Чан Люнь был отозван в Пекин после того, как в Китае прошли очередные выборы Всекитайского Собрания Народных Представителей и к власти пришла коалиция Либералов и Националистов, в политическом китайском обиходе и среди сочувствующих и посвящённых называвшаяся «Великое Поднебесное Единство». Скоре всего, сместили его именно из-за странной промосковской позиции.
Добряк Чан принадлежал к той части китайской элиты, которая искренне полагала, что существование к северу от границ Поднебесной централизованного государства полезнее, чем вся эта пёстрая коалиция маловнятных образований, ориентированных на США и Европу. Этот взгляд отчасти разделяли и члены прошлого социалистического правительства. При социалистах, известных как «Великая Красная Партия», такие настроения считались вполне простительными.
Однако правительство пало, и вместо добряка Чана, имевшего обыкновение шутить относительно неминуемого прихода «русских» и даже иногда любившего попеть в караоке ресторана «Сударыня» разнообразные песни про Москву и Россию, прислали мрачного и собранного Хуа. Этот был во всём противоположен предшественнику своему: сухой и низкорослый, с маленькой, стриженой «ёжиком» головой, со злыми и внимательными глазами, он был похож на злобного японского офицера из американских фильмов про войну.
Утром Севу вызвал в кабинет главный редактор. В последние недели в воздухе буквально чувствовалось какое-то напряжение на грани истерики. Все чего-то ждали, то ли переворота, то ли тотального бегства на Восток. Что назревало на самом деле, Сева, конечно, не знал.
…А началось всё с мятежа в Рязани, столице Русской Республики. Куда смотрели спецслужбы - было совершенно непонятно (злые языки, впрочем, утверждали, что президента Русской Республики генерала Юркевича погубили именно эти самые спецслужбы), но полицейским офицерам удалось захватить власть в Рязани, потом, при поддержке полиции Москвы и сочувствующих граждан, они вошли в вольный город и там, поправ все нормы и принципы Рижских соглашений, провозгласили воссоздание России. Более того, тут же началось формирование вооружённых сил, что уж совсем было невыносимым с точки зрения все тех же соглашений.
Тем не менее, жесточайший кризис в Африке и непрекращающиеся попытки Бразилии и Индии спровоцировать передел зон ответственности на Чёрном континенте и районы освоения на Луне, помешали мировому сообществу решить вопрос незамедлительно. Короче говоря, пока шли переговоры и дебаты в парламентах, новое московское правительство во главе с провозглашённым Верховным Правителем России предводителем рязанских мятежников Владимиром Пироговым смогло взять под контроль ряд регионов.
Окончательным отрезвлением для всех стал стремительный крах Приволжской Федерации и введение русских соединений в ряд субъектов Конфедерации финно-угорских народов, где также были арестованы и публично казнены деятели местных правительств, после чего торжественно провозглашено присоединение этих земель к Возрождённой России. Избежать расправы удалось только правительству Мордовии, которое успело в полном составе покинуть Саранск перед самым носом у входивших в город соединений мятежников и теперь обретавшегося в Екатеринбурге и занятого производством воззваний и обращений к мордовскому народу «единым фронтом встать на пути вероломного врага».
Теперь, как сообщали все возможные источники, пироговские мятежники откровенно готовились к походу на столицу Конфедерации, Пермь, таким образом поставив на повестку дня и вопрос о будущем Уральской республики.
Конфедерация финно-угорских народов с самого начала казалась совершенно нежизнеспособным, каким-то умозрительным образованием. Развитие событий только подтвердило это мнение: рыхлая финно-угорская государственность оказалась столь беспомощной, что концепция «пояса безопасности», якобы надежно отделявшего Урал от мятежного Подмосковья (про это министр иностранных дел Уральской Республики Касимов уверенно рассуждал еще пару недель назад), оказалась неактуальной буквально за несколько дней.
На Татарстан и Башкирию если и можно было надеяться, то только в смысле более активного вмешательства Казахстана. С тех пор, как казахские спецвойска остановили кровавый татаро-башкирский конфликт, названный впоследствии «восьмидневной войной», обе страны входили в так называемое Евразийское содружество, объединявшее Казахстан и его сателлитов.
Ситуация осложнялась с каждым днём. Обычные конфиденты Севы при встрече только хмурились и в разговорах ограничивались общими фразами. Даже разговорчивый и любящий подбросить «жареной информации» подполковник Михайлов из Комитета Охраны Конституции отказался разговаривать во время случайной встречи в модной кофейне «Гондурас» - сослался, что уже неделю ночует на работе и пообщаться на общие темы у него нет ни сил, ни желания.
Между тем, нервозность в верхах передавалась и непосредственному начальству Севы. Редактор «Республики» Буянов стал, не скрываясь особо, попивать. Это вполне можно было бы вынести, но ко всему прочему он завёл манеру по несколько раз на дню выдёргивать в свой кабинет сотрудников «со связями», то расспрашивая их на предмет «что нового слышно», то давая установки и странные задания. Так что и сегодняшний утренний вызов был бы вполне будничным мероприятием, если б не нахождение в кабинете Буянова государственного секретаря Республики Водянкина. Это была не то чтоб сенсация («Республика» была полуофициальным рупором правительства и правящей Республиканской партии), но явление явно незаурядное.
Павел Водянкин весьма оригинально смотрелся в полувоенной форме, ставшей трендом этого беспокойного сезона: обычно он щеголял в остромодных костюмах, с помощью которых недостатки его тощей фигуры удачно маскировались портновским мастерством. Госсекретарь сидел в редакторском кресле (сам редактор стоял рядом в каком-то нелепом полупоклоне) и, не предлагая Севе сесть, сказал, глядя прямо в глаза: «Надо как-нибудь побыстрее встретится с Хуа и попытаться аккуратно выяснить у него, какова будет позиция Китая в случае, если москали займут Пермь и попробуют развить наступление далее… На восток…К нам». Произнеся это, Павел Игоревич запнулся и на несколько секунд, казалось, потерял нить разговора. Очевидно, мысль о военной интервенции с Запада занимала мысли госсекретаря целиком. Быстро взяв себя в руки, Водянкин продолжил, сохраняя в голосе прежнюю жёсткость: «И ещё, пораспрашивай его про действия китайцев в случае попытки переворота!». «Переворота?» - если война с москалями казалась более чем вероятной и даже осторожно обсуждалась, то тема переворота «всплыла» на таком официальном уровне впервые и Сева удивился совершенно искренне.
«Да, но это только теоретическая возможность… ну в свете событий в Сибири…», - Водянкин заметно тяготился неприятным разговором. Севе тоже стало как-то неловко. «А Хуа будет со мной всё это обсуждать?», - робко поинтересовался он, совершенно чётко представляя себе практическую бессмысленность поручения.
«Твоя задача, товарищ Осинцев, встретиться и поговорить, а остальное - уже не твоя забота, ясно? Вот и иди. А потом расскажешь, что да как», - Буянов вмешался в разговор, явно желая облегчить положение руководства. Серьёзность, с которой было дано поручение, несколько озадачило Севу. Было понятно, что его не одного посылают к китайцам с такими вопросами (тут он понял, что вызванный перед ним экономический обозреватель Тагильцев, очевидно, получил задание встретится с президентом Китайско-уральской торгово-промышленной палаты господином Ли). Ясно было, что такие же разговоры будут и с казахами, и с европейцами.
Очевидно, ситуация накалялась и предпринимались попытки получить максимум информации о настроениях великих держав в преддверии чего-то большого и страшного. Ну, или в данном конкретном случае, просто показать китайцам, что скоро к ним придут с требованием официальных ответов, что более всего походило на правду. Впрочем, была ещё одна малораспространённая версия, изложенная ему одним пьяным полицейским чином пару дней назад: «Они специально делают вид, что всё вот-вот рухнет, чтоб спровоцировать подполье… И Пирогова… Чтоб они без подготовки двинули сюда… Ловушка такая». Эта версия казалась самой экзотичной, потому что не совсем было понятно, насколько грозные силы у Пирогова и что реально может противопоставить Урал.