Задыхаюсь, поспешно втягивая воздух в легкие, а Миллер лениво изводит меня.

— Хммм. — Запрокидываю голову назад, позволяя ей безвольно упасть набок так, что могу наблюдать за Миллером, пока он доставляет мне удовольствие искусными пальцами.

— Нравится? — Его голос груб, а глаза потемнели.

Киваю и прикусываю нижнюю губу, стремясь сжать каждую внутреннюю мышцу, чтобы унять дрожь внизу живота. Но я теряю весь настрой, когда он прикасается большим пальцем к клитору и начинает выводить тщательные, сводящие с ума круги по чувствительному бугорку.

— Так хорошо. — У меня сбивается дыхание, а когда он приоткрывает рот и садится боком у ванны для лучшего доступа, наслаждение только увеличивается. Миллер медленно отступает, наши взгляды встречаются, и он толкается обратно, от него волнами исходит удовольствие и восторг. Меня начинает трясти. — Миллер, пожалуйста, — упрашиваю я, бездумно качая головой от отчаяния, — позволь мне кончить.

Моя просьба не остается незамеченной. Он так же отчаянно, как и я, хочет забыть произошедшую в кабинете ссору. Миллер наклоняется над ванной, не прекращая двигать рукой во мне, наши губы сталкиваются и он целует меня, доводя до кульминации. Я кусаю его за нижнюю губу, когда оргазм берет надо мной верх. Вероятно, я причиняю ему боль зубами, но это не останавливает Миллера и его решимость сгладить последствия ссоры. Меня одолевают безжалостные вспышки наслаждения, снова и снова, пока не иссякают силы. Тело неистово содрогается, расплескивая воду вокруг, а затем обмякает. Теперь я истощена по совсем другой причине, и эта усталость гораздо приятней предыдущей.

— Спасибо, — бормочу сквозь хриплое дыхание, пытаясь держать глаза открытыми.

— Никогда не благодари меня, Оливия Тейлор.

Я тяжело дышу, вбирая в себя последствия ошеломляющего взрыва.

— Прости за причиненную боль.

Миллер улыбается. Слегка, но даже это доставляет наслаждение. С каждым днем я нуждаюсь в его улыбке все больше и больше. Глубоко вздохнув, он вынимает из меня пальцы и проводит ими по коже, пока не добирается до щеки. Я знаю, что он собирается сказать.

— Ты не можешь причинить мне физическую боль, Оливия.

Согласно кивнув, я позволяю помочь выбраться себе из ванны и закутаться в полотенце. Взяв еще одно с ближайшей полки, он начинает вытирать мне волосы, убирая излишки воды.

— Давай высушим твои непослушные локоны. — Обхватив привычным жестом мой затылок, он ведет меня к кровати, сделав знак сесть на край. Я послушно выполняю, прекрасно понимая, что Миллер будет во время сушки расчесывать волосы пальцами. Достав фен из ящика стола, он подключает его к розетке. Не теряя времени, устраивается позади. Расположив ноги по обе стороны от меня, полностью заключает в плен своим телом. Из-за шума не поговорить, что вполне меня устраивает. Закрыв глаза, просто получаю удовольствие от того, как он массирует мне голову, пока сушит волосы. Улыбаюсь, представляя его полное удовольствия лицо.

Слишком быстро шум стихает, Миллер наклоняется, зарываясь лицом в свежевымытые волосы, и крепко обнимает меня за талию.

— Ты вела себя грубо, Оливия, — произносит тихо, почти с осторожностью. Ненавистно уже то, что ему приходится это озвучить, пусть у него и есть на это право, но мне нравится, что он считает нужным делать это деликатно.

— Я извинилась.

— Но не перед Уильямом.

Я застываю в его объятьях.

— С каких пор ты стал поклонником Уильяма Андерсона?

Миллер слегка толкает меня ногой в бедро. Это молчаливое предостережение, чтобы я следила за языком.

— Он пытается нам помочь. Мне нужна информация, и я не могу получить ее, находясь здесь в Нью-Йорке.

— Что за информация?

— Это не твои заботы.

Стискиваю зубы и закрываю глаза, чтобы сохранить спокойствие.

— Ты моя забота, — сообщаю и вырываюсь из его объятий, игнорируя усталый вздох Миллера. Он старается держать себя в руках. Мне плевать. Я хватаю расческу с прикроватного столика и оставляю его, ругающегося себе под нос, лежать на спине. С недовольным лицом устремляюсь в гостиную и едва не бросаюсь на диван. Расческой дергаю запутавшиеся пряди, словно в нелепой попытке испортить то, что Миллер любит во мне больше всего.

Вновь впадая в отчаяние, безостановочно провожу щеткой по волосам и получаю от этого извращенное удовольствие. Жгучая боль не позволяет ни о чем думать. Мне даже удается не замечать покалывание кожи, которое с каждой секундой становится все сильнее. Миллер где-то поблизости, но я не обращаю на него внимания, просто решительно рву на себе волосы.

— Эй! — Он останавливает мою руку, прекращая разрушительное воздействие, и вырывает расческу из скрюченных пальцев. — Ты же знаешь, как я трепетно отношусь к тому, что мне принадлежит, — отчитывает Миллер, оборачивая ноги вокруг меня и распуская мне волосы по плечам. Его слова, даже при всей их снисходительности приводят меня в чувство. — Это часть моей собственности. Относись к ней бережно. — Мягкая щетина расчески касается кожи головы и медленно опускается к кончикам локонов, The Beach Boys с песней «God Only Knows» присоединяются к нам.

Миллер решил проявить выдержку, и такая задорная песня с хлестким текстом служит тому подтверждением, поэтому моя ворчливая задница вынуждена страдать в одиночестве. Движимая безрассудством, я надеялась задеть его, подняв другую тему.

— Почему ты сбросил звонок Уильяма?

— Потому что ситуация вышла из-под контроля, Оливия. Меня из-за тебя в дурдоме за своего принимать начнут. А ты из-за меня теряешь терпение. — В его голосе слышится тоска. Чувство вины. Я невольно киваю, молчаливо соглашаясь. Все и вправду зашло слишком далеко. Я и вправду из-за него выхожу из себя.

— Ты говорил о каком-то Чарли. Кто он?

Перед ответом Миллер делает глубокий вдох. В то время как я задерживаю дыхание.

— Аморальный ублюдок.

И все. Больше он не говорит ничего, и с моих губ срывается следующий вопрос, хотя я предвижу результат.

— Ты в ответе перед ним?

Наступает неловкая тишина, и я готовлюсь к подтверждению, которое последует.

— Да.

Голова раскалывается от вопросов, которые я поначалу так легко отмела в сторону. Миллер отвечает перед мужчиной по имени Чарли. Я могу только вообразить, что он собой представляет, если Миллер боится его.

— Он может причинить тебе вред?

— Я прилично зарабатываю для него, Оливия. Не думай, что я боюсь. Это не так.

— Тогда почему мы сбежали?

— Мне нужно перевести дыхание, для того чтобы обдумать, как лучше с этим справиться. Я уже говорил тебе, что это не так просто, как уволиться. И просил довериться мне, пока я с этим разбираюсь.

— И как твои успехи?

— Уильям выиграл мне немного времени.

— Как?

— Он сказал Чарли, что мы с ним повздорили. И что он ищет меня.

Я хмурю брови.

— Уильям сказал Чарли, что ты его разозлил?

— Ему нужно было как-то объяснить, что он делал в моей квартире. Даже с большой натяжкой не скажешь, что Уильям и Чарли хорошие приятели, как и я с Уильямом. Как ты могла догадаться. — Я фыркаю в ответ на его шутку. — Чарли не должен знать о моем перемирии с Уильямом. Это доставит тому немало неприятностей. Я от него не восторге, но даже ему не пожелал бы вывести из себя Чарли, и неважно может ли он постоять за себя.

Я опять ничего не соображаю.

— Что это значит для нас? — Из-за страха перед ответом мой голос звучит невнятно.

— Андерсон считает, будет лучше, если я вернусь в Лондон. Я не согласен.

С облегчением выдыхаю. Я не собираюсь возвращаться в Лондон, если ему придется скрывать меня и продолжать развлекать женщин, пока не найдет выхода из сложившейся ситуации.

Миллер ободряюще стискивает меня в объятьях, будто догадывается, о чем я думаю.

— Я никуда не поеду, не уверившись, что тебе не грозит опасность.

Опасность?

— Ты знаешь, кто за мной следил? — Короткая звенящая тишина только усиливает мою тревогу. Миллер просто смотрит на меня, пока я осознаю всю серьезность ситуации. — Это был Чарли?

Он медленно кивает, и земля уходит у меня из-под ног.

— Он знает, что ты причина, по которой я уволился.

Должно быть, Миллер почувствовал охватившую меня панику, потому что бросил расческу и повернул меня к себе, устраивая на своих коленях. Я окружена им, но сегодня этого мало для того, чтобы почувствовать себя лучше.

— Доверь мне решить эту проблему.

— Какой еще у меня есть выбор? — спрашиваю я. Это не телевикторина. Есть только один вариант ответа.

У меня нет выбора.