— Ты не хочешь просто посидеть у озера?

— Мы на полпути. — Я шел так, чтобы моя рука касалась его руки, надеясь, что это поможет ему успокоиться. — Не волнуйся. Я не думаю, что Бог позволит медведю атаковать нас.

— Ну, он же позволил миссис Кэнон получить аневризму, — со всей серьезностью ответил Джейми.

Я покачал головой.

— Ты прав. Думаю, каждый захотел бы стать христианином, если бы с нами не случалось ничего плохого.

— Всякий раз, когда у кого-то обнаруживают рак или что-то в этом роде, моя мама думает, что это типа наказание от Бога. Или когда происходит большое бедствие, такое как наводнение или землетрясение. Но я не думаю, что Он так действует.

— Я тоже, — сказал я. — Он не настолько жесток.

— Да. Мне всегда казалось, что Он больше похож на тебя.

— Что? — Я взглянул на его профиль.

— Знаешь, такой самоотверженный. Защищающий.

— Я не настолько хорош, — ответил я. — Во мне есть много чего плохого.

Мы достигли Каунсил-Рок – каменного алтаря, расположенного в лесу – и развели костер в яме рядом с ним. Мы расстелили одеяла поближе к огню и пили газировку.

— Медведи не любят огонь, — сообщил я Джейми.

— Но они, наверное, любят газировку.

Мы засмеялись.

Я достал гитару и сыграл «Nothing Else Matters» Metallica. Я бы никогда не стал такое играть в лагере, но здесь были только мы с Джейми. Сначала я тихо напевал, а затем закрыл глаза и запел в полный голос. Я прекрасно ее выучил. Она также казалась уместной – меланхоличная песня в память о миссис Кэнон.

Несмотря на то, что я удалил большую часть своей светской музыки, она мне никогда не переставала нравиться, и я не мог заставить себя по-настоящему поверить, что слушать такое неправильно. Как что-то неправильное могло так глубоко тронуть меня?

Последний аккорд звенел в металлических струнах, пока я не коснулся их рукой.

— Как ты думаешь, о чем эта песня?

Джейми уперся подбородком в колени, обхватив ноги руками. Он выглядел моложе и уязвимее.

— Не знаю, — ответил я. — О чем-то грустном.

— Я всегда думал, что она о таких друзьях, как мы. Знаешь, о том, как мы не открываемся никому, и как мы близки, даже когда находимся далеко друг от друга.

Я улыбнулся.

— Да, мне это нравится.

— И мы не просто говорим пустые слова, а доверяем друг другу.

— Это точно. — Я был рад, что Джейми оставил в лагере свое странное настроение. Здесь, в лесу, он был самим собой: вдумчивым, счастливым, совсем еще мальчишкой.

— Когда я был моложе, мне так сильно хотелось электрогитару. Думаю, я действительно желал играть в группе.

— Я помню, — сказал он. — Отец тебе не позволил.

— Да. Вероятно, он был прав. Ты когда-нибудь задумывался о том, я не знаю... как бы сложилась твоя жизнь, если бы родители позволили делать все, что хочешь?

— Э-э, наверное, мы были бы мертвы.

— В точку. — Я засунул гитару обратно в футляр. — Я думаю, что мой отец хочет, чтобы я стал врачом. Но после этой истории с миссис Кэнон…

— Это было мерзко, да? Кто-то рассказал, что ее стошнило.

— Да.

— У тебя не было проблем с уборкой моей рвоты.

— О, это другое. — Я пожал плечами.

— И почему же?

— Понятия не имею. Просто так и есть. Возможно…

Мои мысли опережали мои слова. Может быть, это как-то связано с тем, что Джейми был жив и здоров, в то время как я чувствовал, что миссис Кэнон мертва. Но нет, даже если бы Джейми был в коме и, возможно, умирал, его рвота бы меня не беспокоила. Я бы сделал все что угодно, чтобы ему помочь. Использовал бы свои пальцы, чтобы очистить его рот от рвоты, как мисс Баклэнд сделала для миссис Кэнон. Я уставился в огонь, вздрогнув, несмотря на исходящий от него жар.

— Что?

— Ничего, — сказал я. Просто не мог об этом думать. Я никогда, никогда бы не простил себе, если бы что-то случилось с Джейми на моих глазах.