– Потому что я постоял за себя? – произнёс Келли. – Боже, я понятия не имел, что ты такой покорный. Наверное, я не должен удивляться. Ты отчаянно хочешь присоединиться к Береговой охране, где какой-нибудь морпех будет говорить тебе, что делать и как думать.

Уильям посмотрел на него, с горящим в глазах предупреждением.

– Тебе просто нравится поднимать эту тему, да? Зачисление туда значит для меня всё, а ты никогда не упускаешь шанс заставить меня почувствовать себя из-за этого дерьмово.

– Может ты и должен! – сказал Келли. – Особенно, если Береговая охрана для тебя важнее, чем провести выходные со своим парнем!

– И что? – Уильям включил дворники. Они двигались всё быстрее, пока усиливался дождь. – Думаешь, меня привлекает совместное поедание сэндвичей во время уборки мусора? И серьёзно, почему я должен награждать тебя за то, что ты втянул нас в это?

Келли скрестил руки на груди.

– Значит, это всё моя вина?

– Да! Как ты можешь этого не видеть?

– Может, потому что меня не интересует, кто виноват. Я не давил на тебя за то, что ты стоил мне соревнования.

Уильяма будто ужалило.

– Триатолона?

– Да, триатлона. Я не поливал тебя дерьмом за то, что ты просто споткнулся и упал. Ты тоже не идеален. И никогда не будешь, как бы ни старался, так что стань проще.

Уильям покачал головой.

– Дело не в том, что кто-то из нас совершает ошибки. Дело в том, как ты на них реагируешь. Во время соревнования ты был классным. Почему ты не мог быть таким с полицейским?

– Со свиньёй? – прорычал Келли. – Может, потому что его я не люблю!

Голос Уильяма был приглушённым, когда он ответил.

– А меня ты ещё любишь? Мы теперь только и делаем, что ругаемся. Думаю, тогда ты меня любил. Я тебе верю. Но что-то изменилось, потому что очевидно, что я больше не делаю тебя счастливым.

– Делаешь, – сказал Келли, уже чувствуя усталость. – Но не тогда, когда ты ставишь другие вещи важнее наших отношений. Не просто другие вещи. Всё! Свою маму, Береговую охрану и нужды практически всех, кто оказывается в твоей жизни. Ты всегда думаешь о них, а не о нас. Но несмотря на всё это, как бы мне ни хотелось рвать на себе волосы от твоего рыцарства, ты всё равно делаешь меня счастливым.

Механизмы дворников стонали, работая на износ, чтобы смахнуть воду. Машину заполнил глухой стук, тишина была такой же удушающей, как влажность на улице. Желудок Келли инстинктивно наполнился страхом, пока он ждал слов от Уильяма.

– Дело в том, что я больше не уверен, счастлив ли.

У Келли отвисла челюсть, хоть он и предвидел это.

– Что ты хочешь сказать?

Уильям пожевал губу и бросил взгляд на него.

– Я не знаю. Может, сделать перерыв. Мы можем попробовать снова быть друзьями и...

– Потому что я облажался? – крикнул Келли. – Потому что я человек и позволяю себе испытывать злость? Что с этим не так? Почему тебе обязательно быть таким чёртовым роботом?

– Я не робот, – проворчал Уильям, сжав челюсть.

– Конечно, робот. Как твои игрушки. Должно быть, поэтому ты так ими восхищаешься, потому что хочешь быть таким же. Пластмассовым и бесчувственным.

– Я злюсь! – крикнул в ответ Келли. – Ты знаешь это. Но ещё я понимаю, что такое сдерживаться. Ты срываешься каждые пять секунд, как...

– Срываюсь, когда я с тобой, потому что ты всегда...

– Поэтому мы не должны быть вместе! – огрызнулся Уильям. – Что-то не так!

Келли сузил глаза.

– Ты никогда не будешь в отношениях без ругани. Хотя это не имеет значения. С таким темпом ты больше никогда не будешь ни с кем встречаться.

Уильям бросил на него злой взгляд.

– И почему это?

– Ты знаешь почему.

– Скажи это, – произнёс Уильям, обнажая зубы. – Скажи это ещё раз. Только посмей, чёрт возьми, потому что если ты сделаешь это, это будет последний раз, когда я слушаю твоё дерьмо.

Келли знал, что не должен принимать этот вызов, но ему было больно, и он всё равно разошёлся и хотел довести Уильяма до слёз.

– Как только ты попадёшь в Береговую охрану, то вернёшься в шкаф, иначе твои надзиратели от тебя откажутся. Ты будешь жить своей жалкой жизнью робота, спать каждую ночь на холодной кровати, время от времени сбегать в круизный парк, чтобы пососать...

Машина резко дёрнулась, и тело Келли вместе с ней. Его голос сбился, когда ремень безопасности болезненно сильно прижался к его груди, звук скрипящих шин заменил его крики, когда автомобиль развернулся. У него внутри всё перемешалось как на горизонтальных американских горках, будто они каким-то образом заехали в центрифугу, и гравитация пыталась разорвать их на части. Затем машина, наконец, остановилась. Келли бросил взгляд на своего бывшего парня, увидел его искажённое яростью лицо и понял, что Уильям был прав. Вся эта злость внутри него, все эти битвы против мира только всё ухудшали. Не только ситуации, но и людей. Он разрушал одного из лучших людей, которых когда-либо встречал.

– Уильям... – произнёс он.

Ещё больше скрипа шин, что было странно, так как они больше не двигались. Затем взрыв невероятной силы. Кромсание метала, раскол пластика, битьё стёкол, взрыв подушек безопасности и ослепляющий свет. Затем относительная тишина. Барабанил только падающий дождь, влажными и холодными каплями по щеке Келли.

Он попытался осмыслить мир. Он всё ещё был в машине. Всё ещё сидел, но его голова была за окном, что было странно, так как он его не открывал.

– Ты в порядке?

Он пытался повернуть шею, обнаружив, что она зажата, но ему удалось повернуться на дюйм или два, чтобы посмотреть на фары. Прищурившись при взгляде на них, он вблизи увидел повреждённую решётку чего-то огромного, вроде железного динозавра. Версия Годзиллы, построенная на автомобильном заводе.

– Келли!

Он втянул воздух, со скрипучим и дрожащим звуком. Дождь попадал ему в глаза. Ему нужно было залезть обратно в машину, чтобы посмотреть, в порядке ли Уильям, потому что его мозг начинал догонять. Они попали в аварию. Он с трудом пытался совместить кусочки паззла, что было ничем по сравнению с усилиями, которые потребовались для перемещения.

– Не двигайся, не двигайся! О боже! Где мой телефон?

Уильям будто был в истерике. Он был ранен? Желая его проверить, Келли застонал, одной рукой надавливая на салон машины, благодаря чему ему удалось выпрямиться. Ценой этого была пульсирующая боль, но он пытался её игнорировать, поворачиваясь. Лицо Уильяма было в крови, глаза широко раскрыты, пока он смотрел на Келли. По какой-то причине он смотрел вниз и издавал короткие звуки, одни гортанные слоги, которые не имели значения. Келли бросил попытки понять и проследил за его взглядом. Уильям потянулся к его подбородку, будто чтобы остановить его, но было слишком поздно. Келли увидел правду.

Он не был внутри машины. Машина была внутри него.

Или и то, и другое, потому что плоть, металл, кровь и пластик смешались вместе. Он не мог сказать, принадлежат клочки ткани его одежде или остаткам обивки салона. По цвету понять было невозможно, так как всё пропиталось влажной липкой краснотой. Келли оглядел всё это, и его мозг выделил одно ощущение поверх всех других. Боль. Она заполнила его, поднимаясь изнутри, откидывая назад его голову и открывая его рот. Затем она полилась из него, выходя криком. Как пар, исходящий из чайника, это был единственный способ выпустить давление. В конце концов, даже этого стало недостаточно. Последнее, что он слышал, это вой сирен и мольбы Уильяма: «оставайся со мной, оставайся со мной, оставайся со мной», прежде чем пришла благодать в форме мягкой тихой тишины.

***

Мир подходил и отступал волнами. Иногда, когда Келли открывал глаза, его ждала боль, вместе с людьми, которых он не узнавал. В эти моменты он мог только снова закрыть глаза. В других случаях мир был пушистым и розовым, будто его завернули в сладкую вату. Боль уходила, и у него перед глазами появлялись улыбающиеся лица, которые давали ему понять, что всё хорошо. Его мать, его отец, даже Ройал, который не столько улыбался, сколько плакал. Келли продолжал слушать их сообщение, повторяя его, когда мог.

– Всё нормально. Я в порядке.

Теперь это был его мир. Боль, от которой он ёжился, или моменты пушистого блаженства, ради которого он пытался оставаться в сознании. Чем чаще он открывал глаза, тем больше понимал. Незнакомцы были докторами и медсёстрами, невыразительный фон – больницей. Выражения лиц его семьи, в конце концов, изменились, становясь менее слезливыми и более решительными. Только когда появлялось новое лицо, к примеру Лейша, слёзы начинались снова. Затем Келли пожимал им руки и говорил то, что им нужно было знать. Он был в порядке.

В конце концов, миры боли и блаженства смешались и встретились где-то посередине. Открыв глаза, он почувствовал отдалённую боль и гул, который держал её в узде, но Келли больше не было так тяжело думать. На этот раз он смог остаться в сознании и при этом не двигался, глядя в потолок.

Автомобильная авария. Он покопался в воспоминаниях, пытаясь связать разбросанные впечатления в связное событие. Когда ему это, наконец, удалось, он снова закрыл глаза, вспоминая, как нижнюю часть его тела невозможно было отличить от остального урона. Он медленно проверил своё тело. Из-за онемения от лекарств это было сложно, но он чувствовал свои руки, свой торс и неприятное покалывание в паху и обеих ногах. Всё было по-прежнему на месте. Он был в порядке.

Только его правая нога свисала с матраса. Это не имело смысла, потому что Келли чувствовал, что лежит на кровати правильно, и не под углом. Это обеспечивали бортики. Он даже открыл глаза, чтобы убедиться в этом. Его ноги лежали прямо, одна была согнута в колене. Значит, нижняя часть его ноги свисала сквозь матрас? По какой-то причине в нём была дырка?

– Сладкий! Ты снова проснулся. Хочешь пить?

Перед глазами появилась его мама. Она приложила ладонь к его лбу, будто чтобы проверить температуру. Он кивнул, пытаясь сесть.