— Да больше некуда было смотреть, Джексон! Он занимал так много места. Я говорил себе: «Отвернись!», но даже его тень была шокирующей. Я начал называть его Годзиллой, а потом...

Джексон вздыхает.

— Пожалуйста, скажите мне, что ничего этого на самом деле не было.

— Теперь я понимаю, почему ты сказал мне засунуть Годзиллу обратно в штаны, — произносит Генри.

— Мне действительно очень жаль, — по какой-то причине Джексон извиняется.

— Что у него огромный член? Нет, детка, людям нравятся большие члены, — говорю я, похлопывая Джексона по руке.

— Я извинялся за то, что ему пришлось иметь дело с тобой.

Я улыбаюсь этому наивному человеку.

— Все меня любят. Ты только что сам это сказал. Я рад, что теперь мы все друзья. Возможно, мы начали день с небольшого недоразумения, но закончим его как лучшие друзья, Генри.

— Лиленд… Думаю, что ты изначально был на правильном пути, чтобы не попасть в тюрьму, но сейчас опять начал рыть себе могилу, — предупреждает Джексон.

— Он... он ведь только что похвалил мой член, — говорит Генри.

Джексон смотрит на Генри так, словно никогда раньше не видел этого человека. Как будто тот инопланетянин.

— Стокгольмский синдром, — объясняю Джексону.

Джексон согласно кивает.

— Это действительно может быть единственным разумным объяснением.

— Уверен, что моя жена ужасно беспокоится обо мне, так что ничего, если мы уже двинемся?

Я киваю, но Джексон кажется неуверенным. Прежде чем Генри успевает проскользнуть мимо, Джексон кладет руку ему на грудь и останавливает его.

— Генри, пожалуйста… Мне никогда никто не был так дорог, как Лиленд. Я жил всю свою жизнь, чувствуя, что не вписываюсь в нее. Я никогда не мог угодить своим родителям, и мне пришлось стать другим человеком, как хотела армия. Даже когда я вернулся на гражданку, мне казалось, что если бы я просто погрузился с головой в работу, то мог бы перестать беспокоиться о том, каким человеком я должен быть. Но с тех пор, как Лиленд появился в моей жизни, он заставил меня почувствовать, что мне вовсе не нужно беспокоиться об этом. Мне просто нужно быть самим собой. Все остальное не имеет значения.

Генри протягивает руку и кладет ее Джексону на плечо.

— Главная причина, по которой я позволяю этому парню уйти, — это ты. Я даже не уверен, что ты осознаешь, насколько стал счастливее с тех пор, как он вошел в твою жизнь. И это служит мне доказательством, что он, должно быть, хороший человек, раз делает тебя таким счастливым. Я буду молиться, чтобы ни один из нас не ошибся. — Генри смотрит на меня. — Ты понимаешь, о чем я?

— Не знаю, я безумно рад твоим словам о том, что я сделал Джексона счастливым, и сейчас ты можешь сказать мне сделать что угодно, и я это сделаю, — признаюсь я.

— Ты уверен, что это тот крутой Песочный человек, который может подстрелить кого-то на невероятно большом расстоянии? — спрашивает Генри.

Неудивительно, что он обеспокоен, потому что в настоящее время я улыбаюсь так, как будто мы все снимаемся в самом странном фильме телекомпании «Холлмарк», когда-либо снятом.

— Все это так душещипательно сентиментально, и мне это так нравится.

— Он, конечно, с причудами, но Лиленд действительно делает меня счастливым, и я знаю, что он хороший… ну, по крайней мере, порядочный человек.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторяет Джексон и отходит в сторону. — Поехали.

Мне кажется, я не иду к машине, а парю на крыльях счастья. Кто мог подумать, насколько хорошо обернется эта катастрофа? Может быть, мне следует начать чаще похищать и связывать людей. Мама Джексона была бы следующей в моем списке. Ей нужна серьезная корректировка ее отношения к сыну.

Джексон везет нас обратно в участок, где мы расходимся. Он — разобраться с Генри, а я — отвезти машину домой. Чем дальше отъезжаю от Джексона, тем больше задаюсь вопросом, не является ли все это уловкой, чтобы Джексона не было рядом, когда меня арестуют. Сейчас, когда его нет со мной, небольшая неуверенность и беспокойство возвращаются. Я ставлю стул к окну и жду возвращения Джексона. К счастью, Перчинка запрыгивает ко мне на колени и дарит некоторое утешение, даже если она не предназначена для того, чтобы быть комнатной собачкой.

Джексон

Мне до смерти хочется уехать, но я знаю, что должен остаться, чтобы все как-то уладить. Учитывая, что мы отправили группу полицейских на поиски Гаррисона, которого они нашли мертвым, а я привез Генри из какого-то другого места.

Примерно через час мне разрешают уйти. Всю дорогу домой я размышляю над информацией, которую дал нам Лиленд. Но мои мысли также наполнены страхом. Теперь еще кто-то знает, кто такой Лиленд. Кто-то, кто потратил годы, желая найти и поймать его. Генри может разрушить все в одно мгновение.

Заехав на подъездную дорожку, паркуюсь рядом с машиной Лиленда и несусь к входной двери.

Открываю ее и вижу, что Лиленд меня ждет. Прежде чем я успеваю что-либо сделать, он бросается в мои объятия, до боли крепко вцепляясь в меня. Он прижимается ко мне и утыкается лицом мне в плечо.

— Мне так жаль. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Я не знал, что делать, и совершил ошибку, и это была такая глупая ошибка. Я велел Такеру, что бы ни случилось, никогда больше не звонить мне. Я думал, ты возненавидишь меня.

Обнимаю его, пораженный дрожью в его голосе. Лиленд всегда такой сильный и уверенный во всем, но, может, я так же являюсь его слабостью, как и он моей. В этом есть смысл. Хотя моя семья не всегда поддерживала меня, они всегда были рядом. У Лиленда никогда такого не было.

— Я никогда не смог бы возненавидеть тебя, Лиленд. — Провожу пальцами вниз по его спине. — Я не виню тебя за то, что ты спас девчонку. Если бы ты поговорил со мной об этом, я бы тебе помог.

— Нет, ты бы настоял на том, чтобы сделать это в одиночку. Я так боялся, что ты возненавидишь меня из-за Генри. Я был в ужасе, что мне придется оставить тебя. — Он смотрит на меня, и я замечаю в его глазах слезы.

Когда одна слеза скатывается по его щеке, я поднимаю руку и вытираю ее пальцем.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, кладя голову мне на плечо. — Я не плачу. Я слишком мужественный, чтобы плакать.

— Ты очень мужественен, проявляя эмоции. Любой, кто говорит, что проявление эмоций не по-мужски, — идиот.

— Они идиоты. И сейчас меня волнует только то, что думаешь ты. И если ты считаешь, что плакать — это по-мужски, тогда я, наверное, даже рыдаю, потому что был так чертовски напуган, Джексон. Я был таким глупым, что врал тебе.

— Я, конечно, расстроен, что ты солгал мне, но все же понимаю, что ты считал, что поступаешь правильно. Что, ты думал, произойдет, если бы ты сказал мне правду о том, что тебе не нравится сидеть дома и ничего не делать?

— Я не знаю. Сейчас это кажется таким глупым, но я думал, ты расстроишься… решишь, что я брошу тебя и вернусь к своей работе наемным убийцей. Поймешь, что я не стою всего этого. У меня никогда не было никого, такого как ты, и я так боялся все испортить и потерять тебя, что все равно облажался.

— Ты не облажался, но ты должен пообещать мне, что никогда больше не будешь лгать. Отныне между нами может быть только правда. Понял?

Лиленд кивает.

— Понял. И я обещаю, что больше не буду врать.

— Прости, что держал тебя взаперти в этом доме. Я... я не знал, что тебе это настолько противно. И что ты сожалел, что не мог заниматься тем, что делал раньше… ты всегда выглядишь таким счастливым, и я полагал, что ты действительно счастлив.

Он крепче сжимает меня в объятиях.

— Я счастлив здесь! Счастливее, чем когда-либо... но я также чувствую себя в клетке. Как будто не могу... двигаться или отправиться куда-нибудь. Я хочу выбраться отсюда. Хочу помогать. Я хочу что-то делать.

— Прости меня. Я больше беспокоился о твоей безопасности, чем думал обо всем этом. Если бы я действительно поразмыслил, то понял, что ты хотел помогать мне с делами и клиентами. У тебя это феноменально получается… Просто… каждый раз, когда я вспоминал тебя на больничной койке и думал о возможности потерять тебя, то начинал паниковать. Но я хочу, чтобы ты был счастлив. Как ты смотришь на то, чтобы работать в агентстве со мной?

Лиленд отстраняется, вытирает глаза и смотрит на меня.

— Да! Я уличу всех негодных мужей и отправлю их в глубины ада!

— Или... ты можешь просто, ну знаешь... рассказать их женам, что их мужья им изменяют.

— Звучит скучно. Я оставлю это вам, ребята. Я хочу опасностей, приключений, воровство, убийства...

— Ты будешь очень разочарован. — Улыбаюсь ему.

— Когда ты рядом со мной, меня ничто не сможет разочаровать.

— Нелегко будет этому соответствовать.

— Вовсе нет, даже когда ты состаришься и потеряешь эрекцию.

— Я не старый.

— Тебе скоро будет за сорок, и ты встречаешься с кем-то, кому за двадцать. Какой извращенец.

— Я начинаю жалеть, что спас тебя.

Его глаза расширяются, как будто я действительно говорю серьезно.

— Нет! Не сожалей о моей любви!

— Ладно. — Целую его в лоб. — Я буду терпеть твои безумные выходки, если придется.

Он крепко сжимает меня.

— Это обязательное условие.

Обязательное условие или нет, я знаю, что всегда буду соглашаться со всем, что делает Лиленд.