Глава 2
Стрельба из лука – первое занятие из выбранных – очень быстро стала моей любимой. После утомительного дня, проведенного за изучением правил безопасности и строения лука и стрел, нам разрешили пострелять по мишеням. Мне нравилось натяжение тетивы, контроль, который я чувствовал, оттягивая ее. Мои руки были даже крепче, чем у некоторых старших мальчиков, а выстрелы точнее.
Футбол был вторым занятием и проходил на поле напротив Длинного Дома. Внизу у холма я обычно видел Джейми и других мальчиков, готовящих еду. Однажды, устав от упражнений, я пнул свой мяч вниз по склону и побежал за ним. Затем побрел к уличной чаше для разведения костра, над которой склонился Джейми.
— Привет. — Он улыбнулся мне. Его руки и рубашка испачкались в золе. Я немного завидовал, что Джейми мог играть с огнем.
— Привет, — сказал я. — Что готовишь?
— Я покажу тебе. — Щипцами он поднял с углей сверток из фольги. Он напоминал по форме луковицу с длинной закрученной вершиной. Джейми приоткрыл фольгу, и, заглянув внутрь, я увидел апельсин с потемневшими пятнами на боках и маленькой крышкой. — Пирожное в апельсине, — сказал он. — Он полый, а внутри – тесто. Мы сделали это тесто.
— Это вкусно?
— Пока еще не знаю. Хочешь попробовать позже?
— Конечно. Мне пора. — Так как Джейми и все мальчики с кулинарного курса наблюдали за мной, я бежал и вел мяч всю дорогу до самой вершины холма.
Когда первые два занятия закончились, мы с Джейми пошли по грунтовой дороге к часовне Барн. Нашли каменную стену, на которой можно было сидеть, и он открыл апельсин. Внутри кожуры пирожное было бледным и воздушным. Мы разламывали его пальцами.
— Должны ли мы помолиться? — спросил Джейми, посмотрев вверх и вниз по дороге.
— Не-а. Это же не прием пищи.
Мы съедали маленькие кусочки и брали следующие; наши головы были склонены друг к другу.
— Это действительно вкусно, — сказал я. — Спасибо, что угостил.
— Да, конечно.
— Извини, я сказал, что приготовление пищи – женское занятие. Это кажется интересным.
— Ничего. Мне нравится готовить. Я не могу бегать так же быстро, как ты, и не такой крупный. Ты очень хорошо играешь в футбол.
Я пожал плечами.
— Да.
Зазвонил обеденный колокол, призывая всех в Длинный Дом.
— Давай побежим, — предложил я, потому что любил бегать. Насколько мне было известно, все любили бегать, даже Джейми. — Бежим так быстро, как только можем.
Он спрыгнул со стены, словно кролик. Я ошарашено посмотрел вслед, а потом рванул за ним. Из-под кроссовок в воздух поднимались столбики пыли. Уклон дороги создавал ощущение падения. Это было головокружительно. Я едва обогнал Джейми перед тем, как добраться до Длинного Дома. Улыбаясь, слегка толкнул друга.
— Обманщик, — выдохнул я. — Ты бегаешь быстро.
Он озорно улыбнулся.
— Может быть.
После обеда мы отправились отдохнуть в хижину, а потом было полтора часа свободного времени. Затем пошли в Торговую Палатку, где наши родители открыли кредит для покупок. Я купил упаковку кисленьких жевательных червячков, а Джейми – персиковый мармелад и палочки-ириски. Мы обменялись несколькими конфетами. Он также поделился со мной одной ириской. Она была похожа на длинную коричневую палочку, а в середине – густой крем.
— Тоже куплю их завтра, — заметил я. — Это лучшее, что я когда-либо пробовал.
Джейми рассказал, что ел эти палочки дома, в Техасе. Я спросил, есть ли у них лошади, потому что Техас казался местом, где живут одни ковбои.
— Нет. Мы не богаты.
— У нас большой дом, — сказал я, — но не думаю, что мы богаты.
— Вокруг много лошадей. Я хотел бы уметь рисовать. Тогда нарисовал бы лошадь с крыльями и доспехами.
— Я хорошо рисую, — признался я. Я часто делал наброски своих любимых героев мультфильмов, – Супергероя Кита, Черного Плаща и Бэтмена – и они выглядели точно так же, как по телевизору. — Может быть, я смогу нарисовать лошадь для тебя.
Его улыбка сияла.
— Это было бы так здорово.
***
В плавании детей объединяли в пары, и мы с Джейми, естественно, встали друг с другом. Когда спасатель свистел, нужно было быстро двигаться в сторону напарника, брать его за руку и высоко поднимать сцепленные руки в воздух. Если кто-то не мог отыскать свою «пару», все должны были покинуть запруду. Затем начинались поиски, наполненные страхом. Я видел, как это произошло однажды, хотя позже оказалось, что пропавший мальчик всего лишь пошел в туалет.
Я никогда не выпускал своего напарника из поля зрения во время плавания. Звук свистка и мысль о том, что не смогу найти Джейми, наполняли меня паникой. Если он шел на горку, то и я следом. Если он брал палку-нудл для плавания, то и я тоже.
Четвертое занятие снова разлучило нас, и после окончания мы встретились в часовне для вечернего мероприятия, ужина и молитвы. Джейми и я везде ходили вместе. У меня не было лучшего друга в Массачусетсе, поэтому отношения с Джейми были неистовым желанием первой настоящей дружбы.
Ночью мы шептались и смеялись, пока вожатый не сказал нам замолчать. Даже тогда я лежал без сна и прислушивался на случай, если Джейми захочет продолжить разговор.
Однажды ночью, в середине недели, я услышал всхлипы, идущие от койки Джейми. Я приподнялся и подтолкнул его спальный мешок.
— Что ты делаешь? — прошептал я, зная, что он плакал.
— Мне нужно в туалет.
В хижине стояла тишина. Я медленно расстегнул молнию на своем спальном мешке и втиснул ноги в кроссовки. Я держал фонарик во внешнем кармане своей сумки для таких чрезвычайных ситуаций.
— Я пойду с тобой, — прошептал я.
Мы прокрались мимо спящего вожатого и вышли в темноту. Ночное небо в Массачусетсе выглядело не так, как над лагерем «Апачи». Звезды оплетали паутиной темноту. Джейми взял меня за руку, пока мы смотрели вверх.
— Спасибо, что пошел со мной. — Его голос все еще был сдавленным.
— Конечно. Мне все равно нужно было туда же.
В ванной я заметил, что его глаза были красными и опухшими.
— Ты скучаешь по родителям? — спросил я.
— Полагаю, да. Но не сильно.
На обратном пути в хижину я выключил фонарик и остановился у тетербола (Прим. пер.: игра в мяч, висящий на веревке, которая одним концом привязана к верхушке высокого шеста. Цель игры – закрутить мяч вокруг шеста в сторону соперника). Слегка стукнул по мячу.
— Так в чем же дело?
Что касается меня, то в лагере было гораздо веселее, чем в любое другое лето, и я не мог понять грусти Джейми.
Некоторое время он молчал. Затем толкнул тетербол в другом направлении.
Наконец он произнес:
— На занятии по изучению окружающей среды мы учились разводить костер, и Таннер поджигал на нем паучка-сенокосца. — Джейми глубоко вздохнул. — Он сказал, что это нормально, потому что они ядовиты, но я ответил, что это все выдумки. Но он все равно продолжал так делать. Он сначала обжигал им ножки, а затем бросал паучков в костер.
— Это действительно подло. — Я вспомнил, как папа однажды поймал нас с Рэйчел, когда мы лили кипяток в муравейник. Он отшлепал нас, а затем объяснил, что ни в коем случае нельзя мучить Божьи творения. После этого я проплакал почти целый час – не потому, что было больно после шлепков, а потому, что стало жаль муравьев, которых мы убили.
— Да. Я просил его остановиться, а он обозвал меня размазней. И высмеивал меня также за то, что я держу свою койку в чистоте и выполняю все утренние рутинные обязанности, которые никто другой не хочет делать.
Уборка в хижине, следует признать, одна из моих наименее любимых частей дня. После того, как просыпались и принимали душ, мы выполняли ряд заданий, – подметали, собирали мусор в хижине, убирали бельевую веревку и так далее – за которые вожатый потом выставлял нам баллы во время завтрака. За самый высокий результат в конце недели мы получали приз. Мне было трудно все время помнить об этом призе, однако Джейми практически каждое утро, несмотря на всеобщую расхлябанность, справлялся со всей работой.
— Я тоже держу свою койку в чистоте, — сказал я.
— Но Таннеру ты нравишься. Всем нравишься.
Я задумался. Это было правдой. Я хорошо ладил с другими мальчиками.
— Я скажу ему оставить тебя в покое.
— Нет, — прошипел Джейми.
— Почему бы нам не рассказать Брайану?
— Нет, тогда он поговорит с Таннером, и тот узнает, что это был я. Просто забудь об этом.
Я ударил по тетерболу.
— Хорошо.
Брайан приоткрыл глаза, когда мы пробирались обратно в хижину. Он спросил, все ли в порядке. Я сказал, что нам нужно было сходить в туалет, а Джейми промолчал.
Я провел остаток ночи, обдумывая способы, которыми мог отомстить Таннеру за слезы своего лучшего друга. Я не был жесток и не из тех ребят, что любили разные выходки, но когда думал о Джейми и о паучках-сенокосцах, меня охватывали мрачные чувства.
На следующее утро, быстро закончив свою работу по хозяйству, я стал помогать остальным с другими делами.
— Хочу иметь самую аккуратную койку, — громко объявил я, поправил обувь, разровнял и спрятал одеяло под спальный мешок.
Тем не менее мрачное чувство продолжало сжимать мое сердце. Я не мог сосредоточиться на утренней молитве, кое-как съел завтрак и был рассеянным в часовне. Если бы мог последовать за Джейми на первое занятие, то так бы и сделал.
— Повеселитесь там, на ремеслах, — сказал я.
— Спасибо.
Я догнал его.
— Ты жалеешь, что приехал в лагерь?
— Наверное. — Он пожал плечами.
Я почувствовал себя еще хуже. Я побежал на занятие по стрельбе из лука, направляя гнев в скорость, но это не помогло. И совсем не помогло то, что Таннер был на занятиях по стрельбе. Схватив лук, я выбрал позицию рядом с ним.
— Эй, Таннер, — позвал я.
Он посмотрел на меня.
— Что?
— Джейми – мой лучший друг. — Я приложил стрелу к тетиве, оттянул ее и нацелил лук в лицо Таннера. Он резко упал на землю, закрыв руками голову.
— Калеб! — Вожатый, ответственный за секцию, бросился на меня. Схватил за руку и вырвал стрелу. Меня всего трясло.