Она кричала, как сумасшедшая, прибитая к доскам позади нее. Ее голова была повернута набок, оставляя ее наблюдать за своей единственной оставшейся подругой, когда Эдмон наклонился и схватил ее за волосы. Он потащил ее обратно к маленькому столику, за которым так приятно начался вечер, и схватил со стола перед собой палочку для еды, которая больше походила на зубочистку, когда он держал ее в руке.

Он вставил ее ей в ухо и надавил пальцем на кончик, убедившись, что палочка вошла как можно глубже. Она дрожала и плакала, пока не появилась вторая палочка. Она подняла руку, но это плохо смягчило удар. Он одновременно пронзил ее руку и вонзил вторую палку ей в лоб. Вырвал ее обратно, и ее окровавленная рука безвольно упала, прежде чем он снова загнал ее обратно.

Часть мозга, которую он пронзил, должно быть, имела какое-то отношение к речи, потому что ее вокальные вопли немедленно прекратились.

Он продолжал вводить палочки в ее голову под разными углами. По мере того как он продвигался вперед, ей становилось легче, она видела свет. К концу, голова девушки было больше похоже на игру в Кер-Планк, чем на человеческий череп. Сам, будучи живой версией Пинхеда, Эдмон неосознанно создал деревянную версию легендарной иконы ужасов Клайва Баркера.

Эдмон снова обратил свое внимание на кричащую девушку, прибитую к стене мясницким ножом. Он обхватил ее челюсть тремя своими выпуклыми, похожими на сосиски пальцами.

Он схватил ее мертвой хваткой, указательным и средним пальцами держа ее коренные зубы, в то время как его большой палец крепко зажал ее подбородок.

Ее язык метался в разных направлениях, как у ребенка, бегущего с бенгальским огнем. Его мышцы запульсировали, прежде чем он дернул назад, полностью оторвав нижнюю челюсть и бросив ее в небольшой пруд с кои.

Голодная рыба начала возбужденно кружиться, кусая сырое мясо, как дикари, создавая смену ролей в ресторане.

Эдмон продолжил удар кулаком по открытой области горла, которую он только что создал; отвратительный хруст заставил девушку замолчать и ссутулиться. Она оставалась на ногах даже после смерти из-за массивного стального лезвия, пригвоздившего ее к стене. Вес ее тела заставил лезвие врезаться глубже и источать поток красного цвета, в котором можно было бы принять душ.

Эдмон снова переключил свое внимание на шеф-повара. Он все еще слышал слабое всхлипывание, доносившееся из-за пластиковых заслонок, отделявших кухню от столовой.

Он лежал, держась за ногу, на клетчатом кафельном полу, когда Эдмон вошел внутрь. Шеф-повар свирепо посмотрел на него и сплюнул, ругаясь на своем родном языке.

Эдмон схватил его за шею и выгнул спину над раковиной так, чтобы его голова была обращена к нему. Шеф-повар, казалось, мог потерять сознание от страданий, которые его одолевали, глаза мерцали в его голове, словно свет, который то включали, то выключали.

Эдмон потянулся за большой кастрюлей с маслом, которая стояла на плите рядом с ними. Он посмотрел на все еще шипящую и лопающуюся от переизбытка жидкость, пододвигая ее поближе к шеф-повару, и небрежно вылил тонкую струйку в рот, большая часть которой, казалось, стекала по нему, прежде чем она начала заставлять его лицо дымиться и покрываться волдырями. Слой за слоем прожигаясь насквозь, более светлая кожа приобрела болезненный красный цвет. Он подавился и поперхнулся, когда Эдмон продолжил выливать оставшуюся жидкость, похожую на лаву.

Большая часть плоти у него во рту обгорела, когда Эдмон потянулся за второй кастрюлей. Шеф-повар прекратил всякое движение – защита была ослаблена, и его дыхание стало слабым. Эти факторы облегчили ему задачу вылить всю дополнительную кастрюлю ему в пищевод, почти не пролив ни капли мимо. При втором заходе масло глубоко проникло ему в горло и, в конце концов, прожгло зияющую дыру в задней части. Масло, вытекшее из только что опаленного отверстия, лениво стекало в раковину под ним. Эдмон поднял безжизненное тело шеф-повара и бросил его на освещенный гриль, прежде чем выйти. Он вышел из кухни под сводящий желудок звук горящей человеческой кожи позади него.

Когда Эдмон наконец закончил с "Токиo экспрессом", интерьер выглядел так, будто почти каждый дюйм был украшен самым жутким декором Хэллоуина всех времен и народов. Когда Хершел смотрел на это, он знал, что разворачивающийся хаос, который он наблюдал, был всего лишь образцом того, что должно произойти. Он еще даже не видел, как он добрался до подростков. Он не мог позволить ему остановиться на этом...

Он вошел в ресторан, быстро перевернул табличку "открыто" на "закрыто" и опустил все жалюзи. Им повезло, что никто не видел развернувшуюся внутри бойни, район был пуст еще до того, как появился Эдмон.

Он подивился хаосу, который создал Эдмон, двигаясь к дальнему концу ресторана, прежде чем переубивать всех. Он почувствовал странный запах внутри закусочной, что-то, с чем он не был знаком.

Шипение гриля заставило его вернуться на кухню, чтобы убедиться в этом. Было бы чудом, если бы кто-нибудь спасся от этой резни.

Войдя на кухню, он наткнулся на труп шеф-повара. Он был неподвижен - пузырящийся и обожженный. Это было пожароопасно; он не хотел, чтобы полиция или пожарные появились, чтобы положить конец хаосу Эдмона так рано. Насторожившись, он оттащил тело от решетки и выключил фритюрницу. Все в порядке, Бедлам все еще был на свободе.

Внезапно он услышал шум, похожий на чей-то кашель в конце коридора. Он достал револьвер из внутреннего кармана пальто и медленно приблизился, пока не наткнулся на дверь мужского туалета. Он осторожно открыл ее, заметив пару ног под центральной стойкой.

Хершел тихо переместился в кабинку в дальнем левом углу туалета, которая находилась прямо рядом с раковинами. Когда обитатель кабинки выйдет, он попадет прямо к нему, пуля будет последним, что он увидит. Но это был не тот случай; когда в туалете спустили воду, мужчина в одежде повара вышел из кабинки и не вымыл руки, хотя табличка на стене требовала: ВНИМАНИЕ: ВСЕ СОТРУДНИКИ ДОЛЖНЫ ВЫМЫТЬ РУКИ ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЕРНУТЬСЯ К РАБОТЕ.

Сукин сын проигнорировал это, - подумал Хершел, и его ярость начала нарастать.

В уши мужчины были плотно вставлены наушники; он не слышал, что произошло. Хершел выбежал из кабинки, направив на него пистолет, прежде чем начал кричать.

- Эй, ты! Поверни свою задницу сейчас же!

Мужчина никак не отреагировал и продолжил идти. Хершел дать о себе знать, сделав выстрел в воздух. Мужчина средних лет поспешно обернулся, напуганный громким хлопком.

- Ты тут угощаешь людей едой! Почему ты не вымыл руки?

- Пожалуйста, мне очень жаль! Там нет мыла, - солгал он.

- Ты все равно мог бы их помыть, почему бы тебе хотя бы не сполоснуть их? Я ел здесь раньше! А теперь я должен думать о том, как твоя мерзкая задница готовила мне еду. Это отвратительно, это... неприемлемо.

- Мне очень жаль, я сейчас вернусь и все вымою, хорошо? - взмолился мужчина.

- Это ничего не изменит, чувак. Такие люди, как ты, никогда не меняются.

- Я изменюсь! Никогда больше, сэр! Никогда больше!

- Ты всегда будешь просто грязным гребаным утырком.

Хершел нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока тот не щелкнул, выпустив град выстрелов, которые осыпали повара с головы до ног. Многочисленные раны оставили кардинальные цвета, извергающиеся из его тела, когда он упал на колени и повалился набок. Он попытался сделать последнее заявление, может быть, признание на смертном одре, но история не смогла бы его занести в завещание. Все, что Хершел смог разобрать, это несколько печальных криков и бульканье.

Тимми и его сестра Энн ерзали на заднем сиденье фургона, к ним в окна просачивался свет полной луны. Наряд Тимми в виде Пугала был отличным дополнением к наряду Дороти его сестры. Его отец был Львом, и, конечно, его мать была Злой Ведьмой Запада.

- Мы еще не приехали? - крикнул Тимми, с каждой милей, которую они проезжали, в нем нарастало нетерпение.

- Черт возьми, Тимми, я же сказал тебе, что мы почти на месте. А теперь перестань спрашивать, - выпалил Дональд в ответ своему сыну, пресытившись постоянными придирками.

- Мамочка, это ведь не будет слишком страшно, правда? - спросила Энн испуганным тоном.

- Нет, милая, просто помни, что все это понарошку. Они все просто разодеты, как и мы, веселятся на Хэллоуин. Все хотят напугать друг друга, но на самом деле бояться нечего, - успокоила ее Рут.

- Неужели?

- Действительно. Я когда-нибудь лгала тебе раньше, милая?

Энн покачала головой.

- К тому же, мы с папой никогда не позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хорошо, детка?

Энн ухмыльнулась, обнажив свои крошечные зубки и посмотрев на мать. Это объяснение успокоило ее.

- Вот и приехали! - проревел Дональд, выезжая на грунтовую дорогу.

Им было легко найти парковку, так как на гравийной стоянке было всего несколько машин.

- Разве ты не рада, что мы приехали пораньше? Здесь еще даже никого нет,- спросил Дональд, глядя на Рут.

- Ты был прав. Отличное место, милый, - согласилась она, целуя его в губы, прежде чем выйти из машины.

Дональд позволил своей ухмылке "я же тебе говорил" повиснуть на его лице. Для него в этом никогда не было сомнений.

Они все подошли к стройному вампиру, стоявшему в начале кукурузного лабиринта и теребившему свой телефон.

- Дракула много переписывался?

Беззаботный юноша-вампир посмотрел на него.

- Я - Носферату, сэр, спасибо. Сколько? - заметил он, на самом деле не отвечая на вопрос.

- Да ладно, чувак, ты разрушаешь атмосферу, а мы еще даже не вошли, - съязвил Дональд.

- Дональд, просто забудь об этом. Два детских и два взрослых, пожалуйста, - ответила Рут, переключая внимание после резкой критики мужа.

- Вот, пожалуйста, с вас шестьдесят пять долларов, - ответил вампир при выдаче билетов.