Их одинокие поздние ночи и обильные часы отупляющей сверхурочной работы заверяли, что с общей зарплатой их семье будут предоставлены самые редкие предметы роскоши. Престиж, на отсутствие которого многие жаловались, но ничего не делали, чтобы получить его. Омут очарования и снисхождения, в котором требовались неустанные усилия и сила воли, чтобы продолжать оставаться на плаву. Настолько, что часто они оказывались слишком уставшими, чтобы наслаждаться чем-либо из этого, но это не имело значения; это было просто то, кем они были.

Когда Мэдлин умерла, жизнь должна была стать более напряженной. У нее была приличная зарплата, так что вполне естественно, что он стал более ограниченным финансово, чем в дни своей славы. К счастью для Хершела, его жена оформила солидную страховку, которую он смог получить. И теперь, точно так же как щелчок двумя пальцами (или перелом дюжины костей и разрушение тела), деньги больше не будут объектом для Хершела, пока он не встретит свою собственную кончину.

Зловещее благословение дьявола изменило ментальную траекторию Хершела, заставив его вернуться к размышлениям о порочности, которые всегда преследовали его. Ни один из стрессов в его жизни не был финансовым, все они были психическими.

Все они зависели от безвременной смерти его второй половинки и одинокого отцовства трех девочек, которых они создали вместе. Это и, конечно же, демоны...

У Хершела всегда были эти отвратительные позывы, с тех пор как он узнал о сексе. На самом деле, всякий раз, когда он действительно думал о своих ранних годах, он специально вспоминал, что знал о сексе еще до того, как ему о нем рассказали.

Он так и не смог понять, как появились эти образы - они просто были.

Даже будучи ребенком, он знал, что это кажется странным, и часто размышлял о своем странном происхождении. Был ли он действительно какой-то ненормальной реинкарнацией, запрограммированной извращенным эротическим инстинктом? Разве Бог создает больных для развлечения? В первый раз, когда он попытался поиграть с самим собой, они еще более ярко всплыли в его сознании. Они были с ним всегда, но теперь они действительно расправляли свои крылья.

Он думал о своей соседке, мисс Беккер, у которой была привычка обмазываться маслом и болтаться снаружи, загорая на заднем дворе. Он уже несколько раз бросал на нее быстрый взгляд. Если он стоял на краю ванны, то мог заглянуть в окно ванной и увидеть ее издалека.

Это было его первое чувство возбуждения.

Некоторое время спустя он лежал в своей постели, думая о еще более скудно одетой версии ее. Вокруг нее была жуткая темнота, которая выглядела как дышащая тьма. Небытие, которое окружало ее, создавал ее папаша. Она была единственным, что было видно в этой автопилотируемой фантазии.

Сначала он не был точно уверен, что происходит, любая другая вызванная им самим фантазия или мечта, в которых он оказывался, были в состоянии контроля. Все, что он знал о том, как работает мозг в этом возрасте, говорило ему, что люди контролировали свои фантазии; их фантазии не контролировали их...

Когда зловещий, черный как смоль фон начал беспорядочно светиться, поначалу это его встревожило. Но со временем, чем больше это раскрывалось, тем больше он наслаждался этим. Это было похоже на то, как будто кто-то фотографировал со вспышкой с помощью лампы высокой интенсивности или включал свет и сразу же выключал его.

Каждый раз, когда это случалось, это позволяло заглянуть в дикость, в замученных детей в его голове. Они были не совсем похожи на него; в то время он не видел ничего подобного.

С ними происходили ужасные вещи; их резали, рвали, пронзали и насиловали. Чем больше он видел, тем сильнее становилась его жажда.

Вскоре его грудастая соседка была стерта из воображения и заменена детьми. То, что раньше было мерцанием на заднем плане, простым взглядом на то, что было скрыто, теперь стало доминирующей нормой. Теперь он мог видеть все, все время. Хершел полностью включил свет, и как только этот переключатель был включен, его уже нельзя было выключить.

Несмотря на то, что они оба были состоятельными людьми в то время, когда Мэдлин умерла, она ни за что бы не согласилась на лодку. Это было слишком дорого, а она никогда не была большой любительницей воды. Именно Хершел повлиял на покупку недвижимости на набережной. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем прогулки по озеру в отсутствие цивилизации (а также морали).

Не было лучшего наркотика, чем окружающее его забвение. Там был лишь он и игрушки, которые он решил взять с собой.

Хорошо, что мнение Мэдлин больше не имело особого значения.

Страховой полис и наследство после смерти жены перешли к нему. Его самые порочные изобретения теперь можно было воплотить в жизнь, деньги теперь были просто формальностью. Средством, которое он использовал, чтобы удовлетворить свои отвратительные эгоистичные потребности.

Это объясняло некоторые из его изобретений, такие как триггер сигнализации, которые много раз помогали ему в его практике похищения. Было много других.

Он потратил десятки тысяч долларов на свое ремесло. Создание и тестирование хитроумных устройств, которые из-за их сомнительных потенциальных целей никогда не смогут быть запатентованы.

Однако это его не остановило, его идеи и преимущества, которые они предлагали, никогда не предназначались для общества. Их единственной целью было помочь ему беспрепятственно похищать детей с более высокой, но менее заметной скоростью. То, что началось с мелких устройств, превратилось в высококачественное производство и лучший экспонат его пугающей и подлой коллекции: "Бедлам".

"Бедлам", по сути, был небольшой яхтой. 66-футовый[2] "Азимут Магеллано" с интерьером, который обустроил сам Хершел. Мэдлин предпочла бы потратить эти деньги на дорогие поездки по всему миру и другие элитные развлечения. Хершел вложил их в то, что, по сути, было частной звуконепроницаемой плавающей камерой для убийств. Как пара, они находились на двух очень разных частях призмы, мягко говоря. Так что, хотя он и скучал по ней, по большей части он был счастлив, что она умерла. Иначе его потусторонняя задумка никогда бы не стала реальностью.

Для немногих друзей, которых он принимал, или для любого, кто поднимался на борт, это не было целью, лодка, на которую они ступали, была просто безымянным судном. Что-то, где можно расслабиться, выпив несколько кружек пива. Место отдыха, откуда можно забросить леску, наблюдая за солнцем, пока оно не скроется из виду.

Но для него, во время его одиночества, и, что более важно, для детей, которые поднимались на борт, это был "Бедлам".

Его версия Бедлама, однако, сильно отличалась от коннотации, которую его культура ассоциировала с этим словом. Для Хершела хаос и беспорядки не были чем-то таким, что можно было рассматривать с негативной точки зрения. На самом деле, это было все, о чем он мечтал с детства. Это было все, что ему нравилось в работе в Институте Лэдда. Это было... всё.

Там, внутри лодки, произошли изменения.

Он убрал все заводское стекло, которое было изначально, и заменил его гораздо более толстой версией для поглощения звука. То же самое относилось и к стенам. Любому, кто увидел бы его дизайн интерьера, было бы трудно заметить, что место, где обычно стояла кровать, было выпотрошено и заменено скамейками меньшего размера, которые обеспечивали более просторный дизайн.

Амортизация, которую он установил в нижней кабине, также была шумопоглощающей. Если бы внизу кто-то находился, он мог бы кричать до тех пор, пока у него не лопнут легкие, и его все равно никто бы не услышал. В нескольких футах от них может быть другая лодка, и до нее не донесется ни малейшего звука. Он никогда не видел ни одной лодки на озере, но на случай, если что-то изменится, он был более чем готов.

Он также убрал кремовый ковер и заменил его деревянным полом. Из своего прежнего опыта он знал, что убийство обычно было грязным делом. Он регулярно накрывал место убийства брезентом с широкими краями, но если бы с него вытекла какая-либо жидкость, ковер стал бы гораздо большей головной болью, чем лиственные породы. Его последним завершающим штрихом к и без того обманчиво зловещей комнате был стеклянный резервуар, который он только что закончил устанавливать.

Террариум выстроился вдоль окраин самых высоких точек стен гигантской овальной формы. Мейбл, смертоносная змея, теперь могла кружить по комнате, наблюдая, как ее будущая жертва корчится от дискомфорта. Она делала это под трубками черного цвета, которые тянулись на одну и ту же длину, поэтому, куда бы она ни скользила, она всегда представляла сверхъестественное зрелище. Злобная шипящая змея скользила вокруг, ожидая своего освобождения. Предвосхищая свою нежную цель.

Как по маслу, именно это она и делала, когда Хершел привел близнецов на борт. Они еще не плакали, но он мог сказать, что они были в ужасе, когда он размахивал мачете. Он очень ясно дал им понять, перед тем как они вышли из машины, что, если они не будут следовать его точным инструкциям, их разрежут на очень маленькие кусочки. Их будут рубить и кромсать до тех пор, пока от них ничего не останется. Учащенное сердцебиение и морщинистое выражение дурного предчувствия превратились в дрожь тела и настоящую истерику, когда пораженные благоговением близнецы увидели призрачную рептилию.

Он захлопнул за собой дверь, удерживая крики девушек внутри вместе с ним и Мейбл. Он питался их страхом, как жирный ублюдок на шведском столе.

Безжалостно набивая лицо сочными, сливочными криками их страданий.

Если бы это измерялось в калориях, то его обжорство давно бы сделало его тучным и прикованным к постели. Он мог бы часами наслаждаться этим, но, как бы ему этого ни хотелось, он думал о том, что будет дальше.