Она так увлеклась, что налетела на Гэвина, когда он резко остановился в хрустящих зарослях. Когда он протянул руку, чтобы поддержать ее, Вэл посмотрела на узловатую стену из корней и листьев. Это была одна из больших земляных стен, мимо которых она проходила ранее.

Эрозия создала эту стену из грунта, которую быстро покрыли цепкие ветки быстрорастущей листвы и кустарника. За завесой из лозы, орляка и листьев виднелось отверстие, наполовину скрытое нависающим стволом сосны. Когда Гэвин отодвинул лозы в сторону со скрежещущим звуком, напомнившим ей о боли в горле, Вэл поняла, что нора гораздо глубже, чем она думала.

«Я прошла мимо укрытия и даже не заметила этого?» — Она с ошеломленным восхищением наблюдала, как он опустился на колени и заполз внутрь. Черт.

Повисла пауза, нарушаемая лишь тихими шорохами.

«Я могу убежать, — поняла она, глядя на его рюкзак, который он оставил. — Возьми его и беги».

Но ноги отказывались двигаться, и очередной поток холодного воздуха заставил Вэл замереть на месте. А потом он снова оказался перед ней, на коленях, в пыли, припорошившей его волосы и одежду, и возможность была упущена. Она смотрела на него, сжав челюсти.

— Залезай внутрь.

— Т-туда?

«Если он убьет меня там, мое тело никогда не найдут».

— Если только ты не предпочитаешь мороз моей компании.

Вэл приготовилась к очередному нападению и полезла в дыру.

Это логово животного, поняла она, почувствовав слабый запах мускуса и старой мочи. Как они назывались? Норы. Оно оказалось довольно глубоким, достаточно просторным, чтобы два человека могли лечь или скрючиться в тесном пространстве, и, похоже, им не пользовались годами.

Свет исчез, когда Гэвин вполз за ней, отчего маленькое пространство стало еще теснее.

— Сними куртку, — потребовал он, и она неохотно подчинилась, наблюдая, как он закрывает ею вход и закрепляет на месте ножами.

— А вход не рухнет? — спросила она, глядя, как осыпаются несколько комьев грязи.

— Нет. — Гэвин посмотрел на нее. — Остальное тоже. Раздевайся.

Вэл покраснела и с трудом сняла обувь. Ее пальцы полностью онемели. В ботинках хлюпала вода, и, когда она угрюмо швырнула их в самый дальний угол, вода вылилась на земляной пол.

Она взглянула на Гэвина, занятого своим рюкзаком, прежде чем снять леггинсы. С платьем пришлось повозиться, но ей удалось справиться с молнией и стянуть его через голову. Под ним шелковое платье Анны-Марии прилипло к ее телу, как вторая кожа. Вэл выдохнула и сняла его тоже, обняв себя за плечи.

— Я закончила.

Он протянул одеяло, большое, мягкое, вытащенное из рюкзака.

— Иди сюда.

Вэл начала двигаться, но заколебалась. Она голая, а он нет; и ей придется ползти к нему.

— Не будь трусихой.

Она пошла; поползла. Одеяло оказалось флисовым. Она слегка вздохнула от его тепла и не протестовала, когда Гэвин обхватил ее руками.

— Кожа к коже работает лучше, — сказал он, — но идея та же.

Тепло. Она старалась не дрожать, но ощущения были слишком сильными. Она уставилась на коричневые стены, осознавая каждую точку соприкосновения между ним и ею, и то, насколько Гэвин заполнил пространство. Запахи сандалового дерева, роз и промасленной кожи казались настолько сильными, что она подумала, что может задохнуться от них, как будто его аромат — это пары яда.

Рукой в перчатках он лениво перебирал ее холодные, дрожащие пальцы. Кожа была прохладной, неприятной. Вэл тяжело сглотнула и хрипло сказала:

— У меня болят руки.

Гэвин помедлил, а затем потянулся к ней, чтобы стянуть перчатки. Она почувствовала, как они скользнули по ее телу и упали на землю. А потом его руки оказались на ее руках, нежно потирая. Ощущение его горячей голой кожи казалось до странности порочным, хотя он касался только ее пальцев. И все же, подумала Вэл. Она чувствовала, как он прижимается к ней.

— Твои руки, — проговорил он, держа их в своих, — как лед.

«Я и есть лед», — подумала она.

— Что теперь будет? — устало спросила она. — Что нам делать?

— Думаю, идея в том, чтобы ты пережила эту ночь.

— Я имею в виду после. — Она прочистила горло. — После этого.

— Я еще не решил. — Его грудь гулко стучала о ее спину, когда он говорил. — Это во многом зависит от тебя, моя дорогая. — Гэвин провел ладонями по ее рукам, вызывая мурашки. — Ты, должно быть, произвела сильное впечатление. Мои братья и сестры настолько не были уверены в том, что убьют тебя, что на всякий случай предусмотрели твою смерть от переохлаждения. Ты должна быть польщена.

— Так п-п-п-ольщена. — «Ублюдок». — Они могут катиться в ад.

Вэл не могла перестать дрожать, и знала, что он может почувствовать ее дрожь и предположить, что это из-за него и его присутствия. И отчасти, как ни унизительно, это правда. Она вцепилась пальцами в одеяло, прижимая его к своему телу.

— Тебе не следовало лезть в воду.

— У меня не осталось выбора. Твои брат и сестра убили бы меня.

— М-м, да. — Он прижался к ней. — Полагаю, это правда.

Она ощутила тихий приступ паники.

— Почему так холодно? — пролепетала она, отчаянно пытаясь заполнить тишину, отвлечь внимание от потрескивающего напряжения, заполняющего пространство между их телами. — Даже снег не идет.

— Снег защищает, — сказал он. — Он помогает согреться.

— Какая-то бессмыслица.

— Снег задерживает тепло, Валериэн. Как это одеяло. — Он провел рукой по плечу, его голос звучал на уровне ее уха. Если он говорил шепотом, шероховатость его поврежденного горла казалась не так заметна. — Хм. Твоя кожа все еще довольно холодная.

Но он не убрал руку. Ее дыхание участилось.

«Нет», — подумала она, не в силах расслабиться. Ее кожа покрылась мурашками.

Гэвин снова переместился, совершив серию странных движений, которые необычно ритмично прокатились по ее позвоночнику. Что он делает? Она повернулась, намереваясь спросить, но слова замерли у нее на языке, когда Вэл увидела, что он снимает с себя футболку, его толстовка уже исчезла.

— Ч-что ты делаешь? — простонала она, и ему, видимо, показалось, что ее учащенное дыхание особенно приятно, потому он одарил ее улыбкой волка, готового укусить.

— Согреваю тебя. — Он снял футболку, обнажив стройную грудь, и прежде, чем ее мозг успел это осознать, прижался обнаженным торсом к ее спине, а рукой обхватил ее талию. — Разве так не лучше?

«Нет, — хотела сказать она. — Нет, не лучше».

Грубые волосы на его груди щекотали ей позвоночник, но его тело было твердым, упругим и, да, очень теплым. Когда он переместил руку, задев бок ее груди, кожа вокруг сосков напряглась, что не имело ничего общего с холодом.

Вэл подалась вперед, издав протестующий звук, когда он сжал ее руками.

— Нет, — попросила она, охваченная затаенной паникой. — Подожди...

— Я не собираюсь насиловать тебя, — пообещал он, проводя пальцами по ее животу. — Какой бы соблазнительной ты ни была, а ты действительно соблазнительна, я предпочитаю видеть твой темперамент. — Он перекинул одну из своих ног через ее ноги, и его таз уперся в ее спину. — Но, если ты и дальше будешь так сопротивляться, я не знаю, что мне делать.

Вэл застыла на месте, ее ухо все еще горело от его дыхания.

— Тебе это нравится.

Он подразнивая провел рукой по ее ребрам.

— Может быть, немного.

Лука никогда не обнимал ее. С ним было безопаснее, с Ильей тоже; Вэл знала, что ее ждет рядом с ними. С Гэвином всегда оставалось неясно, хочет ли он спасти ее от падения или желает подтолкнуть к краю. Всегда оставалась угроза, что он зайдет слишком далеко.

— Ты перестала дрожать, — заметил он.

— Я все равно чувствую холод, — прошептала она. —Такой же, как в твоих глазах. — Ее собственные закрывались, убаюканные ложным чувством безопасности. — Мне всегда холодно. — «Внутри и снаружи». — Даже на солнце.

Гэвин провел рукой по ее бедру, безобидно скользнув по нему.

— Правда?

Вэл вздохнула.

— Твои глаза... — сказала она. — Они совсем другие, ты знаешь.

— О? — Она подумала, что он улыбается. — Что не так с моими глазами?

— В них ничего нет. — Он снова погладил ее по боку. Она никогда не была так откровенна с ним, но вся эта ситуация напоминала сон, от которого реальность вылетала в окно. Она смело сказала:

— Это единственное, что ты не можешь исправить. Твое лицо, твой голос — с ними ты справляешься прекрасно. Но не глаза. Особенно когда ты улыбаешься. Твои улыбки никогда не достигают твоих глаз.

— Вот это детектив, — пробормотал он. — Ты говоришь глупости.

— Нет. — Вэл вздрогнула от предупреждения, скрывавшегося под этим шелковым покровом. — Ты делаешь это сейчас. Ты социопат. Это то, что ты делаешь. Ты манипулируешь. Ты контролируешь.

Наступила тишина. Она почувствовала, что в какой-то мере удивила его — не тем, что знала, а тем, что осмелилась высказать это. Вэл так же остро ощущала его пристальный взгляд, как если бы в ее сердце вонзили булавку.

Когда она рискнула взглянуть на него, он наблюдал за ней.

— Ты весьма проницательна.

— Опровергни это, — прошипела она, и он рассмеялся.

Смех, похоже, что-то решил, потому что направление его прикосновений стало более легким, более целенаправленным. Жесткое давление его бедер смущало Вэл, но не так сильно, как его молчаливое наблюдение за тем, как он воздействует на ее тело.

— У тебя учащенный пульс. — Гэвин провел рукой вверх и накрыл одну из ее ноющих грудей. Вэл застонала, когда он начал легонько поглаживать сосок. Его дыхание было медленным, как и прикосновения руки. Между ног стало влажно, и она сжала бедра. Вэл начала двигаться, бессознательно наклоняясь к нему, и была вознаграждена тем, что его рот коснулся ее горла. — Ты боишься?

— Нет, — отозвалась она, не зная, на что именно ответила: на его прикосновение, на его слова или на свои собственные сомнения. «Ты боишься?» — спросил он, но она боялась так долго, что это звучало почти так же, как если бы он спросил, помнит ли она, как дышать. Боялась и нет; она словно находилась в ящике Шредингера, существуя в двух состояниях.