Глава 11 Кровавый ланч

Мой брат.

Мы никогда с ним по-настоящему не ладили, и когда он здесь, я ненавижу то, как парень смотрит на нас с Пайком. С осуждением в глазах. Вся моя семья нас осуждает. Они не понимают, что мне нужна стабильность Пайка, чтобы успокоить мой разум. Беспорядочные мысли, возникающие в моей голове, не проходят с помощью лекарств. Меня лечит любовь.

— Итак, — говорит Тобиас с улыбкой, когда мы сидим за маленьким столиком в кафе, расположенном недалеко от нашей квартиры. Я привела его сюда потому, что знаю, что если мне понадобится Пайк, он будет всего в нескольких кварталах отсюда.

— Итак?

Я встречаюсь с ним взглядом и все еще вижу в его глазах не понимание моего выбора, моей жизни. В отличие от Пайка он не знает меня настоящую. И он не знает, насколько я сломлена. И это меня вполне устраивает, потому что мне не нужно, чтобы моя семья пыталась разлучить нас с Пайком. Потому что, если бы он знал...

— Я скучал по тебе, Моллс, — улыбается он, пытаясь проявить братскую привязанность.

— Молли, Тобиас, — исправляю я его. Единственный человек, который может звать меня Моллс, —это мой папочка. — И я тебя так давно не видела, что подумала, будто ты забыл, что у тебя есть сестра.

Вздохнув, он откидывается на спинку стула, когда официантка ставит перед нами два стакана воды и две чашкикофе, которые мы заказали, когда вошли.Жду, пока он ответит, извинится, но,если на то пошло, пройдет много времени, прежде чем я когда-либо смогу услышать извинения от него или от кого-либо из моей семьи.

— Я скучал по тебе, Молли, — снова повторяет он.

Его руки дрожат, когда он подносит чашку к губам. Я наблюдаю, как он отхлебывает дымящуюся жидкость, и на мгновение представляю, как его кожа отслаивается, когда горячая жидкость выжигает свой путь вниз, подобно кислоте, попавшей на его бледную кожу.

Маленькая Молли и ее брат рождены лжецами. Их папа облажался, а мамочка подавно.Милой детке Молли пора уже бежать из-за того, что они заставляют ее страдать.

— Я прекрасно справляюсь, Тобиас. Как видишь, я не больна, — говорю я ему, улыбаясь так, словно уверена в своих силах. И так и есть на самом деле.

— Молли, ты не можешь всерьез жить с Пайком, — с отвращением произносит он.

Меня охватывает гнев от того, как он выплевывает папочкино имя. Словно он ничто. Словно Пайк плохой. Тобиас ослеплен ложью наших семей.

— Я хочу, чтобы ты перестал осуждать меня за то, как проживаю свою жизнь, — говорю я ему, вращая свою чашку на столе. Скрежет фарфора по деревянной поверхности эхом разносится вокруг меня, перекрывая голос Тобиаса, когда он снова говорит.

— Я не осуждаю тебя, а беспокоюсь о тебе.

Бросив на него взгляд, обнаруживаю, что он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и чувствую, как моя кровь кипит от гнева. Вот почему Пайк никогда не подпускает меня к моей семье в одиночку, потому что может случиться такое. Сжимаю руку вокруг чашки, и легкий ожог успокаивает мой разум, но когда брат открывает свой рот, я не могу сдержать ярость, которая меня охватывает.

— Думаю, что он плохо на тебя влияет, и мы хотим, чтобы ты вернулась домой, — говорит он.

Мои движения стремительны. Они такие же, как я. Чашка летит брату в лицо. Он громко кричит, отчего все головы поворачиваются к нам. Меня подпитывает гнев, ноги быстро несут меня к двери. Я мчусь по дорожке, а Тобиас бежит за мной по пятам.

Не должна вытаскивать Джиджи. Не имею права, держа ее в руке, вырезать лживый язык моего брата из его рта. Я действительно не должна этого делать, но мой здравый смысл никогда не был тем, к чему прислушивалась.

Я резко поворачиваю налево, направляясь к задней части нашего многоквартирного дома. Все мусорные баки заполнены до отказа, неприятная вонь бьет мне в ноздри. Проглотив желчь, которая поднимается по моему горлу, обжигая его кислотой, я сосредотачиваюсь на ноже в своей руке.

— Молли! Молли!

Он всего в нескольких шагах позади меня. И я знаю, что в тот момент, когда остановлюсь, я смогу вонзить нож глубоко в него. Но я этого не делаю. Вместо этого я прячу Джиджи, потому что у меня есть идея получше.

— Что, черт возьми, с тобой такое? — скрежещет он зубами.

Под глазом у него порез, и я не могу не быть очарована струйкой крови, стекающей по его бледной коже. В отличие от Пайка, у Тобиаса нет татуировок, пирсинга, в нем нет ничего плохого.

— Как ты и сказал, я сломлена. Твоя младшая сестра безумна,— напеваю я эти слова, заставляя его нахмуриться в замешательстве. — Я хочу домой, в квартиру, — говорю ему.

— Отлично. Я пойду с тобой.

Я улыбаюсь, когда он направляется к зданию. Наблюдая за его шагами, я запоминаю движения брата. Хотела бы я иметь лучшие отношения со своей семьей. Такие, как у меня с Пайком, но они не понимают.

Зайдя в многоквартирный дом, мы поднимаемся на второй этаж, и я распахиваю входную дверь. Пайк поворачивается ко мне, видя, что Тобиас следует за мной по пятам.

— Мы решили, что снаружи слишком людно, — говорю я Пайку, который настороженно смотрит на меня. — Почему бы тебе не присесть?

Я указываю брату на большое кресло, стоящее у окна, на котором Пайк обычно сидит и наблюдает за внешним миром, пока курит.

Как только мой брат садится, я подхожу к окну и захожу за кресло. Вытащив Джиджи, я подношу его к горлу Тобиаса, резкое движение которого при виде лезвия оставляет на нем порез. Он достаточно мал, чтобы причинить ему вред, и не настолько велик, чтобы убить его.

— Что за херня, Моллс? — спрашивает он.

Я морщусь, когда он так меня называет. Я не Моллс. Во всяком случае, не для него. Папочка спокойно сидит и с волчьей ухмылкой на губах смотрит, как я наклоняюсь и провожу языком по щеке Тобиаса. Металлический привкус его крови заставляет мою собственную стремительно бежать по венам. Словно после тех волшебных бумажек, которые есть у папочки.

— Брат большой, а ложь мала. Хочешь ты сгореть дотла? — шепчу я ему на ухо, жестикулируя между собой и Пайком. — Отец послал тебя забрать меня? Но теперь, когда ты здесь, я должна это исправить, потому что брат не может предать свою сестру. Ты слишком много видел, — я прижимаю нож к его уху, — и слишком много слышал.

На моем лице появляется улыбка, когда я вставляю нож ему в ухо ислушаю мелодичные крики, которые срываются с его губ. Пайк быстро движется к нам и зажимает Тобиасу рот.

— Дай мне свои трусики, — говорит папочка, протягивая ко мне руку.

Остановившись, я перевожу на него взгляд и понимаю, что он хочет сделать. Положив Джиджи на подоконник, я снимаю свое нижнее белье. Когда трусики оказываются у Пайка, я с трепетом наблюдаю, как он засовывает их в рот моему брату. Тобиас конвульсивно дергается, и его крики заглушаются тканью.

— Видишь ли, ты такой же, как мы, — ухмыляется папочка. — Разве она не вкусная?

На этот раз Пайк наклоняется, приближая свое лицо к лицу моего брата.

— Бьюсь об заклад, ты дрочишь каждую ночь, думая о ее сладкой маленькой киске. Как и твой отец. Уверен, каждый вечер ты молишься, чтобы она вернулась домой, дабы запрыгнуть на твой член, но, — сделав затяжку, Пайк выпускает дым Тобиасу в лицо. — Я— тот, кого она хочет. Это мой член она желает глубоко ощущать в своих хорошеньких маленьких дырочках.

Снова взяв Джиджи, я обхожу вокруг стула и падаю на колени. Мой брат смотрит на меня широко раскрытыми глазами и на его лице отчетливо виден шок. Острое лезвие Джиджи прорезает ткань его футболки, а затем джинсов.

Когда на нем только боксеры, я тянусь к его члену и потираю его через ткань. Пайк прижимает его к стулу, чтобы я могла с ним поиграть, и, как бы Тобиас ни сопротивлялся, знаю, что он не в силах себя остановить от того, чтобы не стать твердым. Как только он увеличивается у меня под рукой, я разрезаю его боксеры, обнаружив торчащий член среднего размера.

— Папочка, — улыбаюсь я Пайку, отчего глаза Тобиаса еще больше расширяются. Мои розовые трусики у него во рту заставляют меня хихикать. — Мне кажется, что я ему нравлюсь, — говорю я. — Он считает меня красивой и хочет делать со мной плохие вещи.

Я смотрю, как Тобиас в ужасе мотает головой при моих словах, но его твердый член говорит другое.Хихикая, я хватаю его и облизываю снизу вверх.Знаю, что Джиджи хочет поиграть, и позволяю ей это, отрезая твердый мясистый ствол от дрожащего тела Тобиаса. Крики его боли — эротическая симфония, и я греюсь в ней, когда кровь заливает кресло. Я знаю, что Пайк разозлится на меня за то, что я испортила сиденье, но его голубые глаза светятся любовью и нежностью, когда он смотрит на меня.

Поднимаясь, я вытаскиваю трусики изо рта брата, а затем быстро засовываю его член глубоко ему в глотку.

— Плохие мальчики должны рыдать. Плохие мальчики должны умирать. Извини, старший брат, я не буду страдать. Джиджи говорит, что тебя нужно убрать. Кажется, ей нужно поиграть, — напеваю я ему.

Прикладываю серебристый клинок к его обнаженной груди и медленно вырезаю слово «Лжец»на его плоти. Жидкость цвета красного вина густая и вязкая, когда я растираю ее по его животу. Член у него во рту так глубоко, что его повторяющиеся рвотные звуки, смешанные с криками боли, заставляют меня улыбаться.

Как только мое искусство закончено, я отступаю назад и осматриваю его. Глаза Тобиаса начинают закатываться, когда его боль становится невыносимой.

— Ты хорошая девочка, детка, — говорит Пайк, обнимая меня.

Повсюду кровь — на полу и на кресле. Папочкины руки потирают мою спину, успокаивая, но я хочу большего. Отойдя от него и озорно подмигнув, стягиваю с себя одежду и бросаю ее на пол. Я обнажена, единственное, что осталось на моем теле, это ботинки. Усевшись на колени Тобиаса, я закидываю обе ноги на подлокотники и улыбаюсь Пайку.

— Трахни меня, папочка, — умоляю я, но Пайку не нужна дополнительная мотивация.

Он расстегивает молнию на джинсах и сбрасывает их. Его член толстый и твердый. Пайк хлопает по моему клитору пирсингом на нижней стороне своего ствола — снова и снова — пока я не начинаю дрожать. Довольный, он врезается в меня, жестко трахая на теле моего умирающего брата. Его бедра врезаются в меня все сильнее и быстрее, а его руки сжимают мою грудь, терзая ее искручивая соски. Боль удовольствия распространяется от сосков к клитору, вниз по позвоночнику прямиком к поджимающимся пальцам ног.