— Это правда? — Он сунул руку в карман куртки и выхватил нож. — Ты жалеешь, что не убила меня?

Это оказался тот самый нож, который она спрятала под подушкой и которым порезала его, пока он лежал с ней в своей постели. Испуганный крик сорвался с ее губ, как взмах крыльев птицы, когда нож с сочным стуком врезался в ковер рядом с ее лицом.

— Тогда, возможно, тебе не стоит начинать игры, которые ты не можешь закончить.

Его губы касались ее губ с каждым произнесенным словом, излучая подавляемую ярость. Он провел ножом по ковру, расколов дерево под ним, и Вэл снова вздрогнула, как от ужасного звука, так и от тяжелого, преднамеренного жеста.

Как будто он потрошил пол, подумала она, вспомнив всех тех женщин с первого курса. Тех, кого он убил вместо нее. О Боже, он был таким жестоким. Газеты радовались этой бойне, как и Гэвин, когда рассказал ей каждую деталь, чтобы наказать ее за предательство, а слезы тихо текли по ее лицу.

Будет ли это быстро и жестоко? Или медленно и болезненно?

Нож остановился у ее горла.

(Ты помнишь?)

Она предполагала, что скоро ей предстоит это выяснить.

— Сделай это, — сказала она. — Убей меня. Я больше не боюсь.

Зубья лезвия зацепились за кожу, маленькие капельки крови выступили, как нитка рубинов. Порезы жгло, когда кровь смешиваясь с потом на ее горле.

— Так спешишь расстаться со своей жизнью, — размышлял он. Вэл не двигалась, не дышала. — Интересно, что случилось, что ты так заледенела?

— Попробуй угадать, ты, сумасшедший ублюдок.

Его брови взлетели вверх, и он посмотрел на нее поверх лезвия.

— О, да. Я забыл. Ты же выбрала меня архитектором твоего бессмысленного разрушения. Злодей против невинной крошки.

— Нет, — ответила Вэл его действиям, его словам, самому его существованию.

Он позволил ножу соскользнуть, и предупреждающий укол заставил ее прижаться плечами к полу, чтобы увеличить расстояние между собой и лезвием.

— Что такое? — насмешливо спросил он. — Боишься немного крови, моя дорогая? Но думал, ты хочешь, чтобы я убил тебя.

Вэл покачала головой, слишком напуганная, чтобы говорить.

— И вот я здесь, готовый дать тебе то, что ты хотела. — Его голос стал жестче. — Тогда умоляй меня. Чтобы я сохранил тебе жизнь. Ты ведь помнишь, как это делается? — Гэвин намеренно коснулся ее, наклонился, чтобы накрыть ее тело. Напряжение в животе усилилось, посылая нестройный пульс, сотрясающий ее. — У тебя всегда так хорошо получалось.

— Пожалуйста, — слово прозвучало как вздох. Вэл зажмурилась. — Не делай мне больно.

— Да. Вот так. — Его рот оказался у ее уха. — Как это было с Лукой? Гордился ли он своим старшим братом? — Она подскочила от неожиданного прикосновения его языка и зашипела, когда наткнулась на ожидающие зубы ножа. — Ты думала обо мне?

Она ничего не сказала, слова застряли у нее в горле, как шипы. Тишина сгустилась. Без предупреждения он укусил ее. Тихий, задушенный писк вырвался из ее горла, как у выброшенной на берег рыбы.

— Ça fait mal mais tu le veux, Вэл?

Ее глаза распахнулись в знак узнавания, как раз в тот момент, когда Гэвин позволил своему ножу разрезать ее майку. Она снова начала сопротивляться, но он был сильнее. Он всегда был сильнее. Удерживая ее ноги зажатыми между его бедрами, Гэвин обвязал полоски ткани вокруг ее запястий с ножом, зажатым в зубах, как пират. Еще одним ударов он воткнул нож в ее путы, глубоко в ковер, пригвоздив ее к полу, как будто она связанное существо, оставленное умирать.

Щелкнув языком, он вытащил из кармана второй нож, и внезапно Вэл перестала чувствовать свои пальцы. Как будто у нее закоротило нервы, один за другим, как неисправные рождественские гирлянды. Потому что она узнала этот нож тоже. Нож, который он принес на домашнюю вечеринку, которая прошла так ужасно неправильно. Этим ножом он убил Чарли. Нож, которым угрожал ей той ночью во дворе. Она видела его покрытым старой кровью и цветочной пыльцой, и, хотя сейчас он был чистым, то, как Гэвин смотрел на нее, заставило Вэл задуматься, останется ли нож все еще чистым, когда он уйдет.

Вэл захныкала, когда Гэвин неторопливо скользнул взглядом по ее обнаженной коже.

— Вот это уже интересно. — Он обвел ножом один из ее сморщенных сосков, прежде чем подцепить одно из колец острым краем. — Это что-то, новое?

Она впилась ногтями в ладони, скользкие от пота, с напряжением, которое не прошло, даже когда он убрал нож.

— Это та боль, которая тебя привлекает? Или ты думала, что сможешь проколоть и выжечь мое прикосновение на своей коже? — спросил он, мельком взглянув на ее татуированное запястье. — Ты же понимаешь, что все не так просто. Я знаю, какая ты на вкус. Я знаю, какова твоя кровь на вкус. Я знаю тебя, моя дорогая. Снаружи... и внутри.

Она готовилась к этому, но все равно вскрикнула, когда Гэвин прижался ртом к ее телу и положил руку ей между ног. Сильно знакомый коктейль стыда, отвращения и желания пронзил ее оцепенение, как раскаленное железо, чтобы прижечь ее чувства. Она была мотыльком, уничтожаемым пагубными стремлениями, заложенными в его собственном дефектном коде.

— Нет. — Крик сорвался с ее губ.

Это был не совсем отказ, но Гэвин, казалось, воспринял ее реакцию так, потому что усилил свое давление с рассчитанной точностью, пока Вэл бездумно не выгнулась в его руке, не в силах вынести изысканную агонию прикосновения. Она знала, что он собирается причинить ей боль, и, возможно, очень сильную, но ее телу казалось все равно.

Все эти люди оказались правы на ее счет. Она была шлюхой за то, что хотела этого, за то, что хотела его. Только монстр захочет трахнуть монстра. Хороший человек смог бы устоять. Слезы тихо катились по ее щекам. Она не была хорошим человеком. Она так же больна.

Вэл позволила себе погрузиться в свое бессловесное отчаяние, как будто это глубокая река, а ее карманы набиты камнями. Когда Гэвин поднял голову, чтобы посмотреть на нее, она увидела, что он заметил ее слезы.

— Не лежи просто так. Я еще не убил тебя.

«Но ты сделал это, — подумала она. — Шесть лет назад ты это сделал».

Когда стало ясно, что Вэл не собирается двигаться, Гэвин взял ее лицо в свои руки и поцеловал в губы. Его щетина царапала ее кожу, как крошечные лезвия, и вкус крови наполнил рот, когда его зубы оцарапали ее потрескавшиеся губы. Он грыз, покусывал и сосал, жар его языка обжигал и вторгался, когда Гэвин завоевывал ее рот так же, как осаждал ее тело. Это заставило что-то внутри нее взорваться, и ее последние попытки сопротивляться рухнули внутрь, в пустоту, которую он оставил в ней.

Когда-то у нее хватало сил сопротивляться ему — так давно, что теперь она едва помнила, каково это — сопротивляться всерьез, — но она разрушила последний бастион своей защиты до основания и обнаружила, к своему отвращению, что не осталось ничего, кроме выжженного ландшафта ненависти к себе и деградации.

Как только он отпустил ее, Вэл с глухим стуком откинулась на ковер. Это, казалось, позабавило его, потому что он рассмеялся. Это был низкий, опасный звук, от которого у нее по рукам побежали мурашки.

— О, Вэл, — он сбросил пальто. — Как я скучал по тебе.

Она задрожала, когда он начал расстегивать рубашку. Гэвин выглядел точно так, как она помнила — худощавый, мускулистый и видимо сильный, все эти темные волосы резко контрастировали с молочно-нефритовой кожей. Вэл отвернулась, когда он расстегнул молнию на джинсах и спустил их с бедер. «Если я не смотрю, этого на самом деле не происходит», — иррационально подумала она, но затем его тело накрыло ее, его вес прижал ее к полу, и она зажмурилась, просто чтобы увеличить расстояние между ними.

Он раздвинул ее бедра коленом.

— Открой глаза и посмотри на меня.

Вэл покачала головой, испуганно выдохнув, когда он стянул с нее штаны. Она чувствовала, как его член прижимается к ее бедру, горячий и твердый. Он протянул руку между их телами, направляя себя, а затем возникло ощущение давления — этого давления. Она сопротивлялась, и он надавил сильнее, заставив ее застонать.

— Не будь трусихой, дорогая. — Его рука (та, которой он прикасался к себе?) легла ей на подбородок, и Вэл приоткрыла глаза, увидев скрытую угрозу в этом жесте. Он завладел ее реальностью, и это оказалось в миллион раз хуже, чем кошмары, потому что она забыла, как его тело может влиять на ее собственное, или как один его ледяной взгляд мог заставить все ее конечности напрячься. Она думала, что, трахаясь с другими мужчинами, сотрет его из памяти, но этого не произошло. Совсем.

Гэвин улыбнулся ей, жесткой и неумолимой улыбкой, пронизанной непристойной жестокостью, и часть ее умерла при виде этого.

— Я надеялся, что в тебе все еще осталось немного борьбы. — Он позволил своим рукам упасть по обе стороны от нее, скользнув немного глубже. — Что твоя свобода могла бы дать тебе вкус к ней.

— Пошел ты, — прошептала она.

Внезапное напряжение мышц на его руках оказалось ее единственным предупреждением. Он резко вошел в нее, его непреклонная сила пронзила ее сопротивляющееся тело с электрическим трением. Ее крик затих, когда он наклонился, чтобы завладеть ее ртом, его живот прижался к ее собственному. Часть его веса легла на нее, прижимая ее грудь к его груди и делая дыхание намного тяжелее.

— Если ты настаиваешь, — усмехнулся он.

Все ее мысли сгорели, как бумага. Гэвин зарылся рукой в ее волосы, удерживая голову наклоненной к его рту. Небольшие вспышки боли вспыхивали вверх и вниз по ее телу, как бенгальские огни, там, где скользкая кожа встречалась, а затем отрывалась с каждым движением его толкающихся бедер.

Он говорил с ней между вдохами. Обещал ей удовольствие, насилие, а затем угрожал, потому что мог. И она, тихо плача, отвечала ему так, как он хотел, пока ее голос не превратился в грубый, бессловесный крик.

Если Вэл и надеялась, что провалится в небытие, то у нее ничего не вышло.