или раздеваться при обыске, после которого ещё долго чешется тело

никто не выбирает тюрьму, которая безопаснее, чем полыхающий город,

и ночной визит тюремщика всё равно лучше,

чем целый грузовик с мужчинами, которые все до единого похожи на твоего отца.

Уорсон Шир, «Очаг».

Перевод Евгении Некрасовой

Одним из наиболее эффективных способов оказать положительное влияние на мир является инвестирование в женщин. В наиболее нуждающихся регионах матери тратят весь свой доход на семью, в то время как мужчины выделяют на неё лишь треть своих доходов. Проще говоря, женщины занимаются питанием, здоровьем и обучением своих детей, в то время как мужчины тратят средства на самих себя, будь то развлечения или покупка чего-либо, что придаст им определённый престиж, например, мобильного телефона или велосипеда.

Я усвоила, что с небольшой помощью можно сделать многое. Если женщина имеет право принимать решения и располагает собственными доходами, положение её семьи улучшается; если процветают семьи, развивается в лучшую сторону общество и, соответственно, страна. Таким способом прерывается цикл нищеты. Наиболее отсталыми являются те общества, в которых у женщин подчинённое положение. Однако правительства и некоммерческие организации часто игнорируют эту очевидную истину. К счастью, ситуация меняется по мере того, как всё большее количество женщин наделяют правом принимать политические решения, или они располагают ресурсами для благотворительности, которые в основном направляют на феминистские проекты.

Женщинам необходимо быть взаимосвязанными. По словам Эдриенн Рич, американской поэтессы-феминистки, «связи между женщинами — это самая опасная, самая проблемная и потенциально преобразующая сила на планете». Это интересное наблюдение объясняет дискомфорт, который испытывают многие мужчины, когда женщины собираются вместе. Они думают, что мы сговорились, и иногда они правы.

Женщины должны быть связаны друг с другом. С незапамятных времён они собирались вокруг колодца, кухни, колыбели, на полях, на фабриках и в домах. Они хотят поделиться своей жизнью и услышать истории друг друга. Нет ничего более интересного, чем разговоры женщин между собой, которые почти всегда интимные и личные. Также забавны и сплетни, зачем это отрицать. Наш кошмар состоит в том, что нас исключат и изолируют, потому что в одиночку мы уязвимы, тогда как, будучи вместе, мы расцветаем. И всё же миллионы женщин живут в замкнутом пространстве, не имея ни свободы, ни средств, чтобы уехать за пределы ограниченного радиуса своих домов.

Несколько лет назад мы с Лори посетили небольшое женское сообщество в Кении. Нам дали довольно расплывчатые указания, но Лори, женщина, гораздо более предприимчивая, чем я, приказала мне надеть шляпу, и мы пошли по тропинке, петлявшей среди растительности. Вскоре тропинка исчезла, и мы долго шли вслепую; я чувствовала себя потерянной навсегда, а Лори морально держалась девизом, что все дороги ведут в Рим. Когда я была готова расплакаться в густых зарослях, мы услышали голоса. Это было волнующее пение женских голосов, напоминавшее набегающие на берег моря волны. Это был компас, указавший нам путь в Кибисон.

Мы вышли на лесную поляну, большой двор с парой основных жилищ и чем-то вроде сарая для приготовления пищи — там местные обедали, учились, шили, и занимались ремёслами. Мы собирались навестить Эстер Одиамбо, женщину-профессионала, которая вышла на пенсию после многих лет работы в Найроби и решила вернуться в свою деревню недалеко от озера Виктория. Там она столкнулась с настоящей трагедией. Мужчины приходили и уходили, ведя кочевой образ жизни в поисках работы, не было экономической стабильности, проституция распространялась, а СПИД уничтожил население и покончил с промежуточным поколением отцов и матерей, оставив лишь бабушек, дедушек и детей. Женщины и мужчины умирали в равной степени.

Когда приехала Эстер, было очень мало информации о болезни и форме заражения, которые связывали с магическими причинами, не было и доступного лечения. Она намеревалась бороться с суевериями, дать образование людям и особенно помочь женщинам, которые располагали крайне скудными средствами. Она отдала своё имущество ради этого дела.

Прибыв туда, мы с Лори увидели детей: одних играющих, других выполняющих школьные задания мелом на небольших дощечках или рисующих цифры и буквы палочкой на земле, и группы женщин: одних готовящих, других стирающих, третьих занятых ремёслами, продукт которых они продают и таким способом помогают поддержать сообщество.

Мы представились на английском языке, и Эстер Одиамбо была нашей переводчицей. Увидев, что мы иностранки, и узнав, что пришли издалека, женщины закружились вокруг нас, предложили нам красный горький чай и сели в круг, чтобы рассказать о своей жизни, которая в основном состояла из работы, потерь, боли и любви.

Это были вдовы, брошенные жёны, беременные подростки, бабушки на иждивении внуков или осиротевших правнуков. Так было и в случае с женщиной, казавшейся очень старой, хотя она сама не знала своего возраста. Она кормила грудью ребёнка, которому было несколько месяцев. Столкнувшись с нашим явным ступором, Эстер объяснила нам, что иногда бывает так, что у бабушек снова появляется молоко из-за необходимости кормить внука. «Этой даме, должно быть, около восьмидесяти лет», — добавила она. Возможно, она преувеличивала... Я много раз рассказывала этот анекдот, и никто в этих краях мне не верил, хотя на самом деле мне довелось видеть нечто подобное в небольшой деревушке на озере Атитлан в Гватемале.

Истории женщин Кибисона были трагическими, некоторые, заразившись СПИДом, потеряли почти всех членов своей семьи, но они не выглядели грустными. В этом кругу любой предлог вызывает смех, шутки и желание подшутить друг над другом и всем вместе над Лори и надо мной. Эстер Одиамбо резюмировала происходящее одной фразой: «Когда женщины собираются вместе, они становятся весёлыми», — сказала она. Ближе к вечеру они проводили нас песнями. Эти дамы пели всегда. Возможно, сообщества в Кибисоне больше не существует, потому что это приключение с Лори случилось несколько лет назад, но урок был незабываемым.

Мне ничего не стоит представить группы женщин, подобных той, какую я видела в Кибисоне, всех рас, вероисповеданий и возрастов, сидящих в кругу, делящихся своими историями, своей борьбой и надеждами, плачущих, смеющихся и работающих вместе. Какая мощная сила шла от этих кругов! Миллионы из них могли бы покончить с патриархатом. Было бы неплохо. Мы должны дать шанс этому огромному природному и возобновляемому ресурсу, который называется женская энергия.

В шестидесятые годы, когда таблетки и другие противозачаточные средства стали доступны общественности, женское освободительное движение расширилось. Наконец, женщины могли иметь полноценную сексуальную жизнь без страха перед нежелательной беременностью. Представьте себе противостояние религии и мачизма в Чили! Тогда я предположила, что конец патриархата неизбежен, но мы всё ещё далеки от этого. Мы многого достигли, но многое нам ещё предстоит сделать. Наши права, если они у нас есть, нарушаются под любым предлогом: война, фундаментализм, диктатура, экономический кризис или любая катастрофа. В Соединённых Штатах во втором тысячелетии обсуждается не только право на аборт, но и право на женские противозачаточные средства. Конечно, никто не оспаривает право мужчины на вазэктомию или презервативы.

Мой фонд помогает финансировать клиники и программы, посвящённые контролю рождаемости, включая аборты. Это касается и меня, потому что в восемнадцать лет мне пришлось помочь забеременевшей пятнадцатилетней девочке-старшекласснице. Назовём её Селиной, так как я не могу назвать её настоящее имя. Она обратилась ко мне, потому что не осмелилась признаться в этом своим родителям; отчаявшись, она пришла к мысли о самоубийстве — вот насколько серьёзным было то, что с ней произошло. В Чили аборты строго наказываются законом, но на практике, хотя и подпольно, широко распространены (и до сих пор так и есть). Условия были и остаются очень опасными.

Не помню, как я узнала имя человека, который смог решить проблему Селины. Мы сменили два автобуса, чтобы добраться до скромного района, и более получаса ходили, ища нужный адрес, который я записала на бумаге и носила с собой. Наконец мы отыскали квартиру на третьем этаже кирпичного дома, такого же, как и десяток других на этой улице, с висящей на балконах одеждой и переполненными мусорными баками.

Нас встретила устало выглядящая женщина, которая нас ждала, потому что я предупредила её по телефону, назвав своё имя. Криком она приказала двум детям, игравшим в зале, запереться в своей комнате. Было очевидно, что дети привыкли к такому обращению, потому что ушли, не сказав ни слова. В углу кухни гудело радио с новостями и рекламой.

Женщина спросила Селину о дате последней менструации, произвела свои расчёты и, казалось, согласилась. Она сказала нам, что это быстро и безопасно, и что если мы заплатим немного больше оговорённой цены, она всё сделает с анестезией. Она положила клеёнчатую скатерть и подушку на единственный в этом месте стол, вероятно, обеденный, приказала Селине снять трусики и лечь сверху. Она кратко осмотрела её и приступила к установке зонда в вену руки. «Я была медсестрой, у меня есть опыт», — сказала женщина в качестве объяснения. И добавила, что моя роль заключалась в том, чтобы понемногу вводить моей подруге анестезию, ровно настолько, чтобы одурманить её. «Будь осторожна, только не переусердствуй», — предупредила она меня.