Глава 16 Фабрика

— Милая Моллс, — говорит папочка хриплым ото сна голосом.

Я, повернувшись, встречаюсь с его взглядом. Одна его рука под головой, другая лежит поверх украшенной татуировками груди.

— Думаю, нам нужно погулять сегодня, — говорит он мне, глядя в потолок.

Обычно я являюсь тем, кто ищет приключения, но на этот раз инициатором является он.

— И куда мы пойдем? — спрашиваю я, опираясь на его грудь.

— Я хочу отвести тебя в одно особое место. Это место, где ты никогда не была, но думаю, что тебе понравится. И ты можешь взять с собой Джиджи, — весело произносит он.

Уголок его рта тянется вверх, заставляя мои бедра сжаться. Мой палец обводит рисунок на его животе, плавно продвигаясь вниз к его члену.

— Да? И куда мы направимся? — интересуюсь.

Мой разум начинает забывать, о чем он говорит, когда я обнаруживаю его толстый член в боевой готовности. Улыбаясь, облизываю головку, пробуя появившуюся на ней каплю прозрачной жидкости. Обхватив кончик члена губами, я всасываю в рот, наслаждаясь его вкусом.

— На вкус я лучше, чем он?

Вопрос на мгновение заставляет меня остановиться, и я перевожу на него взгляд. Знаю, что мой недоуменный вид — не тот ответ, которого он хочет, но я не знаю, что сказать.

— Верно, малышка?

— Чем кто, папочка? — спрашиваю я хрипло.

Он видит замешательство на моем лице. Я не знаю, о чем или о ком он говорит. Была только с одним человеком, и это Пайк. Разве что только...

— Тобиас, — говорит он, стиснув зубы.

— Что ты имеешь в виду? — нахмуриваюсь я.

— На днях, когда ты лизнула его член перед тем, как отрезать его.

И я слышу это. Ревность Пайка. Он никогда не видел, чтобы я с кем-нибудь трахалась. Да, мы творили всякое дерьмо, но я никогда не позволяла никому проникнуть в себя.

— Ты ревнуешь?

Я улыбаюсь, и в моей груди возникает приятное тепло. Пайк качает головой и, собрав мои длинные светлые волосы в кулаки, прижимает мою голову к своему члену.

— Ты моя, Моллс, — рычит он, приподнимая бедра, когда трахает меня в лицо. С моего подбородка капает слюна, когда я позволяю ему использовать себя. — Моя. Вся. Нахрен. Моя.

Он продолжает повторять эти слова, снова и снова входя в мое горло своим толстым членом.

Ему не требуется много времени, чтобы выстрелить мне в горло. Позволив, наконец, поднять мне голову, он притягивает меня к себе и яростно целует. Он проникает в мой рот, танцуя с языком, когда пробует себя на вкус. Я никогда не видела эту сторону Пайка. Он всегда был уравновешенным. Уровень спокойствия номер один.

— Я схожу по тебе с ума, Моллс. Но ты моя.

— Я всегда была твоей.

Он кивает. Мы собираемся в полной тишине. Мой разум работает со скоростью сто километров в секунду, пытаясь понять, что Пайк мог спланировать. Меня охватывает предвкушение, пока я роюсь в своем шкафу, решая, наконец, надеть рваные колготки в сеточку, черные джинсовые шорты и белую майку с логотипом анархии. Пайк упаковывает небольшой рюкзак, но я не вижу, что он туда запихивает. Мое любопытство как никогда велико, и я испытываю искушение выхватить его у папочки, чтобы заглянуть внутрь.

Через час мы идем по улице, держась за руки. Люди, проходящие мимо нас, улыбаются, некоторые кивают, но никто из них не знает, что мы не просто среднестатистическая пара, и именно поэтому мне нравится жить в городе. Никто нас не осудит. Для них мы просто девушка и парень.

Пайк ведет меня по дороге к старому заброшенному складу на окраине города, и, подойдя к нему вплотную, мы оказываемся в его тени. Не знаю, что мы здесь делаем, но, когда Пайк сказал мне захватить Джиджи, у меня возникло ощущение, что сегодня нам будет очень весело.

Мы входим в него, и Пайк тащит меня через огромное пустое пространство. Когда мы подходим к маленькой двери, он открывает ее пинком ботинка. Внутри стоят столы, выглядящие старыми и заржавевшими. Помещение использовалось для производства одежды, и оборудование все еще находится здесь. Бесполезные и одинокие машины, стоящие в заброшенном месте, которыми больше некому пользоваться.

— Это место, — объявляет Пайк, — когда-то было центром творчества. Моя мать работала здесь до того, как вышла замуж за моего отца. До того, как стала такой чертовски богатой, что ей никогда не пришлось сюда возвращаться.

Подойдя к одной из машин, он бросает рюкзак на стол и начинает вытаскивать из него предметы, раскладывая их перед собой.

— И для чего ты привел меня сюда? — спрашиваю я в замешательстве.

Пайк, повернувшись, держит в руках небольшой блок питания и небольшой кусок ткани.

— Чтобы сделать тебе что-нибудь красивое.

Он подмигивает мне, и серебро его пирсинга игриво отблескивает. На его губах появляется улыбка, а в глазах светится счастье. Я наблюдаю, как он включает небольшую машину.

Начинает работу, раскладывая ткань на столе и что-то отмеряя на ней. Я пребываю в восторге. Никогда не видела, чтобы Пайк делал что-то подобное, но его взволнованность заставляет меня улыбаться.

— Что-то старое, что-то новое, что-то позаимствованное и что-то синее(арим.: американская свадебная традиция, по которой на невесте в день свадьбы должны быть вышеперечисленные предметы), — произносит он, сосредоточившись на своем проекте.

— Ты же знаешь, что мне все это не нужно, папочка, — говорю я ему, прогуливаясь по заброшенному пространству, пока он работает.

— О, поверь мне, от этой вещи ты не откажешься.

Его загадочные слова заставляют меня нахмуриться, но он не смотрит на меня. Мужчина просто улыбается, работая над материалом. Он режет, скрепляет булавками и шьет, будто делал это всю свою жизнь.

— Патрик? — доносится голос из дверного проема, в который мы вошли несколько минут назад.

Этот голос я знаю слишком хорошо. Мои ноги отказываются двигаться, когда появляется человек, которого я не видела почти двенадцать лет. Старший брат моего отца, который по возрасту старше папы Пайка, был единственным мужчиной, который находился рядом. Несмотря на то, что был полицейским, он ничего не делал, когда они каждый день брали меня в комнату и заставляли плакать.

— Вэйлон, — говорит Пайк, отрываясь от своей работы, чтобы посмотреть на мужчину. — Ты знаешь Моллс.

Старик поворачивается ко мне, и его глаза широко раскрываются от замешательства.

— Ты все еще с ней? — усмехается он, и знаю, что мужик недоволен тем фактом, что я здесь.

— Конечно, — усмехается Пайк.

Вытащив пачку сигарет, он подкуривает одну и, сделав глубокую затяжку, выпускает белое облако дыма.

— Как видишь, Вэйлон, — говорит Пайк, и я уверена, что дерьмо вот-вот полезет наверх. — Молли здесь, и она моя девушка. Тобиас — мудак, потому что он не помог ей тогда, когда она больше всего в этом нуждалась. Ты же знаешь, — говорит он, подходя к моему дяде, — что брат должен быть рядом со своей младшей сестрой.

Пайк наконец-то доходит до нашего дяди и, отведя руку назад, бьет его кулаком в живот, с шумом выбивая у того воздух из легких. Когда дядя Вэйлон поднимается во весь рост, Пайк хватает его за щеки, удерживая его. Старик хрипит, пытаясь отдышаться.

— Что ты делаешь, Патрик?

— Я делаю то, что должен был сделать ее брат. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, увидеть, насколько сломлена моя милая Моллс, а потом я нашел его.

— Пайк, что ты делаешь? — спрашиваю я, устремляясь вперед, и мое сердце бешено колотится от его слов. Он нашел его. О боже, он нашел мое спрятанное письмо?

Когда мне исполнилось восемнадцать, я написала Пайку письмо, в котором поведала все, что произошло. Всю темноту, боль, все. Я прятала его все эти годы, никогда не желая, чтобы папочка его нашел.

— Все в порядке, малышка, — ухмыляется Пайк, — я понимаю.

Он толкает старика к стене, держа того за шею, и, снова затянувшись сигаретой, выпускает дым ему в лицо. Дядя Вэйлон стар, слаб, и, судя по тому, как Пайк сжимает его горло, уверена, что его легкие скоро откажут.

— Патрик, пожалуйста, — хрипит он, пытаясь сделать вдох, но это бесполезно. Пайк не выглядит так, будто отпустит его.

— Ты причинил боль моей девушке, — выплевывает Пайк. — Ты облажался, — говорит он нашему дяде.

Я точно знаю, что он нашел мое письмо. Все эти годы я думала, что он бросит меня, если узнает обо всем. Что он сбежит и найдет другую, не сломанную девушку.

— Пайк.

Кладу руку ему на плечо. Оно напряжено, мускулы сжались от гнева.

— Пришло время моей девочке вернуть себе саму себя.

Ухмыльнувшись, он толкает Вэйлона на стол. Морщинистая рука старика близка к иглам иПайк просовывает каждый палец под металлический штырь промышленного размера.

— Патрик! Что ты делаешь? Пожалуйста!

Вэйлон стонет от боли, из его руки течет кровь. Я с благоговением наблюдаю, как Пайк хихикает.

— Я здесь не для того, чтобы спасти тебя, — говорит ему папочка, и каждое его слово источает яд. Затем он переводит взгляд своих голубых глаз на меня и подмигивает. — Твоя очередь, малышка.

Он указывает на Джиджи, и я знаю, что мне нужно сделать, чтобы вернуть себе силы.

Я подхожу ближе к Вэйлону и, улыбаясь, разрезаю рубашку на его теле. Лезвие задевает его плоть, отчего на ней проступает еще больше малиновой жидкости.Пробежавшись взглядом по сторонам, я невольно хихикаю, когда вижу то, что мне нужно.

— Держи его, папочка, — припеваю я.

Поднимаю предмет, который мне нужен. Ржавый стальной прут просто идеален.

— Как жаль, как жаль, как жаль, все это вызвало печаль. Ты подохнешь, ты заплатишь. Хочу услышать, как ты плачешь.

Мой стишок вызывает у Пайка улыбку, и мое сердце наполняется радостью. Когда он помогает мне стянуть темные брюки с бедер старика, я устанавливаю прут там, где мне нужно.

В течение многих лет мой разум ломают кошмары, которые преследуют меня, но я чувствую, что это меня излечит. Как раз к нашей свадьбе.

— Я люблю тебя, папочка, — улыбаюсь Пайку.

Подавшись вперед всем телом, вонзаю прут в задницу Вэйлона, вырывая животный вопль из глубины его нутра.