, так дело не пойдет! - рявкнул Игнат.

- Тамара, давай! Тебе нужно согреться, - сказал брат.

Голда выпила, скривилась, вздрогнула - уж больно вонючий самогон из свеклы. Вслед за этим Мендл незаметно набрал полные легкие воздуха и выпил все до дна. Огнем обожгло все внутренности.

- Так-то вот! - примирительно заметил Игнат.

Минуты не прошло, как хозяин захмелел, зрачки забегали из угла в угол.

О чем пойдет речь дальше? Игнат, конечно, будет допытываться, кто они и откуда. Нужно быть готовым к любой игре.

Неуверенным движением Игнат вытащил из кармана мешочек с махоркой и газетную бумагу. Дрожащими руками стал сворачивать самокрутку. Долго возился с зажигалкой и, наконец, закурил.

Пока Игнат молчал, Мендл решил перехватить инициативу:

- Дядя Игнат, вы не скажете, сколько километров до города Грязи?

Мендл извлекал из памяти заученные по карте еще в Ружине населенные пункты у Воронежа.

Игнат внимательно посмотрел на Менделя, потом на Голду, потом опять на Менделя. Вопрос подействовал на него отрезвляюще. Он задумался, глубоко затянулся, выпустил дым изо рта и громко спросил:

- Грязи, говоришь?

Мендл весь собрался. Наступила напряженная тишина.

- Гм, Грязи. А знаешь ли ты, что здесь недалеко проходит линия фронта? А Грязи на той стороне, - маленькие глазки Игната смотрели из-под лохматых бровей с явным подозрением. - А что вам там нужно? - не унимался хозяин.

- Так там же недалеко тетя наша живет! Черт возьми, надо же! Слышишь, Тамара? - обратился брат к сестре. - Что будем делать?

Голда тихо всплакнула. Мендл положил ей руку на плечо.

- Не тужи, сестричка, поживем некоторое время в какой-либо деревушке. Может, люди добрые приютят нас на время. Поможем им по хозяйству. А там, глядишь, немцы пойдут дальше в наступление.

Игнат выслушал этот разговор, затих и уперся пьяным взглядом в стол. Вслед за этим сморщил лицо, силясь что-то вспомнить.

- Грязи, говоришь... - тут он громко рыгнул. - И-эх, да пошла она, вся эта карусель, в п...у! Тяпнем, Юра, еще по одной, а там разберемся!

Налил еще раз стаканы и с ходу выпил сам, не говоря ни слова. Закусывать больше не стал. Мендл последовал за ним, но надпил немного. Стакан поставил за бутылкой так, чтобы Игнат не увидел.

- Оно бы, - начал Игнат заплетающимся языком, - надо было проверить ваши документики, да сводить вас куда надо...

Мендл посмотрел на опьяневшего уже Игната, оценил его состояние и с некоторым риском для себя предложил.

- Документы, дядя Игнат? Пожалуйста!

И тут же стал рыться в своих карманах.

- Да ладно! - примирительно выдавил Игнат. - Ты мне лучше вот что скажи...

Он закрыл глаза и некоторое время покачивал из стороны в сторону опущенной вниз головой, стараясь вспомнить вопрос, который он хотел задать. - Ты мне скажи, и честно скажи!

- Я слушаю вас, дядя Игнат.

- Вот ты... Прямо можешь сказать? Не соврешь?

- А чего бы я стал врать-то?

- Ответь мне прямо и не виляй! Понял? И чтобы не кривил душой! Ясно?

- Дядя Игнат, я вас слушаю.

Он заговорил, делая огромное усилие над каждым своим словом. При этом он каждый раз ударял кулаком по столу.

- Ты думаешь, я зверь какой? Конечно... Но не зверь?

У Менделя сразу отлегло от сердца. Никак, мерзавец, каяться будет. Видно, что-то у немцев не ладно. Мендл это сразу уловил. Надежда, долгожданная спасительная надежда, ободряющим теплом разлилась по всему телу.

- Чего бы мне так думать?! Я о вас ничего не знаю.

- Не знаешь, говоришь? Так слушай! Когда они в прошлом году пришли, я уже был дома. Бежал от красных. Все тут знают об этом. Потом пришел дружок, холера его возьми, и начал: - "Твоего деда раскулачили, а ты сидишь без дела. Коммунистов здесь полно. Вешать их надо." Я и пошел под ружье. Но я никого не расстреливал! Честно говорю! Не веришь? Нет, ты, сука, не веришь мне! Другие стреляли, а я - нет!