Мэддокс взглянул на нее, но ничего не ответил.

— Она узнала меня из новостей, — продолжила Орион. — Это был дерьмовый поступок с ее стороны, но она не хотела зла. Она была молода, пьяна и глупа, — Орион сделала паузу.

Оглядываясь назад, хотя и смутно, она могла видеть, насколько безобидной была та девушка. Теперь мир был другой. Люди вытворяли подобное дерьмо, фотографировали «знаменитостей», проживали свои жизни в интернете. Все было игрой.

Она привыкла готовиться к нежеланному вниманию. Ей просто нужно было переквалифицировать свои защитные стены, которые она использовала в Клетке, чтобы использовать их в этом мире социальных сетей.

— Она была достаточно взрослой, чтобы пить в баре, — сказал Мэддокс после паузы. — Достаточно взрослой, чтобы знать, бл*дь, как не стоит поступать.

— Может быть, — сказала она.

— Определенно, — ответил он.

Мэддокс взглянул на нее, остановившись на светофоре. Он потянулся к ней, легонько коснулся рукой ее подбородка и синяка на щеке.

Той девушке пришлось намного хуже, и Орион следовало сейчас находиться в наручниках.

Она хотела запечатлеть этот момент, это воспоминание о том, как Мэддокс прикасался к ней там, где уже было больно.

— Я так чертовски зол, что ты пострадала, — сказал он, убирая руку, когда загорелся зеленый свет.

Орион стиснула зубы, проглотив все жестокие реплики, вертевшиеся на кончике ее языка. Потребность высказать что-нибудь о том, что за это десятилетие она пострадала гораздо сильнее, была почти непреодолимой.

— Это пустяки.

— Это не пустяк.

— Мэддокс, ничего страшного, — повторила она.

На этот раз он не стал с ней спорить.

— Мне не нравится, что вы с Эйприл занимаетесь подобным дерьмом, — сказал он. — Вы двое очень важны для меня. А она такая чертовски безрассудная.

Важны для него.

— Не только она одна была виновата, — сказала Орион. — Как бы тебе ни хотелось думать обо мне как о хрупкой, легко поддающейся влиянию жертве, у меня есть свобода воли. Если бы я не хотела быть в том баре, меня бы там не было. Если бы я не хотела пить текилу, я бы не пила, — она не смогла сдержать язвительности в своем голосе.

— Я знаю, — мягко ответил Мэддокс, не попадаясь на крючок. — Знаю, что у тебя есть полное право вытворять подобное дерьмо. Делать все, что ты захочешь. Но мне это не нравится. И прежде чем ты начнешь спорить со мной, это не из-за того, через что ты прошла, и уж точно не потому, что ты жертва. Это потому, что ты — это ты, Орион.

В его тоне было так много неприкрытых эмоций — текила не смягчила острые углы. И она не смогла найти резкого ответа на его слова.

Поэтому она молчала до тех пор, пока он не припарковался на стоянке у ее дома.

— Проводишь меня наверх? — спросила Орион. Или, точнее, это была текила.

Мэддокс поднял бровь.

— Что случилось с независимой женщиной, которая может сама дойти до своей квартиры? — в его голосе слышалось поддразнивание.

— Она то приходит, то уходит, — ответила Орион, слегка дразнясь в ответ.

Она не понимала, что делает. Она знала, что это была плохая идея, что это было опасно, что она была не готова. Но эти вещи уже не казались такими важными, как в прошлом.

Орион злилась. Она злилась на девушку, которая испортила ей вечер. Она злилась из-за того, что не могла себя контролировать. Она злилась, что Твари украли у нее способность хотеть мужчину, не ощущая себя грязной.

Она просто чертовски хотела быть нормальной.

Она хотела, чтобы Мэддокс проводил ее до двери, как будто он был обычным парнем, а она — самой обычной девушкой. Будто между ними не было десяти лет боли и насилия.

— И как поживает эта сильная, независимая женщина? — спросил Мэддокс, когда они подошли к ее двери.

Он стоял на комфортном, почтительном расстоянии. Мэддокс всегда так делал. Уважал ее страхи, всегда вел себя, как джентльмен.

Она не хотела этого, по крайней мере, не сейчас. Поэтому она шагнула вперед. Расстояние между ними больше не было комфортным, и все ее страхи вышли из укрытий.

Мэддокс напрягся, но не двинулся с места.

— Орион, — в его тоне было предупреждение. Больше никаких поддразниваний. — Ты пьяна.

Орион моргнула.

— Может быть, — согласилась она. — Но я не настолько пьяна.

— Я не буду использовать тебя в своих интересах.

Ей хотелось закричать от отчаяния.

— Хорошо, тогда я воспользуюсь тобой.

Мэддокс посмотрел на нее, собираясь сделать шаг назад. Она видела это, видела, что он был чертовски благороден.

— Все, что я знаю — это боль, — прошептала она, и эти слова были агонией. — Я просто хочу ощутить что-то другое.

Его взгляд был непреклонен. Это была другая цепь, которая обвивала ее туже, чем та, которую она носила в течение десяти лет.

— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы научить тебя другому, — его губы коснулись ее губ — на самом деле это был лишь шепот. Призрак поцелуя, похожего на тот, что был тем летним вечером давным-давно, но что-то более темное. Поцелуй, который принадлежал полночи в зимнюю ночь.

— Ты довольно хороший учитель, — признала она, стараясь говорить ровным голосом и пытаясь прогнать демонов, которые пришли с этим поцелуем.

В его глазах плясали зима и лето.

— Ты мне доверяешь?

Она тяжело вздохнула, слова из прошлого ударили ей в лицо. Доверяла ли она ему? Когда она была юной девушкой, ответ на это вопрос пришел ей так легко. Но она больше не была той девушкой.

А он больше не был тем парнем.

Он стал опаснее. Он был не только мужчиной с большими надеждами, но и полицейским, способным посадить ее в тюрьму. К тому же он был хорошим человеком. Она играла с огнем.

— Да, — ответила она шёпотом и медленнее, чем много лет назад.