Глава 16

Спустя два дня после проникновения в дом Сэма Лолу и Макса подвергли раздельному допросу в балтиморской полиции. Менее чем через сутки после возвращения девушке пришлось звонить адвокату и планировать встречу с ним в отделении полиции в Дюреме. Макс и его юрист отвечали на те же самые вопросы в Александрии, и так как полицейские не обнаружили никаких доказательств, связывающих их с преступлением, обоих отпустили.

Ее проблемы с Сэмом наконец-то закончились. Макс обо всем позаботился, как и обещал. Он стал ее героем, но любовь к Максу – это лучшее и худшее из того, что когда-либо происходило с ней. И с каждым днем она влюблялась в него все сильнее. Они проводили вместе каждые выходные, и с каждым часом она понемногу теряла себя в удовольствии быть с ним. В удовольствии прикосновений его горячих губ и сильных рук. Твердой стены его груди, прижимающейся к ее. В теплых объятиях Макса Лола чувствовала себя в безопасности и под защитой, как будто, пока они вместе, ничего ужасного случиться не может. Каждый раз, когда Макс целовал ее на прощание, его руки обнимали ее чуть крепче, чем раньше. Сильнее, словно он пытался поглотить ее.

Он не сказал, что любит ее. Пока. Прошло всего три недели, с тех пор как она проболталась о своих чувствах, но Лола была абсолютно уверена, что он действительно любит ее. Ни один мужчина не может смотреть на женщину и касаться ее так, как Макс, и не любить. Однако она жаждала услышать эти слова из его уст.

В будние дни, когда они не могли находиться рядом, он звонил ей каждую ночь и в течение дня, когда она работала. Иногда только для того, чтобы поинтересоваться, не придумала ли она съедобное нижнее белье.

– Ты голоден, Макс? – спрашивала она.

– Да, – неизменно отвечал он. – Я голоден до тебя.

За короткий срок она стала жить в ожидании его звонков, одновременно боясь их. От звука его голоса к сердцу приливал жар, и девушка затаивала дыхание. От каждого звонка она ожидала, что Макс звонит, чтобы сказать ей, что отправляется в Боснию, Афганистан или Ирак. Хотя, Лола предполагала, что он не скажет ей, куда направляется, а просто известит, что уходит.

Не в ее власти изменить то, как Макс проживает свою жизнь. Не под ее контролем. Она не попросит его измениться ради нее. Лоле оставалось только надеяться и молиться, что после стольких проблем в результате миссии в Нассау правительство забрало его кольцо-декодер и вычеркнуло его имя из своей тайной черной книги[182].

Девушка знала, что он постоянно носит с собой пейджер, и надеялась, что в правительстве потеряли его номер. Но в глубине души она знала, что его сигнал – вопрос времени. Несомненно. Ее ум подсказывал, что так и произойдет.

И это произошло быстрее, чем она успела подготовиться, за завтраком выходные, когда они с Крошкой приехали, чтобы повидаться с ним. Макс поджарил ей оладьи и сделал кофе, и они собирались провести день, отпаривая ужасные обои на его кухне. Она привезла ему свою фотографию с Крошкой и поставила ее в серебряную рамку с выгравированными и покрытыми эмалью собачьими галетами. И Лола привезла фотоаппарат, чтобы и его сфотографировать. И тогда у него будет их большое совместное фото. Ее, его и Крошки. Словно они настоящая семья.

Она не получила даже шанса. Его пейджер просигналил во время второй чашки кофе, когда мужчина кормил Крошку ломтиком оладушка из отрубей. Их взгляды встретились над кухонным столом, и она всё поняла. Вот оно.

Одетый только в белые короткие боксеры, Макс встал из-за стола и направился к кабинету в дальней части дома. Лола услышала, как закрылась дверь; в животе что-то перевернулось, и она почувствовала себя больной. В голове пульсировало, сердце колотилось. В груди словно что-то обрушилось, ее взгляд метался по кухне. Кофеварка, блендер и магнитная открывалка для бутылок на холодильнике. Обои, которые так и не заменили.

Когда Макс опять появился, в руках он нес вещмешок и рюкзак. Уголок губ изогнулся в мрачной усмешке, подтверждая ее худший кошмар. И прежде, чем мужчина открыл рот, Лола поняла, что он собирается сказать.

– Мне нужно идти, и я не знаю, когда вернусь.

Девушка подхватила Крошку, и поднялась, вставая перед ним.

– «Когда» или «если», ты хочешь сказать.

– Мы поговорим после моего возвращения.

Лола покачала головой. С самого начала она задавалась вопросом, что сделает, когда этот момент настанет, и теперь она знала.

– Я не могу, Макс. Я люблю тебя, но я не могу так жить. Я не буду ждать, когда ты вернешься.

– Не делай этого, Лола. Мы справимся. – Мужчина поставил сумки на пол и двинулся к ней.

Она вытянула свободную руку и остановила его.

– Нет, – сказала она, хотя сердце подсказывало ей обвить руками его шею и крепко держаться. Держаться и ни за что не позволять ему уходить. – Я не понимаю, почему ты должен уходить, – сказала она удивительно спокойным голосом. – Только то, что ты уходишь. Я не буду просить тебя остаться, Макс. Я не буду просить, чтобы ты остался ради меня. И я никогда не попрошу тебя об этом. Я знаю, что ты все равно не останешься. И я этого не понимаю. Возможно, потому что люблю тебя. Возможно, потому, что на самом деле ты меня не любишь, – сказала она, сталкиваясь с реальной возможностью того, что он ее не любит. Ей так отчаянно хотелось, чтобы Макс любил ее, что в его проникновенных поцелуях она ощущала нечто большее, чем он чувствовал к ней. Чем он когда-либо почувствует. – Возможно, если бы я была более сильной, то могла бы наблюдать, как ты уходишь, не зная, вернешься ли ты избитым, запытанным или раненным. Или просто умрешь в какой-то стране третьего мира в полном одиночестве. Где некому будет даже подержать тебя за руку.– Ее голос прервался, и девушка покачала головой. – Я не настолько сильна и я не буду каждый раз проходить через это. Для того чтобы ты мог идти и удовлетворять свою потребность, которая заставляет тебя рисковать жизнью ради людей, которых ты не знаешь, и ради правительства, которое арестовало тебя за преступление, которого ты не совершал, чтобы избавиться от тебя.

– Не уходи так, Лола. – Он провел пальцами по волосам. Боль в его взгляде разрывала ей душу. – Мы поговорим, когда я вернусь. Пожалуйста, останься.

– Скажи что-то, что заставит меня остаться.

Макс вдохнул и медленно выдохнул. Его руки опустились по бокам.

– Я люблю тебя.

Не по правилам. Эти три слова она так ждала услышать. Теперь они разрывали ей сердце, заставляя обливаться кровью. Лол была почти уверена, что он никогда прежде не говорил их ни одной женщине, но этого было не достаточно. Она почувствовала к нему жалость. Жалость к себе. Сожаление о жизни, которую они проживут не вместе.

– Я заслуживаю большего. Я заслуживаю мужчину, который любит меня достаточно, чтобы хотеть состариться рядом со мной.

– Все не так просто.

– Да, все просто, Макс.

– Нет! – Его руки сжались в кулаки. – Ты просишь, чтобы я бросил свою жизнь ради тебя. Ты просишь, чтобы я превратился в кого-то другого.

– Я не прошу тебя меняться. Я говорю, что люблю тебя слишком сильно, чтобы наблюдать, как ты себя убиваешь.

– Я не собираюсь умирать, Лола.

– Собираешься. Возможно не в этот раз, но собираешься. И я не буду жить всю жизнь задаваться вопросом, не настал ли сегодня этот день. – Девушка последний раз посмотрела в его красивые голубые глаза и заставила себя покинуть комнату, оставить Макса, стоящего посреди кухни, говорящего ей, что он любит ее и просит остаться. Уход от него – это самый трудный поступок, который она когда-либо совершала.

Прижимая пса к груди, она поднялась наверх, в спальню Макса, и схватила свой небольшой чемоданчик от Луи Виттона. Разбитое сердце убеждало ее остаться, остаться, потому что жить с ним в любых обстоятельствах это лучше, чем жить без него; и девушка быстро оделась. Она почти ожидала услышать звук шагов Макса, поднимающегося по лестнице, чтобы сказать ей, что он передумал или попросить, чтобы она снова осталась с ним. Шагов не было.

Прежде, чем уехать, она оглядела его спальню в последний раз. Двуспальная кровать, накрытая стеганым пледом. На комоде единственная совместная фотография с отцом возле ветхого крыльца, с одной стороны свисают старые четки. Рядом фото, которое дала ему Лола: она и Крошка. Стало так печально и одиноко, она повернулась и спустилась вниз по лестнице. Макс находился в гостиной, глядя в окно, на улицу.

С сухими глазами она последний раз пристально посмотрела на любимый затылок и широкие сильные плечи. Если бы он повернулся и взглянул на нее, она не была уверена, что у нее хватит сил выйти за дверь.

– Прощай, Макс, – выдавила она.

Но он даже не взглянул на нее, и с дрожащими коленями и трясущимися руками, она вышла из его особняка. Лола положила свою сумку и Крошку на пассажирское сиденье своего БМВ, затем села и включила зажигание. И уехала без оглядки. Она не плакала, пока не проехала полмили. Она держалась до Фредериксберга[183].

Потом ей пришлось свернуть с шоссе на парковку «Бест Вестерн»[184]. Слезы текли по ее щекам, девушка положила руки на руль и расплакалась. Глубокие рыдания сдавливали грудь и сжимали сердце.

До этого момента она не осознавала, что любовь может причинять такую боль. Она и раньше влюблялась, но не испытывала ничего подобного. Не было такого ощущения, что ее разорвали на части.

Лола не знала, сколько она просидела в машине, прежде чем поняла, что не выдержит четыре часа езды до дома. Голова болела, глаза чесались и слезились одновременно. Она вытащила из сумочки темные очки и направилась в лобби отеля. Они с Крошкой зарегистрировались в номере рядом с автоматом с кубиками льда, и девушка включила телевизор, надеясь отвлечься. Но ничто не могло избавить ее от боли потери Макса. Если бы она знала, что он все еще дома, то она, возможно, позвонила бы и сказала ему, что совсем не то имела в виду. Что она передумала, и будет с ним при любых обстоятельствах, сколько бы это не продлилось. Но Лола знала, что дома его нет, и знала, что, если бы не ушла сейчас, эта сцена повторялась бы снова, и снова, и снова.