Занавес. Поклон

Маша с Алешей стояли на заднем дворе. Напротив кондитерской был построен  трехэтажный доходный дом, где жили приезжающие на ткацкие фабрики крестьяне, опустившиеся чиновники и разжалованные офицеры.

 У подъезда стояла коляска, на козлах которой восседал городовой. Но, вот из дома вышел, в темно-зеленом  сюртуке со  звездами на бархатном воротнике, судя по форме судебный следователь. Он нес в одной руке мешок в подозрительных багровых пятнах, а в другой, окровавленный топор.

Следом полицейские  вывели женщину с гордо поднятой головой. И шатающегося от похмелья мужчину, в поношенном  офицерском мундире, одетом на голое тело. На шее орден с бантом.

Алеша с Машей подошли поближе, и оба почувствовали смрадный запах разложившейся плоти. Из мешка, участковый пристав, брезгливо морщась, достал женскую голову.

Держа улику, на вытянутой руке,  он показал это молодым людям, и вышедшим следом за ним дворнику и прачке.

Мертвое лицо убитой было ангельски красивым, даже темно – синие трупные пятна не могли его испортить.

- Вот извольте видеть, господа,- полицейский чин положил ужасную находку на землю – Убитая путем отсечения головы, девица вам знакома?

Маша спряталась за спину Алексея. Студент  отрицательно покачал головой. Дворник, попыхивая самокруткой, важно произнес: « Здесь еще при самом царе Петре Алексеевиче аптека была. Почитай, еще дед мужа пани Евы дело начинал. Муж тоже аптечное дело вел, а как помер, так кондитерскую и сделали. У бабы, известно, ума на аптеку не хватило. Ангела ее звали, у пани Евы она работала. Шоколад страсть как любила. Вот их благородие, портнихин муж, в ломбард кольцо обручальное и отнес. Чтобы, значит, Ангеле этой угодить. Весь двор слышал, как они лаялись, Наташа с супружником, из-за этой красотки».

- Давай, своим ходом в участок, а этих в пролетку, - обратился полицейский начальник  к дворнику и приставам.

Арестованных посадили в пролетку.

- Она, Наташка, мне топор в руки дала,- истошно завопил бывший офицер,- тело в реку вместе с моста Стрелецкого бросали. А голову  домой принесли, чтобы волосы у девки срезать под корень, да продать в салон. Да, пили мы беспробудно уж две недели, на деньги убитой. Голова под кроватью и завоняла, соседи чухонцы полицию и вызвали.

Женщина в пролетке поправляла свои волосы, и холодно улыбалась.

-Не слушайте его господин полицейский, я одна все сделала. Одну меня и везите в участок. А Гришу отпустите.

-Там, разберутся,- резонно вставил дворник.

В открытых окнах слышно было, как плачут испуганные криками и воем дети, прачка, из понятых, вдруг упала в обморок. И тут, перекрывая, весь этот гвалт, разнесся мощный окрик городового: « Всем молчать, всех в кутузку свезу!». Как ни странно - это подействовало, даже кухарка очухалась, и села, на земле, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Улики  были погружены в коляску, полицейский  сел рядом с кучером, и наконец - то все уехали.

Маша и Алеша остались во дворе одни.
 Девушка аккуратно развязывала мокрые полотенца на руках возлюбленного. Взору ее предстала удручающая картина. Руки были все в волдырях, они опухли, покраснели и она от бессилия, стала просто дуть на них. Алеша понял, что вот сейчас потеряет сознание от боли, но он должен успеть сделать это.
Он наклонился и поцеловал ровный пробор своего белокурого ангела. А потом наступила темнота.

 

Послесловие. 
 
— Ну, ты брат, лежебока. — Приветствовал неделю спустя друга Жижикин.
Руки у Алеши были еще забинтованы, но пальцы были целы и двигались. 
Юноша счастливо улыбался, на прикроватной тумбочке стоял Машин портрет.
На Антоне отчего-то была военная форма.
— Да, пока одни отлеживаются, другие учатся родину защищать. В Петербург отбываю. В Учебный воздухоплавательный парк. Буду офицером – аэронавтом.
Алеша стеснялся откровенно радоваться, все-таки неприятно иметь лучшего друга соперником в любви. 
Но спросил он другое: « Ну что там, тихо?»
— Да все нормально. Выздоравливай, Алеша, и пиши.
Жижикин ушел, а Алеша все думал, как же они повзрослели, из недорослей стали мужчинами. Поцеловав портрет Маши, он уснул счастливым.