Глава 17

Это был стук.

Это был долбаный стук в дверь, который, в конце концов, заставил меня скатиться с кровати.

Я собиралась убить того, кто был по ту сторону двери. Ладно, может, не убить, но серьезно покалечить.

Тот факт, что в десять часов утра я еле волочила ноги, был явным признаком того, насколько ужасно я себя чувствовала. Хотя я должна была лучше подумать о последствиях вчера, когда не стала слишком активно растягивать мышцы, что объясняло, почему я чувствовала себя сегодня еще хуже, чем накануне.

— Иду! — рявкнула я, когда стук стал еще более неприятным.

Убью на хрен. К черту все. Может быть, мне сойдет с рук преступление в состоянии аффекта.

Когда посмотрела в глазок — мой отец установил его через минуту после того, как помог мне переехать — я подумала о том, чтобы ударить себя по лицу, дабы убедиться, что не сплю.

— Тренер? — спросила я, отпирая верхний замок, а затем и нижний, чуть приоткрыв дверь. Его большое немецкое лицо смотрело на меня сквозь щель.

— Рей — меня устроит. Впусти меня.

Он хотел, чтобы его звали Рей — король по-испански.

Я впустила его.

Только после того, как открыла дверь, подумала о том, что только что, буквально секундой раньше скатилась с кровати. Мои волосы, должно быть, напоминали что-то из худшего ночного кошмара стилистов «Джон Фрида», а лицо… припухшее. Оно несомненно было опухшим и, несомненно, со следами слюны. (Примеч. JOHN FRIEDA — американская компания по производству косметики и средств для волос).

— Я только встала, — слабым голосом объяснила я, наблюдая, как он запирает дверь.

— Я заметил. — Эти карие с зеленым глаза секунду пристально смотрели на мое лицо, ненадолго опустившись чуть ниже, прежде чем, наконец, окинуть взглядом мою маленькую гостиную.

— Я звонил тебе, — сказал он рассеянно.

— Я отключила телефон после того, как позвонила Гарднеру и сказала, что не приду, — объяснила я. Во-первых, я спала как убитая. Потому что всю ночь страдала от того, что никак не могла улечься и постоянно ворочалась. Когда в шесть зазвонил будильник, и я перевернулась, чтобы выключить его, мои ребра очень спокойно сказали мне, что я ни за что не пойду на пробежку, не говоря уже о тренировке.

К счастью, за последние четыре сезона, которые провела в команде, я пропустила тренировку только один раз, по причине, не связанной с травмой. Мой дед умер, и я полетела в Аргентину на грандиозные похороны, на которых присутствовали тысячи людей. Страна в трауре — так назвала это событие телекомпания в тот вечер, когда я сидела в номере отеля и смотрела новости, подводящие итоги дня. Гарднер даже не постеснялся сказать мне, чтобы я лечилась и, как только мой таинственный «вирус» пройдет, вернулась.

Я терпеть не могла лгать, но, по крайней мере, обещала навестить доктора и остаться в постели.

— Ясно.

Култи сделал еще пару шагов, осматривая маленькую кухню и островок барной стойки, который был у меня вместо стола, рядом с ним стояли два барных стула.

Я подавила зевок.

— Ты в порядке?

Култи, нахмурившись, оглядел меня с головы до ног.

— Я в порядке. Пришел убедиться, что ты жива.

У меня мелькнуло воспоминание о прошлой ночи, как он опустил стекло, пока его машина стояла на подъездной дорожке, и приказал мне принять что-нибудь от боли.

— Я в порядке. Чувствую себя так, будто меня переехали катком, но со мной все в порядке.

— Ты пропустила тренировку. Ты не в порядке.

У него была превосходная точка зрения.

— В полдень у меня назначена встреча с врачом, просто чтобы убедиться, что ничего не сломано.

Его лицо потемнело, когда он обошел меня, направляясь на кухню. Сделав два шага, он остановился и оглянулся через плечо, его взгляд остановился на моих ногах.

— Ты вообще носишь штаны?

— Нет. — На мне были шорты, черт побери. К тому же, это был Хьюстон. Ни одна женщина не носила штаны летом без крайней необходимости.

Он еще секунду смотрел на меня, потом перевел взгляд на мое лицо и продолжил свой путь на кухню.

— У тебя есть чай или кофе?

Я показала где.

— И то, и другое.

Немец издал неразборчивый звук, обыскивая мои кухонные шкафы.

Ладненько.

— Что ж, чувствуй себя как дома. Пожалуй, пойду приму душ и надену штаны. — Я хотела бросить на него неприязненный взгляд при упоминании о штанах, но он не обратил бы на это внимания. Он стоял ко мне спиной.

Тридцать минут спустя я вышла из душа, почистила зубы, волосы… ну, я собрала их во что-то, что можно было считать пучком, нанесла дезодорант, надела джинсы, которые могли бы сойти за леггинсы, и настоящий лифчик, и появилась в гостиной моей квартирки над гаражом. Култи сидел на диване, пил черный кофе из кружки с изображением совы и смотрел телевизор.

Тот факт, что человек, плакаты которого висели у меня на стене почти десять лет, сидел на диване и пил кофе, потому что пришел проведать меня, на самом деле не сильно меня поразил. Я бы не сказала, что это было нормально, но я не задыхалась, пытаясь поговорить с ним, и не запаниковала из-за того, что не вытирала пыль в течение нескольких недель. Это было просто… естественно. Ничего страшного.

Не было ничего страшного в том, что Рейнер Култи сидел здесь и проводил со мной время.

— Ты голоден? — Я умирала с голоду. В это время дня я обычно уже обедала.

— Нет, — ответил он, все еще не отрываясь от телевизора.

Я посмотрела на него и начала искать в морозилке что-нибудь легкое для приготовления. На завтрак были замороженные пирожки с индейкой, фрукты и багет из цельного зерна. Замороженные фрукты я отложила в сторону, чтобы добавить в смузи, пока готовила остальное. Култи ничего не говорил, пока я готовила еду, но знала, что он внимательно наблюдал за тем, что я делала.

Когда закончила, мой блендер был наполнен странным коктейлем из миндального молока и остатков замороженных фруктов. Я налила два стакана и положила на тарелку свой импровизированный бутерброд.

— Возьми, — сказала я, держа стакан над его головой.

Он молча взял у меня стакан и поставил его на кофейный столик. Я чопорно села на противоположный конец дивана, поставив тарелку на колени, а смузи на кофейный столик, и стала смотреть шоу о выживании. Култи сидел за приставным столиком, пока я ела, устраивая беспорядок вокруг себя, потому что было слишком больно пытаться вести себя прилично.

— Почему у тебя так много записей этого шоу? — спросил он, просматривая список на моем медиа-плеере.

— Потому что оно мне нравится, — ответила я. Хотя, ладно, это была лишь частичная правда. Мне правда нравилось это шоу. Но еще я считала двух парней, которые пытались выжить в различных условиях и окружающей среде, действительно привлекательными.

Култи хмыкнул, но нажал на самый старый эпизод, расположенный наверху списка. Я определенно не собиралась жаловаться.

Не прошло и пятнадцати минут после начала шоу, как Немец полностью повернулся всем телом в мою сторону, выражение его лица стало подозрительным.

Я поставила тарелку на колени и моргнула.

— Что?

— Тебе нравятся они или шоу?

Ох, парень. Марк истерически рассмеялся, когда я призналась ему, что нахожу этих двух мужчин сексуальными… им было чуть за сорок, у обоих проявлялась седина, у одного из них начали выпадать волосы, но мне было все равно. Они были по-настоящему привлекательны, и вся эта затея с выживанием только помогала. Чего мне было стыдиться?

— В основном, они.

Выражение лица Култи не изменилось, но его тон сказал все.

— Ты шутишь.

Он не мог в это поверить. В чем была проблема? Они оба были хороши собой.

— Нет.

Немец моргнул своими зеленовато-карими глазами.

— Почему? — спросил он так, будто я только что сказала ему, что пью свою мочу.

Я взяла тарелку и поднесла ее прямо ко рту, прежде чем откусить от бутерброда.

— А почему бы и нет?

— Ты достаточно молода, чтобы быть их дочерью, — выдавил он. — У одного из них половина головы лысая.

Я откусила еще кусочек и внимательно посмотрела на него, даже не подумав о том, как же это странно, что он так возмущен тем, кого я нахожу привлекательным.

— Во-первых, я сомневаюсь, что они достаточно взрослые, чтобы быть моими отцами, а во-вторых, мне плевать на лысину.

Култи медленно покачал головой.

Ладненько.

— Они оба в хорошей форме, у них приятные улыбки и красивые лица. — Я взглянула на экран. — И мне нравятся их бороды. Что в этом плохого?

Его рот приоткрылся на миллиметр.

— Что?

— У тебя есть проблемы с отцом?

— Что? Нет. У меня замечательный папа, черт возьми.

Его рот все еще был приоткрыт.

— Тебе нравятся старикашки.

Я прикусила губу, широко распахнув глаза. Я была уверена, что мои ноздри немного раздулись. Как он был близок к истине, и это почти заставило меня рассмеяться. Вместо этого я пожала плечами.

— Я бы не сказала старые, просто... зрелые?

Култи так долго смотрел на меня, что я расхохоталась.

— Перестань так на меня смотреть. Не думаю, что меня когда-либо привлекали парни моего возраста. Когда я была моложе… — «Я была влюблена в тебя», — подумала я, но вслух ничего не сказала. — …я думала, что они тупые, а потом это просто не изменилось, — объяснила я.

Он по-прежнему не произнес ни слова.

— Прекрати. У каждого есть свой типаж. Я в этом не сомневаюсь.

Култи моргнул.

— Меня не привлекают пожилые люди.

Я закатила глаза.

— Ладно, ладно. Тебе не нравятся пожилые мужчины и женщины.

Он проигнорировал мой намек на то, что его привлекают мужчины.

— У меня нет типажа, — медленно произнес он.

Да, у него был типаж, и я точно это знала.

— У всех есть определенный типаж, даже у тебя.

Эти орехово-зеленые глаза моргали со скоростью движущегося ледника.

— Хочешь знать, что меня привлекает?

На тридцать секунд позже, чем надо, я поняла, что не хочу ничего знать. Хотела ли я услышать, как он называет характеристики, которым я не соответствую? Нет, черт возьми, нет. Хотя я полностью понимала, каково его место в моей жизни, это не означало, что я хотела быть противоположностью мечтам Рейнера Култи. Моя гордость не смогла бы справиться с этим.