Глава 5

Миллер пытался задобрить меня, и весь остаток дня мы провели, катаясь по Нью-Йорку на двухэтажном туристическом автобусе. Он ласково мне улыбнулся, когда я, игнорируя гида, решила дать краткий обзор достопримечательностей, которые мы проезжали. Он внимательно слушал и задал несколько вопросов, на которые я с удовольствием ответила. Когда мы сошли с автобуса, Миллер выглядел расслабленным и даже охотно отправился в местный гастроном. Поначалу меня испугала царившая там суматоха, но потом я привыкла. Быстро сделала заказ, и оплатила еще быстрее. А потом мы ели, прогуливаясь — опять что-то новое для Миллера. Ему было не по себе, но он не жаловался. Я наслаждалась этим, но тайно, как будто с нами такое каждый день.

После утренней ссоры и в придачу к ней многочасовой прогулки ощущаю себя как выжатый лимон и не в состоянии стоять на ногах, когда мы возвращаемся в пентхаус. Двенадцать лестничных пролетов кажутся непреодолимым препятствием, но вместо того, чтобы побороть страх и вызвать лифт, Миллер подхватывает мое измученное тело на руки и поднимается наверх. Я как всегда наслаждаюсь близостью и собираю остатки сил, чтобы прильнуть к нему. Хоть и не могу удержать сонные глаза открытыми, мне все еще доступны осязание и обоняние. Его крепкие мышцы и неповторимый аромат, проникающий мне в нос, затягивают в мир грез, в котором каждый сон лучше предыдущего.

— Как же я хочу сейчас оказаться в тебе, — бормочет он, опуская меня на кровать. Даже открываю глаза, слыша его тихий сексуальный тембр.

— Я не против, — соглашаюсь быстро, но сонно. Миллер снимает с меня зеленые конверсы и аккуратно ставит их рядом. О скрупулезности свидетельствует то, сколько времени у него занимает вернуться, чтобы раздеть меня. Миллером движут его навязчивые привычки и желание поклоняться мне. Он расстегивает джинсовые шорты и стягивает их с меня.

— Ты слишком устала, сладкая девочка. — Он складывает шорты и убирает их к обуви. У меня совсем нет сил сказать, что он прав на все сто. Сейчас я не годна ни на что.

Миллер приподнимает меня, чтобы откинуть одеяло, а затем заботливо опускает на матрас.

— Подними руки. — Прежде чем топ закрывает обзор, я замечаю намек на дерзкую улыбку. Подчиняюсь только из-за усилий, которые прилагает мужчина, чтобы стянуть с меня футболку, и как только оказываюсь без бюстгальтера и трусиков, на выдохе падаю на спину и перекатываюсь на живот. Миллер долгим жарким поцелуем касается моего плеча.

— Возьми меня в свои чудесные сны, Оливия Тейлор.

Я не в состоянии выразить согласие, не способна произнести ни звука. Погружаюсь в сон и последнее что слышу — это знакомое мурлыканье Миллера.

Увиденные сны были чудесными, и в них присутствовал Миллер, расслабленный и как всегда безупречный. Я открываю глаза, и темнота вокруг сбивает с толку. Создается впечатление, что я проспала целую вечность. Я бодра и полна сил начать новый день... только вот утро еще не наступило. Ощущаю, как за спиной прогибается матрас и ко мне прижимается Миллер. Хочу пожелать доброго утра, но это некстати. Вместо этого поворачиваюсь к нему и зарываюсь лицом в его заросшую щетиной шею. Делаю глубокий вдох и просовываю колено между его бедер.

Он отзывается на мое стремление к близости и не останавливает, пока я ерзаю, чтобы устроиться поудобнее и вдыхаю его. Повисает уютная тишина, пока Миллер не начинает напевать «The Power of Love», отчего я улыбаюсь.

— Ты пел ее в самом начале наших отношений. — Прижимаюсь губами к ямочке под адамовым яблоком и аккуратно посасываю, затем провожу языком по его подбородку.

— Да, — соглашается он, когда я прикусываю его нижнюю губу. — Ты ввергла мой идеальный мир в полный хаос.

Миллер не дает мне обдумать сказанное, укладывая на бок к себе лицом и повторяя мою позу. Все еще темно, но глаза уже привыкли, и я могу разглядеть его.

И мне не нравится увиденное.

Отрешенность.

Озабоченность.

— Что случилось? — Отодвигаюсь назад, пульс учащается.

— Мне нужно сказать тебе кое-что.

— Что? — восклицаю, включая прикроватную лампу; комнату заливает тусклый свет. Моргаю, чтобы снять напряжение с глаз и поворачиваюсь к Миллеру. Он уже сидит, а на его лице читается раздражение. — Говори, — настаиваю я.

— Обещай, что выслушаешь меня. — Он берет меня за руку и крепко сжимает. — Обещай, что дашь мне закончить, прежде чем выйдешь из...

— Миллер! Просто скажи! — Окутывающий меня холод лишь усиливает панику.

Его лицо искажается от боли.

— Дело в твоей бабушке.

У меня перехватывает дыхание.

— Боже мой. Что случилось? Она в порядке? — Я пытаюсь освободиться от хватки Миллера и пойти за телефоном, но он крепко держит.

— Ты обещала выслушать меня.

— Это было до того как я узнала, что это касается Нан! — кричу я и вскакиваю, теряя терпение. Я думала, что столкнусь с еще одним препятствием — кусочком истории из прошлого Миллера или... даже не знаю, с чем угодно кроме этого. — Расскажи, что произошло!

— У нее случился сердечный приступ.

Мир разбивается на миллион осколков, оставляя пустоту.

— Не может быть! Когда? Где? Как…

— Оливия, черт побери, дай мне сказать! — Он краток и спокоен, изогнутые брови подкрепляют тихое предупреждение.

Как тут угомониться? Из Миллера все приходится вытягивать клещами. Открываю рот, собираясь отборно выругаться, потому что нетерпение и беспокойство возрастают, но он поднимает руку, заставляя меня замолчать, и я, наконец, признаю, что узнаю больше, если все-таки заткнусь и буду слушать.

— Она в порядке, — начинает Миллер, растирая мои руки круговыми движениями, но ничто не может ослабить тревогу. Бабушка нездорова, а меня нет рядом, чтобы позаботиться о ней. Я всегда была рядом. Из глаз грозят политься слезы, вызванные чувством вины. — Она сейчас в больнице, где за ней ухаживают.

— Когда это случилось? — Вопрос переходит в рыдание.

— Вчера утром.

— Вчера? — потрясенно кричу я.

— Ее нашел Джордж. Он не хотел беспокоить тебя звонком, и у него не было моего номера. Он дождался появления Уильяма. Андерсон сказал, что сообщит мне.

Я постаралась понять старика Джорджа. Уверена, он испытывал растерянность и беспомощность.

— Когда он позвонил?

— Ночью. Ты спала.

— Ты не разбудил меня? — Освобождаюсь из его рук и отползаю назад, подальше от Миллера.

— Тебе нужно было поспать, Оливия. — Он тянется к моим рукам, но я упрямо отталкиваю его и встаю с кровати.

— Я бы уже была на полпути домой! — Иду к гардеробу, разозленная и пораженная тем, что сердечный приступ Нан оказался недостаточной причиной, чтобы разбудить меня. Вытаскиваю из шкафа спортивную сумку и запихиваю туда все, что попадает под руку. Большинство вещей, которые я купила после приезда, останутся здесь. Мы собирались приобрести чемодан, но так и не успели. Теперь у меня нет времени беспокоиться о том, что я оставляю одежду стоимостью в несколько сотен долларов.

Торопливые сборы прерываются, когда из моих рук вырывают сумку и бросают ее на пол. Я больше не могу сдерживать эмоции.

— Ты придурок! — кричу ему в лицо, а затем начинаю колотить Миллера кулаком по плечу. Он не двигается и не отчитывает меня. Бесстрастный и хладнокровный. — Придурок, придурок, придурок! — Я снова бью его, из-за покорности еще больше выходя из себя. — Ты должен был разбудить меня! — Теперь в ход идут обе руки, молочу его по груди. Теряю контроль над эмоциями и содрогающимся телом. Просто хочу выплеснуть гнев, а поблизости только Миллер. — Почему? — Я падаю ему на грудь, истощенная и переполненная горем. — Почему ты не сказал мне?

Он держит мое обессиленное тело, одной рукой обхватывает затылок, прижимая к себе, а другой выводит успокаивающие круги по пояснице. Миллер неустанно утешает меня, снова и снова целуя в макушку, пока рыдания не сменяются редкими всхлипываниями в его плечо.

Обхватив меня за щеки, он смотрит в мое искаженное гримасой лицо.

— Мне жаль, что ты чувствуешь себя преданной... — Он делает паузу, внимательно смотрит на меня; уверена все из-за того, что он знает — мне не понравятся его следующие слова. — Мы не можем вернуться в Лондон, Оливия. Это не безопасно.

— Даже не начинай, Миллер! — Я хочу проявить стойкость, пусть он поймет, что это не подлежит обсуждению. — Позвони Уильяму и скажи, что мы возвращаемся.

Я вижу его душевные терзания. Лицо Миллера как открытая книга.

Мне изменяет выдержка.

— Просто отвези меня домой! — умоляю, смахивая стекающие слезы. — Пожалуйста, отвези меня к бабуле.

Его искаженное болью лицо приобретает обреченный вид, и он слабо кивает. Против воли. Миллер еще не готов отправиться домой. Он загнан в тупик.