Глядя на их преступления, Мэддокс не испытывал никакой симпатии к людям, которых он подозревал в их убийстве. Но независимо от того, вызывали ли у него отвращение эти люди или нет — больше, чем когда-либо в его жизни, когда вернулась Орион — это была его работа. Он не был полицейским по вопросам морали — он был полицейским, прибывшим на дело для обеспечения соблюдения закона. Он часто не соглашался с законами, но дело было не в этом. Речь шла о стране, свободной от анархии. Речь шла о кодексе, по которому он жил, о клятве, которую он дал. Многие полицейские в этой стране злоупотребляли своей властью, злоупотребляли своим значком, и он не был бы самим собой, если бы считал, что предательство значка было «правильным» поступком.

Право было субъективным.

И это был скользкий путь.

Если у человека нет чести, у него нет ничего.

И было еще кое-что. Он хотел быть мужчиной, на которого Орион могла положиться. Стойкий, способный и надежный человек. Она знала только монстров. Все, что она знала — это насилие. Так что, как бы ему ни хотелось забыть о монстрах, о которых уже позаботился кто-то другой, он не мог.

Он был влюблен в Орион.

Как бы ни была обречена эта любовь, он не мог ничего изменить. Иногда ему хотелось этого, когда она смотрела на него безжизненными, пустыми глазами, когда он просыпался посреди ночи в холодном поту, зная, что между ними никогда не будет ничего легкого. Это делало его слабым мужчиной в те моменты, когда он мечтал о женщине, которая родила бы ему детей, мечтал о безопасном убежище от жизни, связанной с ношением значка и созерцанием ужасов.

Но как бы сильно он этого ни желал, он знал, что этого никогда не произойдет. Он продолжал мучить себя. Он продолжал ждать ее.

Зазвонил телефон, Эрик поднял трубку, поговорив несколько минут, вставляя «да» и «угу». Повесив трубку, он взглянул на Мэддокса с волнением в глазах, как ребенок рождественским утром.

— Похоже, полиция Сент-Луиса добыла видеозапись возможного подозреваемого, — радостно сказал Эрик.

Глаза Мэддокса расширились.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

— А вот и нет. Камеры из магазина в нескольких кварталах от места убийства. Какой-то ломбард. У них есть видео, на котором какой-то человек в капюшоне бежит к внедорожнику. Они предполагают, что это «Range Rover». И судя по одежде, они думают, что это женщина, ростом примерно метр-семьдесят.

— Женщина?

— Женщина.

— На записи видно ее лицо?

— Говорят, все смазано. Трудно что-либо разглядеть из-за капюшона. Но это уже что-то.

Мэддокс кивнул в ответ.

— Хорошо, посмотрим, сможешь ли ты достать это видео.

Эрик изобразил пальцами выстрел из пистолета.

— Уже на твоей почте, приятель.

***

Она проснулась посреди ночи от стука.

Нет, грохота.

Она не крепко спала, так что быстро открыла дверь. У нее не было ничего в руках, чтобы защитить себя, но, если бы кто-то намеревался причинить ей боль, он бы не стучал так громко, объявляя о своем прибытии всем соседям.

У нее было смутное представление о том, кто это мог быть. Она этого ожидала. Мэддокс был хорошим полицейским. Он был наблюдательнее остальных. Если кто-то и мог уловить связь, то только он. Именно на это она и рассчитывала.

Она знала, что идеального преступления не бывает. Орион не была идеальной преступницей. Потребовалось бы десять тысяч часов, чтобы стать в чем-то экспертом. У нее не было столько времени за плечами. По крайней мере, пока.

Но она была чертовски хороша.

Потому что провал она тоже спланировала. Спланировала, что ее поймают. Она поставила на то, что Мэддокс обо всем догадается. И она сделала ставку на то, что сперва он придет сюда, слишком запутавшись в своих чувствах к ней, чтобы сразу арестовать ее. Он был хорошим человеком и хорошим полицейским, но он любил ее. Поэтому было не понятно, как все сложится. Она манипулировала им точно так же, как это делала Эйприл.

Ей следовало больше нервничать, но этого не случилось. В ней было что-то не так.

Свет в коридоре был резким и ярким, но благодаря его гневу, его ярости, он был похож на гребаную спичку рядом с адом.

Он протиснулся мимо нее. Физически.

Она никогда не видела такого Мэддокса. Она никогда не замечала ярости, никогда не видела его таким близким к срыву. Его инстинкт защитить ее полностью отсутствовал.

Какой-то больной ее части нравилось уродство всего этого. По крайней мере, это было честно.

Орион на мгновение уставилась в пустой коридор, вздохнула и закрыла дверь.

Когда она добралась до гостиной, Мэддокс мерил шагами комнату. Он остановился, когда их взгляды встретились.

— Скажи мне, что я ошибаюсь.

Его голос был таким мягким, и для нее это было словно самое острое лезвие.

Орион приложила огромные усилия, чтобы вздернуть подбородок вверх и поддерживать зрительный контакт, сохраняя достоинство. Она спланировала всё заранее. Она знала, что Мэддокс смотрит на нее так, будто его догадки верны.

Орион думала, что из всех своих планов — убийства будут самыми трудными. Что это ударит ей в душу, разобьет оставшиеся осколки. Но если честно, это не так уж сильно ее беспокоило. Что ее беспокоило, так это то, что ей было наплевать.

Но стоять здесь с Мэддоксом, в гостиной, которую украсила его сестра, пока он смотрел на нее, как на монстра, было труднее всего.

И она была монстром.

— Скажи, что я не прав, — повторил Мэддокс. На этот раз его голос был грубее. В этом было что-то еще. Он почти молил.

Орион промолчала. Что-то было не так. Она не могла исключить того факта, что на нем могла быть прослушка. Она не собиралась признавать свою вину.

— Черт, — прошептал он, меря шагами гостиную. — Черт! — прорычал он.

Орион не думала, что в ней осталось хоть немного чувства страха. Она не думала, что у нее хватит сил отшатнуться. Но она отшатнулась. Она знала, что это невозможно, но была уверена, что стены задрожали.

Затем он двинулся вперед. Он двинулся вперед с убийством и насилием в глазах.

Она не гордилась тем фактом, что отступала, пока не уперлась спиной в стену. Мэддокс подошел достаточно близко, чтобы прижать ее своим телом. И он не остановился. Он не уважал ее пространство и ее отвращение к телесному контакту. В тот момент он не беспокоился о ней.

— О чем, черт возьми, ты думаешь, Ри?

— Орион, — сказала она почти на автопилоте.

Его глаза вспыхнули.

— Ты права. Орион. Потому что я понятия не имею, на кого, черт возьми, я сейчас смотрю. Ты хоть понимаешь, что с тобой бы случилось, если бы кто-то другой, кроме меня, узнал бы тебя на видеозаписях?

Что-то шевельнулось внутри нее. Немного надежды. Не только за себя, но и за них. За нее и Мэддокса. Она могла ошибаться, но это звучало как…

— Кто-нибудь еще узнал меня?

Вся ярость сошла с его лица, и оно стало пустым. Несколько мгновений он вообще ничего не говорил — ничего, кроме холодного и жестокого взгляда. Его горячее дыхание обжигало ее лицо.

— Нет. Видео было дерьмовым. И в лучшем случае это косвенная улика, потому что ничто не приводит тебя на место преступления. Но, Боже мой, Орион. О чем, черт возьми, ты думала?

Его глаза прояснились, и он посмотрел на свои руки, обрамляющие ее тело и заключающие ее в клетку, как будто они были чужими. Мэддокс быстро отступил, оставляя пространство между ними.

Орион выдохнула с облегчением, но также поняла, что не хотела ощущать эту потерю. Она была так уверена, что ненавидит любого человека, внедряющегося в ее пространство, ненавидела, когда это делал Мэддокс, но в то же время она нуждалась в нем. Так она чувствовала себя полноценной.

— Я думала о том, что этот монстр больше не заслуживает жизни, не после того, что он сделал со мной… со всеми нами, — ответила она.

Он вздохнул. Это не далось ему легко. Каким-то образом это было жестоко, почти болезненно. В этот вздох вплелись годы страданий. Его глаза встретились с глазами Орион. Они были жесткими, почти ненавистными. И она была рада этому. Ей это нравилось.

— Давай забудем, хотя бы на один гребаный момент, о том факте, что самосуд в любой форме является незаконным. Давай забудем, что в Миссури все еще существует смертная казнь в качестве наказания за убийство, хотя мне очень трудно забыть об этом, потому что я гребаный полицейский, но я постараюсь.

Он стиснул зубы. Испустил еще один яростный вздох.

Орион поняла, что он пытается держать себя в руках, не поддаваться ярости, не кричать на нее и не извергать отвратительные слова. Она хотела всего этого, но Мэддокс был слишком хорошим человеком, чтобы вывалить на нее все это, несмотря на то, что она заслужила.

— Даже забыв обо всем этом, как на счет того факта, что ты можешь связаться с опасными людьми, если то, что ты мне говоришь, правда. Ты уже пережила их однажды, Орион.

Она ощетинилась.

— Не однажды, — прошипела она. — Не дважды. А тысячи раз. Тысячи избиений, надругательств, наказаний. Я переживала этих монстров в течение десяти лет, Мэддокс. Я могу с этим справиться.

Его челюсть затвердела. Ему все лучше удавалось скрывать свою реакцию на то, что она швырнула ему в лицо свое прошлое. Это было единственное оружие, которое у нее осталось.

— Да, ты это сделала, — согласился он. — Ты сделала то, что не смогли бы сделать многие другие люди, мужчины или женщины, взрослые или дети. Но это не значит, что ты непобедима. Ты все еще можешь истекать кровью. То, что ты выжила, не значит, что ты не можешь умереть. Что они не смогут бросить тебя в другую клетку и оставить там за твои поступки.

Она слышала страх в его голосе. Ужас. Перед ней стоял мужчина, который хотел защитить ее. Но не мог. Мужчина, который привязался к ней, несмотря на все ее попытки оттолкнуть. Этот мужчина, любил ее, несмотря на все ее усилия. Она пыталась использовать тот факт, что стала монстром, чтобы вызвать у него отвращение, отпугнуть его заботу и его самого. И это не сработало.