Но к этому моменту я уже не могла отступить. Стиснув зубы, я кивнула.
— Давай, раз уж ты считаешь меня очень странной.
— Мне нравятся ноги.
Ноги?
— И?
Он едва заметно прищурил глаза.
— Уверенность.
— Ладно.
— Хорошие зубы.
Хм-м-м.
— Красивое лицо.
Мое веко, возможно, начало дергаться.
— Кто-то, кто заставляет меня смеяться.
Подергивание перешло в настоящий тик.
— Ты что, все это сейчас выдумываешь?
Потому что, ну серьезно? Култи смеется? Ха-ха.
— Что-то не так с моим списком? — спросил он с каменным выражением лица.
— В этом не было бы ничего плохого, если бы ты не придумывал его на ходу. Кто-то, кто заставляет тебя смеяться? Я чувствую, что следующим ты начнешь описывать единорога.
Он ткнул языком в щеку.
— То, что меня не привлекают женщины, достаточно взрослые, чтобы помнить последнюю мировую войну, не означает, что мой список выдуманный, — сказал Култи.
О, боже мой. Это заставило меня расхохотаться.
— Ты говоришь так, будто я хожу на свидания в дома престарелых. Эти парни, вероятно, всего на пару лет старше тебя, так что подумай об этом, скрипучее колено.
И это заставило его закрыть рот.
— Ты самый нахальный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни.
Улыбнувшись, я откусила от бутерброда.
Минут через пять Култи, наконец, снова обратил внимание на телевизор, одна его щека выглядела так, как будто он ее кусал.
Когда эпизод закончился, я медленно встала и отнесла свою посуду на кухню, захватив по пути стакан Култи.
— Я должна уехать через тридцать минут. Если ты обещаешь не красть ничего, что мог бы легко купить себе сам, то можешь остаться здесь и еще посмотреть телевизор.
Последовала пауза, пока он прокручивал список записей на медиа-плеере.
— Мой водитель внизу. Он может забрать нас.
Нас? Моя тарелка с грохотом упала в раковину.
— Ты хочешь пойти?
— Мне больше нечего делать.
Он уже не в первый раз говорил что-то подобное. Я обошла диван и осторожно села, глядя на него. Я знала, то, что я собиралась спросить, было совершенно не моим делом, но все равно.
— Чем именно ты занимаешься весь день?
Это был прямой вопрос. Ему не обязательно было иметь нормальную работу, но я полагала, что у него были другие дела, чтобы занять себя. У него было несколько проектов, несколько предприятий, о которых я слышала на протяжении многих лет, но, по-видимому, у него также было много свободного времени. Так что же он делал, когда не был на тренировке?
Култи продолжал смотреть вперед, но я видела, как напряглось ближайшее ко мне плечо. Его ответ был прост.
— Ничего.
— Тебе нечего делать?
— Нет. Несколько электронных писем и телефонных звонков, ничего существенного.
— Разве у тебя нет бизнеса или типа того?
— Да, и у меня есть менеджеры, которые управляют всем, чтобы мне не приходилось. В последнее время я свел свои обязательства к минимуму.
Это звучало... ужасно.
— Ты мог бы делать что-нибудь, если бы захотел, — неуверенно предложила я. — Общественные работы, или найди себе хобби…
Култи пожал плечами.
Это не помогло мне чувствовать себя менее странно при мысли о том, как ему, должно быть, было скучно. Отсутствие дел сводило меня с ума. Как это могло не свести его с ума? Оставаться одному в доме весь день…
Я вдруг вспомнила тот вечер, когда забрала его из бара. Ладно, может быть, он и не сидел весь день дома. Как бы то ни было, многое вдруг обрело смысл. Почему он играл в софтбол и просил меня играть с ним в футбол, и почему он сейчас в моей квартире.
Чувство долга шевельнулось в моей груди. Но я ничего не сказала и не сделала. Главным образом потому, что я не собиралась забывать то, в чем он признался.
Не стоит делать слишком много и слишком быстро, не так ли?
Откинувшись на спинку дивана, я еще несколько минут держала эту мысль в голове.
— В таком случае, тебе придется захватить одну из моих кепок, прежде чем мы уйдем.
— Почему?
— Потому что мой доктор — твой фанат. — У него в кабинете висит джерси в рамке.
Култи приподнял бровь.
— Твоя фотография будет по всему интернету, прежде чем ты уйдешь оттуда, — объяснила я. — Тогда все начнут спрашивать, что ты делал со мной на приеме у врача, и следующее, что все скажут, что я беременна твоим ребенком.
Немец фыркнул.
— Это будет не в первый раз.
Он был прав. Я могла припомнить, по крайней мере, несколько случаев за эти годы, когда какой-нибудь таблоид или журнал сообщал, что он оплодотворил кого-то, с кем его видели вместе. Они придумывали новые отношения каждый раз, когда он стоял рядом с новой женщиной.
Потом был его развод.
Это было плохо. Плохо. Люди выстроили хронологию его брака с того момента, как были выпущены фотографии. Они в тот момент заставили меня считать этот день одним из худших в моей жизни. Моя первая любовь, этот засранец, который теперь называл меня Тако, женился на какой-то высокой, тощей, красивой сучке.
Ладно, может, она и не была сучкой, но тогда никто не смог бы заплатить мне достаточно, чтобы я думала иначе.
Ровно через год после грандиозной свадьбы он подал документы на развод со шведской актрисой, звездой фильмов ужасов. Слухи о том, что они изменяют друг другу, о том, что он начинал и заканчивал отношения еще до того, как развод был окончательно оформлен, разговоры о безумном брачном соглашении наводнили таблоиды и развлекательные каналы.
Самым неприятным было то, что команда, за которую он играл в тот год, даже не прошла в финал. Люди разорвали Култи на части. Я имею в виду, порвали его задницу на британский флаг.
Хотя поначалу я заставляла себя не следить за его карьерой, не искать его на сайтах и даже не обращать внимания, когда упоминалось его имя, было невозможно игнорировать всю ту драму, несмотря на то, как сильно я этого хотела.
Затем он вернулся в следующем сезоне и выиграл чемпионат.
Я не смотрела и не обращала внимания на Лигу Европы ни в том году, ни в двух последующих. К тому моменту я была слишком сосредоточена на себе и своей карьере. Рейнер Култи стал человеком, который не имел ко мне никакого отношения.
— Такова цена славы, да? — спросила я, чувствуя резкую боль в груди. На самом деле, это не должно было быть так больно. Было странно, что даже сейчас, когда я полностью осознавала, что между нами никогда ничего не будет, в моем теле все еще жила сильная собственническая жилка. Он, вероятно, на ком-то женится, и посвятит свою оставшуюся жизнь другому человеку.
Не, не, не. У меня не было времени на это дерьмо.
Щека Култи задрожала, будто он тоже вспоминал все, через что прошел. С самого начала он не был болтливым парнем, но, когда ответил одним словом, я поняла, что для него это все еще щекотливая тема.
— Да, — только и сказал он.
Ладно. Я прочистила горло и пропела себе под нос:
— Это реальное дерьмо, Сарделька.
Последовала пауза, прежде чем он издал смешок.
— Сал, я не понимаю, как ты до сих пор не получила локтем в лицо.
Я открыла рот и на секунду прижала кончик языка к верхним зубам.
— Во-первых, я, по крайней мере, говорю тебе все в лицо, а не за спиной. А во-вторых, меня ударяли локтем в лицо. Несколько раз. — Я указала на шрам прямо на скуле, потом на нижней стороне подбородка и, наконец, прямо над бровью. — Так что отсоси, Претцель.
Честно говоря, он был быстр, и я этого не ожидала. Диванная подушка полетела в меня, ударив прямо по лицу.
— Сал, я не видела тебя здесь целую вечность, — сказала секретарь по другую сторону окна регистрации, когда я протянула ей планшет с моими документами, водительскими правами и медицинской карточкой.
— Ты говоришь так, будто это не очень хорошо, — сказала я ей с улыбкой.
Она подмигнула.
— Мы вызовем тебя на рентген через несколько минут.
Я кивнула пожилой женщине и улыбнулась паре, терпеливо ожидавшей, когда я закончу. Я вернулась на свое место в углу комнаты, где Немец сидел с пультом от телевизора в руке, переключая каналы на установленном плоском экране. Я приглушенно застонала и села, вцепившись руками в подлокотники.
Он посмотрел на меня, слегка покачивая головой.
— Что?
Он посмотрел вниз, то ли на мои руки, то ли на футболку с v-образным вырезом, которую я натянула, я не была уверена, а затем снова перевел взгляд на мое лицо.
— Ты.
— Помолчи. В последний раз я отдыхала от тренировок, когда умер мой дед. Я не прогуливаю без веской причины. — Я глубоко вздохнула, выпрямила спину и вытянула руки, чтобы помочь себе подняться, когда они окликнут меня по имени.
Немец потянулся и шлепнул меня по колену тыльной стороной ладони.
— Я вернусь. (Примеч.: «I’ll be back» — знаменитая фраза терминатора в исполнении Арнольда Шварценеггера).
Я открыла рот и позволила широкой улыбке появиться на моем лице, что остановило его на полпути. Я не засмеялась только потому, что это было бы больно, но все равно фыркнула.
— Ладно, Арнольд.
Култи не выглядел особенно впечатленным.
— Он австриец, а не немец, маленькая засранка, — невозмутимо произнес он, выражение его лица говорило, что я его раздражаю, но глаза говорили, что я его немного забавляю.
Я не имела в виду, что Арнольд немец, но если это его раздражало, то мне было все равно.
Вытянувшись во весь рост, он толкнул меня коленом и направился из маленькой приемной в сторону туалета. Я вытащила телефон из черной кожаной сумочки, которую родители подарили мне на Рождество, и начала набирать сообщение Марку. Я дала ему знать, что пришла на прием и скоро пойду на рентген. Сегодня я не так уж сильно облажалась, взяв выходной, в расписании не было ничего ужасного, но все же. Я чувствовала себя плохо, даже если это он был тем, кто сказал, что мне лучше не ходить на работу, пока я не буду уверена, что не причиню себе еще больше вреда.
— Не могли бы вы прибавить громкость?
Я оторвала взгляд от телефона и увидела мужчину, который стоял в очереди позади меня со своей женой. Он выжидающе глядел со своего места в другом конце комнаты. Он имел в виду телевизор.