— Да не волнуйся ты, — пробубнила женщина, увлекая меня за рукав в сторону леса, что стоял плотной стеной за домом. — Батюшке-то не в первой бесноватеньких отчитывать. Завтра как новенькие будут.

— А разве мы не в доме вашем будем жить? — стал упираться я. — Куда вы меня в лес тащите?

— У нас там целая деревня, за лесом-то, — пояснила женщина. — Я тебе сейчас экскурсию сделаю. Ты что же только в доме священника был, а деревню не знаешь?

По петляющей тропинке мы пересекли лесополосу, шириной метров пятьдесят, и вышли на просторную поляну. Здесь я насчитал с десяток домов, выстроившихся вдоль прямой улицы. В крошечных огородах возились люди. Мы по очереди подходили то к одному дому, то к другому, нас приветствовали, предлагали кто молочка парного, кто яблочка наливного, а кто попросту посидеть на завалинке, поговорить по душам. Но моя провожатая только руками махала, давала краткую характеристику каждому и упрямо тащила меня в сторону самого дальнего и самого просторного кирпичного дома.

— Это для гостей, — бросила она мне через плечо. — Благодетель богатенький построил. Только его сейчас нету, один будешь в хоромах барствовать. — Привела меня в дом, посадила за стол в просторной столовой. — Батюшка велел приготовить ужин. Так я тебе постных щей наварила, да рыбку с картошкой пожарила. В холодильнике есть сметана, огурцы и капуста квашеная. Ешь, не стесняйся. Да, на первом этаже, в конце коридора есть баня. Я ее уже протопила. Там газовая горелка такая спорая — только включишь, а уже через полчаса там пар аж пышит! Да ты городской, разберешься. На втором этаже три спальни, белье застелено, выбирай, какая приглянется. Всё, давай, устраивайся, а я побегу. Дел много, да и с твоими женщинами батюшке помочь нужно.

Похлебав щей, почти без аппетита, я решил перед баней и сном, прогуляться по деревне. То, что успела рассказать о деревенских моя провожатая, меня заинтересовало. И вот я прохаживаюсь по чистенькой улочке, заглядываю в огороды, отрываю людей от работы. Только селяне вовсе не раздражаются, наоборот, относятся ко мне вполне уважительно. Меня, как всегда, влечет в народные массы неистребимая страсть исследователя. Да и народ здесь подобрался неординарный, о каждом вполне можно целую диссертацию писать.

Первой, под мой исследовательский взор попала Вера, женщина с виду обычная, энергичная, хоть и сдержанная, с приятной доброй улыбкой на загорелом лице. Совсем недавно преподавала философию в университете. После защиты докторской вдруг занемогла, обратилась в поликлинику, оттуда ее направили в больницу. Там у нее диагностировали рак. Принялись лечить по обычной схеме: уколы, химиотерапия, капельницы, больничный режим. Процедуры не помогли, ей становилось хуже, слабость нарастала, начались обмороки, боли. Наконец, положили на операционный стол, разрезали и сразу зашили — кругом метастазы, оперировать, лечить бесполезно. Выписали домой умирать. Приехала к ней сестра двоюродная из этих мест, рассказала про старца Иоанна, как он лечит травками да молитвой. Привезла умирающую Веру к старцу, а он возьми, да за пару недель ее на ноги поставил. Чем? Ну конечно настои травяные давал пить, но главное — исповедь, чтение Евангелия, причастие и выполнение молитвенного правила. Так что вылечилась Вера, продала городскую квартиру, построила здесь дом и стала жить простой деревенской жизнью: труд, молитва, ежевоскресное причастие, посильное послушание в храме.

Вторым поведал историю исцеления бывший наркоман Гера. Его привез сюда отец, который прослышал о старце, о его чудесах исцеления. Гера к тому времени уже не мыслил себе дня без дозы героина, по ночам нечистые духи снились, звали к себе в гости, мол тут в аду такой кайф получишь, о каком в земной жизни только мечтать можно. Страшно стало Герке, то он отказывался лечиться, а то сам взмолился: отец, вези меня к старцу, не могу больше терпеть, меня уже в ад открыто зеленые человечки зовут. Когда отец его вез на своей старенькой Ладе, сына пришлось привязать ремнями — сам просил, чтобы на сорваться и не убежать. … Ну и чтобы отца не убить — зеленые человечки заставляли. А здесь, стоило Герке увидеть старца Иоанна, как он упал ему в ноги и зарыдал что есть сил: «спаси, святой отец, погибаю!» Отец Иоанн отчитал болезного, в святой источник заставил сорок раз окунуться, потом два часа готовил к исповеди, час исповедовал… Короче, после первого же причастия как рукой сняло — ни тебе зависимости, ни страха смертного, а только тишина в душе и свет, о котором он уже и забыл, какой он. Отец звал его домой, но Гера посмотрел, как тут люди живут, да и сам влился в это святое сообщество, уж очень хорошо здесь, спокойно.

Потом были поэт-алкоголик, блудница из высшего света, неудавшийся самоубийца, закоренелый вор с клептоманией и, наконец, убийца, порешивший трех человек. В настоящее время все они доброжелательные спокойные люди, приятные в общении. О прошлом вспоминают отстраненно, как будто и не они это были, а кто-то другой.

Уже в парилке, истекая горячим потом, подумал я, наверное, так и есть — в прошлом не они сами, а некая невидимая, но вполне явная черная сущность управляла ими, а они сами были как бы в плену. А после излечения, личность обрела свою изначальную сущность, Божиего дитя, любимого и хранимого Господом. Человек, созданный Богом, пройдя извилистый путь искушений, вышел на единственно истинный путь и вернул себе образ Божий. Перед сном молитва моя разгорелась, как большой костер, в который подложили немало сухих дров. Так и вера наша вспыхивает, когда узнаем о чудесах, и тогда благодарственная молитва сама льется из сердца, и тихий спокойный свет заливает душу, тело, комнату, двор и всю нашу расширяющуюся вселенную.

7

Почувствовав усталость, присел на скамью. Мое внимание привлекло хаотичное движение крылатого муравья, насекомое пыталось уползти подальше от моего пыльного ботинка, но что-то снова и снова возвращало его обратно. Наконец, потеряв надежду и силы удалиться от опасного предмета, способного раздавить его хрупкое тельце, муравей взмахнул крылышками и поднялся в воздух.

— Бывает же такое! — раздался в тиши хрипловатый голос. — Не думал тебя здесь встретить. Впрочем, стоит ли удивляться, когда находишься в эпицентре чудес.

Подняв глаза, увидел мужчину неопределенного возраста, обхватившего плечи руками. Живот у него болит, что ли, проворчало в голове.

— Ничего у меня не болит, — сказал незнакомец, опустив руки. Сразу обнажились две симметричные дырки на плечах старенького свитера. — Отец Иоанн меня тут вылечил, я почувствовал прилив сил и решил подкачать одрябшие мышцы. Нашел на чердаке пару чугунных утюгов и принялся их поднимать из положения лежа. Да так увлекся, что не заметил, как порвал любимый свитер. Заметил как-то мою гимнастику старец и спросил: «Можешь продолжать, если найдешь в житиях святых хотя бы один пример, когда кто-либо из них качал мышцы». Я, конечно, пролистал почти все Четьи-минеи, но ничего подобного не нашел. Зато набрел вот на что (он достал из кармана брюк блокнот и открыл на закладке):

«…одни из них жили в гробах, другие избрали затвор в уединенном доме, - таким жительством приводя тело свое в особенное изнеможение, оставляя его неспособным к исполнению своих правил, во всякой немощи и изнеможении; сверх того они со сладостию терпели в течении всей жизни и тяжкие приключавшиеся им недуги, от которых не могли даже встать на ноги, чтоб принести обычную молитву или славословие устами; они не совершали ни псалмопения, ни иного чего исполняемого телом. Телесною немощию и безмолвием они удовлетворялись вместо всех правил» (Отечник свт.Игнатия Брянчанинова, Исаак Сирин).

— Но ты же не отшельник, — сказал я, — к тебе эта немощь вряд ли приложима.

— Ну почему, самый что ни на есть отшельник, — улыбнулся он. — Видишь, ты меня даже вспомнить не можешь, а ведь мы в одном доме живем.

Я внимательней всмотрелся в лицо мужчины, но так и не узнав, только отрицательно помотал головой.

— Это ничего, меня никто не запоминает, — снова улыбнулся он. — Во-первых, внешность моя без особых примет. Таких специально отбирают в секретные органы.

— Так ты секретный агент?

— «Ты сказал», как говаривали в евангельские времена. …А, во-вторых, я на самом деле из дома редко выхожу. Работа у меня такая, домашняя: с утра до шести вечера работаю на компе с банком, а после шести занимаюсь писаниной, тоже на компе.

— Что пишешь, если не секрет?

— Летопись наших дней. Сам видишь, сколько лжи на нас направлено со всех сторон. Вот и взялся писать свою версию, честного русского человека. Посоветовался со старцем Иоанном, он одобрил и благословил. Ладно, давай, Юра знакомиться, если так, зовут меня Иван Павлович. — Мы пожали руки, и он продолжил допрос: — Видел, ты сюда привез двух женщин. Тоже, наверное, на излечение. Это правильно. Отец Иоанн многих тут не только на ноги поставил, но и душу от нечисти прочистил. А ты не задумывался, какой силой обладает этот пожилой человек? Сам-то уж едва ходит, всё каждый день помирает, а одной только своей молитвой тысячи людей держит на ладони. А ты случайно не в приемники старца готовишься?

— Да куда мне, — проворчал я. — Я ведь сюда невесту привез. А женатый монахом стать не может.

— Ну, это всё не преграды для святого дела. Нужно будет, Господь и брак твой расстроит, и женатым священником сделает. Была бы вера хотя бы с тысячную долю от старческой, а остальное со временем придет.

— Да что вы все меня в попы записываете! — возмутился я.

— А кто еще? — поинтересовался Иван. — Уж ни академик ли Илья Сергеевич?

— Он самый, — кивнул я понуро. — А ты и с ним знаком?

— Да, он сам предложил прослушать курс второго потока. Факультативно, вольнослушателем. Это старец, как пролистал мою Летопись, так и скормил меня Академии.