Глава 11

Халцедон

— Ты нашла свой ключ.

Вэл оторвала взгляд от остатка своего бутерброда и увидела Мередит, стоящую в холле с сумкой через плечо, перекинутой вокруг ее стройного торса. На ней был свитер и ожерелье с надписью, все тщательно подобранное. Просто картина того, кто умеет сочетать разные вещи вместе. Кто-то, кто никогда бы не оставил свой ключ в холодильнике.

— Да, я его увидела, — сказала Вэл, надеясь, что на этом все закончится. — Спасибо.

Мередит взглянула на стол, где раньше стояла бутылка вина, но Вэл уже убрала ее.

— Я думаю, что наш разговор на днях прошел очень плохо.

«Ты думаешь?» — усмехнулась про себя Вэл, вгрызаясь в свой бутерброд и ничего не говоря.

Мередит медленно подошла ближе, как будто приближалась к раненому животному. Мартин тоже так подходил. Вэл сглотнула, кусок застрял у нее в горле.

— Ты права в том, что мы не очень хорошо тебя знаем, и что это иногда может сделать непростые ситуации еще более трудными. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Она сделала паузу, словно ожидая ответа. Но, возможно, в конце концов, это был риторический вопрос, потому что Мередит продолжила, как только сделала вдох.

— Послушай, я не сужу то, чем ты занимаешься. У меня есть друзья, которые увлечены сценой... друзья, у которых здоровые, счастливые отношения, — Вэл не думала, что ей мерещится тщательный акцент, — но ты можешь понять, почему, возможно, мы были шокированы, когда ты пришли домой в таком... ну, в таком виде.

Вэл уставилась на вялый утиный язык, торчащий из хлеба. «Такой», — подумала она. Какой замечательный эвфемизм. Давайте на цыпочках обойдем эту тему.

— Ты хочешь кровавых подробностей? — спросила она, но ее голос звучал слабо, и бутерброд все еще, казалось, застрял у нее в горле.

— Я не прошу тебя ничего нам рассказывать. Ты нам этого совсем не должна. Но, по крайней мере, может быть, окажешь нам любезность, предоставив нам возможность не сомневаться в том, что у нас есть добрые намерения? Джеки... — Мередит заколебалась. — У Джеки раньше были тяжелые отношения, и я видела тебя такой на днях… это действительно напугало ее. Хотя это не твоя вина, — добавила она, быстро взглянув на Вэл.

И Вэл поняла, что именно так Мередит говорила, что это ее вина, и в то же время пыталась намекнуть, что это не так. Она хотела извинений, не прибегая к обвинениям. Она хотела быть справедливым и приятным человеком и все равно добиваться своего.

Другими словами, она хотела быть нормальной. И она хотела, чтобы Вэл тоже была нормальной.

— Прости, — извинилась Вэл пустым голосом, ковыряясь в хлебе.

— Банни, — проговорила Мередит, и Вэл обнаружила, что ненавидит Мередит, ненавидит имя Банни, ненавидит все на свете, и особенно себя. — Я действительно хочу, чтобы мы все поладили. Может быть, нам следует делать больше вещей вместе, но для этого у нас должно быть доверие.

Я тебе не доверяю, словно говорила она.

«Хорошо, — подумала Вэл. — Ты не должна. Я тоже тебе не доверяю».

— Доверие важно, — повторила Вэл.

— Да. — Мередит снова сделала паузу. — Ладно. Что ж, спасибо, что выслушала меня. Я иду в свою комнату, чтобы прибраться. Джеки скоро должна быть дома.

— Хорошо.

— О, и, кстати, мой брат зайдет навестить меня позже. Так что не пугайся, если увидишь в квартире незнакомого мужчину. Он не останется на ночь.

Это намек? Она видела Луку?

Вэл сложила руки на груди.

— Ладно. Спасибо.

Мередит шла по коридору, сумка подпрыгивала у нее на боку при каждом шаге. Она выглядела как человек, который только что выполнил неприятную, но удовлетворительную миссию, кисло подумала Вэл, когда за ней щелкнула дверь. Через несколько минут Вэл услышала музыку. BTS, наверное. Джеки и Мередит обе были одержимы. Они состояли в фан-группах и ходили на концерты. Это одно из их совместных увлечений.

У них было много всяких общих занятий. У Вэл нет ничего и никого.

Раздался уверенный стук в дверь. Это, должно быть, Джеки. После неприятного разговора с Мередит Вэл на самом деле не хотела встречаться с Джеки лицом к лицу. Подождав немного и увидев, что дверь Мередит не откроется, Вэл вздохнула и открыла входную дверь, приготовившись к взгляду упрека, который, она была уверена, увидит.

Но это оказалась не Джеки, а Лука. Единственный человек, с которым она хотела встретиться еще меньше.

Потому что часть ее совсем не возражала встретиться с ним лицом к лицу.

Вэл бросила нервный взгляд через плечо. Она должна бы чувствовать себя в большей безопасности, имея в доме еще одно человека. Но ничего подобного. Мередит стала бы еще одной жертвой. Еще одной проблемой. Особенно теперь, когда Вэл знала, что Лука, как и его брат, не боялся небольшого насилия.

— Я не одна, — прошептала она. — Тебе нужно уйти.

— Это не защитит тебя, — он говорил так же тихо, подстраиваясь под ее тон, когда загонял ее в комнату. — Но ты можешь защитить ее, держа свой хорошенький ротик на замке.

Сердце Вэл глухо забилось, когда он захлопнул дверь и запер ее, сняв куртку, чтобы показать черную футболку. Он позволил куртке упасть на пол.

— Раздевайся.

Вэл прислушалась к Мередит, но все, что она могла услышать, был К-поп.

— У меня еще есть два дня.

— Я здесь не для этого. Я здесь из-за тебя. — Когда она не пошевелилась, он стянул с ее плеч халат и притянул ближе за рукава. — Я думал о тебе.

Когда его губы встретились с ее губами, это было похоже на призрак страсти: дрожащий контур чего-то почти осязаемого, но все равно пустого и мертвого. Лука скользнул руками в вырез ее халата, одобрительно зарычав, когда наткнулся на обнаженную кожу.

— Ты убил человека? — спросила Вэл, и это заставило его отстраниться, чтобы пристально посмотреть на нее, держа на расстоянии.

— Что?

— Русский. — Вэл на удивление ровно произнесла. — Ты убил его?

Лука усмехнулся.

— Ты думаешь, что мы — мафия? Я не знаю никаких русских.

— Не обязательно знать кого-то, чтобы убить.

— Возможно, это самая правдивая вещь, которую ты когда-либо говорила. — Лука одарил ее острой усмешкой, и она увидела, что один из резцов сколот, что делало его острее. «Как клык», — подумала Вэл.

— Ложись, — приказал Лука, когда отстранился, и, дрожа, Вэл подчинилась.

Он жестко трахал ее, обхватив рукой за шею, удерживая до тех пор, пока она едва могла дышать. Вэл всхлипнула в сложенные чашечкой пальцы, прикрывая рот, чтобы заглушить свои крики. «Слава Богу, что есть музыка», — с горечью подумала она, когда Лука хрюкнул после особенно глубокого толчка. Интересно, слышит ли Мередит нас? Надеюсь, что нет, о, пожалуйста...

Вэл знала, что то, что они делали, объективно неправильно. Но похоже, это не имело значения. Маленькая, зловещая часть ее сознания решила, что этот секс может сделать жизнь Вэл немного веселее. Что она оцепенела ко всему остальному, кроме этого маленького кусочка запретного удовольствия.

Лука не обнимал ее после, так же как никогда не раздевался. Он сел на матрас в шести дюймах от нее, оглядывая комнату, как будто пытался понять Вэл.

Рубашка спереди намокла от пота, и он дышал немного тяжелее, но, если не считать растрепанных волос и влажной кожи, Лука выглядел совершенно невозмутимым.

Что он в этом находил? Просто дешевые острые ощущения? Вэл не осмелилась спросить. Она схватилась за перед своего халата, который был расстегнут и распахнут. Внезапно она почувствовала себя болезненно обнаженной. Он мог бы убить ее сейчас, если бы захотел, легко. По причинам, не зависящим от нее, он, похоже, пока не хотел этого делать. Она не была уверена, почему.

«У меня есть еще неделя на побег, — подумала она. — И затем… что?»

Лука никогда не говорил ей, что будет дальше. Смерть в ночном клубе? Утопление в заливе? Может быть, это — все это — просто потому что у него заканчивается срок. Она изучала его лицо в профиль. Может быть, все это просто игра.

— Это альбомы для рисования? — спросил Лука ни с того ни с сего, пока Вэл не заметила, что его взгляд прикован к стопке у кровати.

— Нет, — резко сказала Вэл. Слишком резко. — Они… это не альбомы.

— Выглядят как альбомы. — Сверкнул обломанный резец. Лука знал, что она лжет. — Ты знаешь, Гэвин был художником.

— Знаю, — ответила она, потому что, конечно, знала. Так она с ним и познакомилась.

Потому что она тоже когда-то любила искусство. До того, как оно стало покаянием и воспоминанием о боли. Ей нравилась эта дикая, безудержная свобода: полотно — открытая дорога, полная возможностей. Но затем… оно превратилось в тюрьму.

Потому что Гэвин хотел, чтобы она стала его вечной темой, запечатленной на холсте с деталями, выгравированными кровью вместо чернил.

Потому что она видела его желания, обозначенные черным по белому. Даже сейчас, воспоминаний этих графитовых набросков, изобилующих темной эротикой и жестокостью, оказалось достаточно, чтобы вызвать дрожь.

Гэвин был художником в той же степени, в какой шантажиста можно считать поэтом. Его средой была боль, и любая реакция на то, что он делал, не имела большого значения.

Просто еще одно средство для достижения его цели.

— Он не был художником, — сказала Вэл, позволяя своему тону сказать, что она думает об этом. — Я лично думаю, что он был безумен.

— Гениальность и безумие — это всего лишь две стороны одной медали. — Лука наклонился и взял альбом, лежавший сверху стопки, лениво листая его. Рука Вэл напряглась. Она хотела остановить его, но не осмелилась. Вместо этого наблюдала за его лицом, которое совсем не изменилось, когда его глаза пробегали по каждой тщательно помеченной странице, прежде чем он со стуком закрыл его.

— Некоторые из них немного безумны, Валериэн.

— Хватит. — Она выхватила альбом у него из рук. Он позволил Вэл забрать его, прислонившись спиной к стене, чтобы посмотреть, как она швырнула его через всю комнату. Он с громким стуком ударился о стену, прежде чем раскрыться на изображении двух людей, сплетенных в объятиях, которые только самые развращенные души соизволили бы назвать «любящими».