Сергей опешил, автоматически помахал им рукой, прошептав ответное «Хеллоу».
…До города он доехал в кузове красивого грузовика, от волнения и стресса вспомнив азы английского и активно общаясь с улыбчивыми итальянскими «миротворцами». Идти было, собственно говоря, некуда. Сергей выспросил где находится штаб миротворцев, и, сняв пыльную бейсболку, пошёл записываться в «полицаи».
«Полицаями» в народе стали называть тех, кто пошёл работать в созданные «миротворцами» соединения Добровольной Народной Полиции. «Миротворцам» совсем не хотелось долго сидеть в России, поэтому быстренько разоружив непокорных и обеспечив реализацию решений Рижской конференции, они удалились, возложив контроль за ситуацией на местные власти.
Яхлаков, хоть его опыт военной службы ограничивался военными сборам, а представление о функционировании органов безопасности - разовой ночёвкой в «обезъяннике» из-за драки в сауне, быстро освоился и сделал стремительную карьеру. Спустя несколько месяцев службы его вызвал к себе «мистер Бринкли», таинственный куратор вновь созданных органов безопасности по линии ЦРУ США (по решению Парижского совещания стран НАТО, именно США отвечали за формирование новых спецслужб на всей территории России, даже в зонах, контроль над которыми взяли на себя европейцы).
Бринкли не стал темнить, а, прикрыв дверь в свой кабинет, на хорошем русском языке сделал Яхлакову предложение, от которого он не смог отказаться: в числе других сотрудников ДНП ему предложили принять участие в «спецоперации»: в заброшенном свинарнике колхоза «Красное Знамя» предстояло расстрелять несколько десятков бывших сотрудников ФСБ, МВД и других спецслужб России, занимавших командные должности и не перешедших своевременно на сторону союзников. Выпив немного водки, Яхлаков рассудил, что пути назад всё равно уже нет, и со спокойным сердцем нажал на гашетку пулемёта, когда настала его очередь.
Так он сдал свой экзамен и получил путёвку в Учебный центр ДНП, а потом - место Начальника Тульского Губернского Управления Народной Полиции. Там он снова женился и исправно посещал все балы новой губернской элиты.
…18 июля, день пироговского путча, он встретил на рабочем месте, получив неприятное известие за игрой в любимую «стрелялку».
– Сергей Василич, в Рязани переворот! - «адъютант его превосходительства» Борис Карпухин ворвался в кабинет шефа весь красный от возбуждения, - Юркевича арестовали! Пирогов издал манифест о возрождении России и призывает всех поддержать его!
Яхлаков не сразу осознал весь ужас происшедшего.
– Представляете, Сергей Василич, конец генералу! Больше его рожи поганой век не увидим! - радовался Карпухин.
В это время Яхлаков прямо почувствовал, как у него поднимается давление. Ему стало жарко и страшно. Впервые за всё время вспомнился гадкий запах свинарника колхоза «Красное Знамя», спусковой крючок пулемёта под пальцем и молчаливые сутулые фигуры в чёрных повязках вдоль стены.
Тогда бы все обошлось совсем гладко, если бы вдруг один из стоящих у стены не прервал молчание и заговорил с ним:
– Я знаю… Что ты русский, наш… Неужели ты не понимаешь, что творишь? Бля, ну было же уже такое, было! Потом всё равно таких как ты выловим и за яйца пове…
Яхлакову на секунду стало страшно, но он собрался и яростно и даже с удовольствием заткнул говоруна свинцовым кляпом. «Сука, ещё поучи меня жизни!», - подумал он тогда и, поймав глазами удовлетворенный кивок чернокожего куратора, снял руки с пулемета и пошел в палатку за свинарником, где взял со стола банку кока-колы и сел в шезлонг…
– Ты что несёшь, а? Ты что, не понимаешь, Карпухин! - взорвался он и, как бывало во время особо нервных ситуациях, его буквально затрясло, - Ебанат, поднимай всех! Быстро! Тревога! Блядь! Машину, срочно!
Мысли понеслись вскачь и во все стороны сразу. Надо срочно звонить Машке, чтоб собрала вещи на всякий случай. И из сейфа забрать деньги, носить с собой, мало ли что. Съездить срочно к губернатору и потом решать, что куда. И позвонить Куратору.
С этого он и начал. Схватил коммуникатор и назвал пароль. Пошло соединение. Ответа не было. «Суки!», - выругался Яхлаков, бросил в портфель связку денег и кластер с кредитками из сейфа, выскочил из кабинета, на ходу натягивая фуражку.
…В тот день он так и не смог дозвониться до Куратора. Губернатор Берёзин был в разобранном виде и только рассеяно моргал глазами. Архиепископ Макарий куда-то исчез («Повесить пидора бородатого! Повесить первым!», - мстительно думал Яхлаков, слушая невнятный лепет епархиального секретаря Николая Голубенко), телецентр оказался обесточенным. Мэр города пропал с концами, и попытки разыскать его ничего не дали, тем более, что посланные на розыск сотрудники тоже куда-то пропали. Начальник губернского бюро Тайной Полиции Гена Борейко так и не вышел на связь, что было неудивительно: уж больно гнусный был человек. Яхлаков понял: из всего начальства в затаившемся городе ещё как-то функционировал только он.
Задыхаясь от ужаса, Яхлаков отдавал команду за командой, мельком слушая новости и понимая, что приказывать скоро будет некому. Рязанский канал молчал, а «Московия-ТВ» передавало какую-то чушь. Мятеж был столь грандиозным и неожиданным, что подавить его без военной силы было невозможным. Вот только ближайшие вооруженные силы находились в соседних государствах - Русской Республике вооруженные силы по Рижским соглашениям не полагались.
В какой-то момент, бессонной ночью, сидя перед кричащей телепанелью со стаканом виски, Яхлаков вдруг подумал: «Господи, как я вообще оказался в этом городе? В этой форме? Какого чёрта я вообще полез во всё это? Зачем?». И ему почему-то вспомнилось, как он сидел вот так вот ночью, в своей квартире, слушал кричащий телевизор и верил, что акции «Роснефти» будут расти и станут залогом его счастливой старости. От бешенства он со всей силы стукнул кулаком по столу. Захотелось выть и жать и гашетку. «Суки, суки, суки!», - повторял он…
На второй или третий день, когда ситуация стала критической, жена была отправлена к маме в загородный поселок, а в пустых коридорах полицейского управления остался только он и пятеро мрачных полицейских из спецроты. На заваленном окурками и объедками столе зазвонил телефон.
– Яхлаков, ты чего там суетишься, а? - услышал он в трубке голос полковника Пирогова. Яхлаков узнал его сразу. Они были шапочно знакомы, встречались в Рязани, во время совещаний. Обычные встречи коллег. Помнилось, Яхлаков часто думал, глядя на открытое и честное лицо начальника отряда полиции особого назначения: в каком свинарнике сдавал свой экзамен этот бравый перец.
– Ты что, собираешься погибнуть за евросоюзников, да? Героем хочешь стать? Генералом, блядь, Власовым? Сдавайся, всё будет кругло. Иначе я тебе всё припомню, публично судить будем, понял?
– Самого тебя судить будут, понял? Не таких ломали! Пошёл нахуй, пидор сраный! - Яхлаков бросил трубку. Его трясло.
«Надо драпать! Сейчас! Немедленно! К своим!», - эта мысль, последние дни маячащая на заднем плане, вдруг заполнила всё сознание. Тогда он даже не обратил внимания, что своими - окончательно и навсегда - для него стали европейцы и американцы, украинцы и казахи, все те, кто готов был встать на пути его недавних товарищей из Рязанского ОПОНа.
Над городом летали вертолёты, связь не работала. Под окнами Управления полиции начала собираться толпа, мелькнул трехцветный флаг со споротым гербом Русской республики. «Так, хватит героизма!», - Яхлаков допил стакан виски и в полузакрытую дверь крикнул: «Собираемся быстренько! Машину готовьте!». Послышался топот, Сергей зашёл в комнату отдыха, остановился перед шкафом и задумчиво поскрёб заросший подбородок. Потом снял пропахшую бессонницей и ужасом форменную рубашку, измявшиеся брюки и обтёрся полотенцем. Извлёк из шкафа свою парадную форму с медалью «За службу Русской Республике» и запасную белую рубашку, ещё пахнущую покоем и благополучием. «Суки драные, я вам покажу ещё, я ещё вернусь!», - подумал он, затягивая галстук и поправляя аксельбанты. По ощущениям, бриться времени не было. Он кинул в портфель свёрнутые джинсы и клетчатую рубашку, натянуто улыбнулся своему отражению и вышел из комнаты отдыха.