«Нет», — взмолилась Вэл.

— Как думаешь, она попыталась бы переплыть его?

Лука уставился на воду, а Вэл закрыла глаза и стала молиться.

— Нет, — ответил он через мгновение. — Я так не думаю. Не верю, что она сможет. В одной из статей говорилось, что она чуть не умерла в бассейне. Этого бы не случилось, если бы она умела плавать. А если бы она не утонула там на глубине, холод бы ее доконал, — добавил он. — Я уверен, что вода ледяная.

«Без шуток», — подумала Вэл.

Если бы они подошли ближе, то могли бы увидеть ее, скрючившуюся под причалом. В тени или нет. Вэл подтянула колени к мокрому телу. «Уходите. Убирайтесь. Прочь».

— Давай продолжим поиски, — предложил Лука. — Там были какие-то следы на снегу.

— Я не могу избавиться от ощущения, что тебе нужен олень, Лука, а не девица.

— Даже ты должна признать, что рога будут великолепно смотреться в столовой.

— Мать убьет тебя за то, что ты принес в наш дом такое вопиющее проявление варварства.

— Я не сомневаюсь, что она меня простит. — Их голоса становились все слабее. — Панты — символ мужественности, в конце концов. И кто еще, кроме меня, будет продолжать фамилию?

— Никто, — послышался голос Анны-Марии, — если ты не поможешь мне ее найти.

И тут, к огромному облегчению Вэл, они снова скрылись за деревьями, направляясь в ту же сторону, откуда пришли. Она ждала. Единственный звук — это плеск воды о дерево. Через несколько минут она услышала, как птицы снова начали щебетать.

«Они ушли», — настороженно подумала она и медленно поднялась из своего укрытия, глядя, как вода струйками стекает с ее юбок.

Ветер, прохладный до этого, стал безжалостным к ее влажной одежде. Вэл задрожала, ее конечности стали такими жесткими, что походка стала дерганой и механической. Когда она двигалась, влажная ткань отрывалась и снова прилипала к ее липкой коже с резким жжением.

Она направилась обратно в лес, подальше от озера, и услышала треск.

И тут что-то резко ударило ее в позвоночник.

Твердое, как ствол пистолета.

— Попалась.

***

Анна-Мария, подумал Лука, никогда не умела достойно проигрывать.

Дориан, Селеста и Леона поняли это и с врожденной детской жестокостью доводили ее до крайности при каждом удобном случае, иногда нападая на нее по двое или по трое, пока она наконец не срывалась.

Вот и сейчас она сорвалась, набросившись за то, что им не удалось найти Валериэн в лесу. Из мелочности она сама убила оленя, возможно, решив, что это его разозлит. Олень ему очень понравился, но разделывать его дело нелегкое, и было забавно наблюдать, как она борется с весом мертвого животного, пока теплая кровь струится по ее прекрасной одежде.

Это пари.

Он всегда удивлялся, почему Анна-Мария выбрала испытание, в котором брат наверняка превзойдет ее. Она была нетерпелива, порывиста и не любила делать то, что могла поручить другому. Все эти черты плохо сочетались с охотой.

Гэвин, с другой стороны, всегда оставался собранным — пока не срывался. В отличие от Анны-Марии, Лука редко видел, чтобы он выходил из себя, но, когда это случалось, он был страшен. В тот день он отсутствовал, когда они вдвоем — Гэвин и Анна-Мария — заключили это ее пари, но Селеста сказала ему, что Гэвин пришел в ярость.

Всем, кроме Анны-Марии, было очевидно, ее отчаяние, с которым она смотрела на старшего брата, не обращая внимания на то, что теперь все, что делало Анну-Марию самой собой, стало черной меткой на ее имени. Она хотела его именно потому, что он оказался единственным мужчиной, который никогда не уделял ей внимания, а он, Лука, стал лишь временной заменой.

Но если любовь и слепа, то только по нашей воле.

И Анна-Мария, похоже, думала, что убийство Валериэн все исправит.

Жаль. Как ни приятна эта небольшая прогулка по лесу, Лука успел привязаться к объекту их охоты. Анна-Мария великолепна, но непостоянна в своих милостях, и она никогда не проявляла такого полного и безоговорочного подчинения, как Валериэн.

Если у нее остался хоть какой-то здравый смысл, она бы нашла укрытие от холода и ветра. Впрочем, Лука совершенно уверен, что она, скорее всего, уже мертва.

Говорят, что перед смертью от переохлаждения в теле ощущается прилив тепла, почти жара. Настолько, что некоторые замерзающие жертвы даже снимали с себя всю одежду, хотя температура их тела резко падала. Последний акт утешения.

«И все же, — подумал он. —Лучше, чтобы она заснула и никогда не проснулась».

Идя по следу сестры, погруженный в свои мысли, Лука не ожидал встретить в этом лесу кого-то еще. Им принадлежала уединенная часть большого пространства дикой природы. Земля Мекоцци заканчивалась у озера, и сейчас не сезон для туристов.

Рука на его плече шокировала Луку. К его досаде, он даже вскрикнул, но быстро оправился и попытался вывернуться. Попытался, но не смог. Хватка оказалась настолько сильной, что у него не получилось от нее освободиться.

«Кто, твою мать...»

Лука оглянулся через плечо и потрясенно уставился в знакомые серые глаза, которые водились в их семье. Он никак не ожидал увидеть обладателя этих глаза снова.

— Ты, — пролепетал он. — Ты... ты жив?

Гэвин улыбнулся, задумчиво постукивая ножом по щеке. Его руки были обтянуты толстыми кожаными перчатками.

— Привет, брат, — сказал он спокойно. — Охотишься?

Вот дерьмо.

Когда Лука не ответил, улыбка Гэвина стала шире.

— О, хорошо, — сказал он, подходя ближе. — Я тоже.

***

Вэл крутанулась на месте, задыхаясь от страха. Она слишком замерзла, чтобы кричать, ее тело настолько устало, что хотело лечь и признать поражение.

Но, к своему удивлению, она увидела не Анну-Марию или Луку, а Гэвина.

Он опустил руку, которой прикасался к ней. Она поняла, что это были его пальцы. Указательный и средний, вытянутые вместе. Не пистолет. Не пистолет.

Это, однако, принесло мало облегчения. Вэл знала, что он предпочитает нож.

— Ты... — Она перевела дыхание, слегка дрожа. — Как долго ты с-следил за мной?

Он улыбнулся.

— Достаточно долго.

«Он тоже охотится на тебя», — сказала Селеста. Вэл не поняла, что сестра Гэвина имела в виду, но подозревала, что скоро узнает.

Он был одет так буднично, каким она его никогда не видела: тяжелая кожаная куртка, накинутая на толстовку с капюшоном, и облегающие темные джинсы, привлекающие внимание к длине его ног. На руках — кожаные перчатки, которые поскрипывали, на ногах красовались ботинки со стальными носками, а завершал ансамбль свободно намотанный шарф на шее.

Она уставилась на шарф, стараясь не дрожать.

«Черный, — подумала она, — чтобы не было видно крови».

— Ты промокла. — Он потирал пальцы в перчатках. — Провалилась под лед?

— Н-нет. — Она выбивала слова одно за другим. — Т-твои брат с сестрой чуть не поймали меня. Я спряталась в воде под причалом.

— Верно. — Последовала пауза, достаточно долгая, чтобы до Вэл дошел смысл его слов. Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Тебя вряд ли можно винить за твою глупость, моя дорогая. Но озеро зимой всегда замерзает. Даже животные знают это.

Раздраженная теперь не только страхом, но и гневом, Вэл повернулась и стала уходить, хлюпая ботинками. Даже отвернувшись, она знала, что он последует за ней. И Гэвин догнал ее за несколько стремительных шагов прежде, чем завести в кизил.

Душистые ветви обнимали ее тело, пока он пригибался под их кронами. Аромат листьев казался удушливым, щетинки проникали сквозь одежду.

— Ты думаешь, — спросил он, — что это игра?

Вэл уставилась на него.

— Да, — проговорила она. — Игра.

Он стряхнул с плеч рюкзак — она и не подозревала, что на нем был рюкзак. Зачем он ему понадобился? Она перевела взгляд на его лицо, которое оставалось нечитаемым.

— Моя сестра, — неожиданно сказал он. — Она дала тебе срок?

— До рассвета.

Гэвин задумчиво кивнул и стянул с себя куртку, протягивая ее. Вэл слишком замерзла, чтобы отказываться. Она позволила ему укутать себя в куртку, пытаясь справиться с комом в горле, когда обжигающее тепло его тела коснулось ее липкой кожи.

Он обмотал шарф вокруг ее шеи, притянув ближе за концы. У нее свело живот, когда он опустил глаза в томительном раздумье, а затем медленно вернулся к ее лицу.

— Влажная драпировка тебе идет, моя дорогая.

— П-п-пошел ты.

— Да, Вэл, — заявил он, — надо бы избавить тебя от этой мокрой одежды.

Она споткнулась, и Гэвин схватил ее за руку.

Не говоря больше ни слова, он повернул вглубь леса.

Трудно не почувствовать себя девушкой, которую заманивают с проторенной дорожки — хотя, если бы волк был таким лихим, сказок с несчастливым концом оказалось бы гораздо больше.

«Это чтобы быстрее съесть тебя», — подумала она и задрожала.

Почувствовав ее дрожь, Гэвин крепче сжал ее руку.

Все вокруг было коричневым и зеленым. Но в основном коричневым. Зима здесь совершенно не походила на зиму на Западном побережье. Незнакомые ей растения пробивались сквозь подлесок, как тонкое кружево, а грибы проглядывали сквозь почву, как пятнистые бородавки. Грязь, лед и сломанные ветки хрустели под их ботинками, и Вэл не могла не оглядываться на каждый звук, боясь, что родственники Гэвина найдут их.

Сам Гэвин казался беспечным, он шел уверенным шагом, что говорило о том, что он точно знает, куда направляется. Но они шли уже дольше, чем она, и вскоре Вэл начала думать, не заблудились ли они.

Она осторожно спросила:

— Мы в-возвращаемся в дом?

— Нет, Вэл.

— П-почему н-н-нет?

Его лицо, хищное и напряженное, испугало ее, когда Гэвин повернулся, чтобы пригвоздить ее к месту своим стальным взглядом. В этом взгляде не было тепла, только лед и острые углы. Он лишал ее дыхания и заставлял чувствовать себя беспомощной; он заставлял ее чувствовать, что она уже поймана.

— У нее есть время до рассвета, чтобы убить тебя.

«Мы здесь замерзнем». Она устало кивнула, слишком измотанная, чтобы спорить. Ее разум притупила боль. Вэл представила, что влага на ее коже образует твердые кристаллы.