Если говорить честно, то победил второй. Интуиция подсказала ей, что сейчас Николай прогонит ее прочь, может, даже ударит… Или поставит условия, на которые она не пойдет даже ради спасения жизни. Ей придется убегать, а вслед она услышит слова, унижающие ее, оскорбляющие, злорадные, злые… Честолюбивая Томочка готова была пойти на любые жертвы, чтобы не унизиться перед пацаном, который, по ее мнению, был и сам ниже плинтуса… Замерзая под холодными струями дождя, она стала сравнивать себя с Зоей Космодемьянской, которую фашисты голой и босой вели по глубокому снегу к виселице…
Тома укрылась за стволом толстой осины и стала наблюдать за происходящим. Николай работал размеренно и четко. Чудесным образом в считанные минуты он превратил свою лодку то ли в домик, то ли в палатку, разложил какие-то вещи, а потом…
Этого Томин желудок не выдержал: Николай сидел на пороге своего домика и с аппетитом ел огромный кусок хлеба с толстым куском сала. Голодные спазмы сжали горло, в голове помрачилось… Как она оказалась перед Николаем, Тамара уже не помнила.
Против ожидания, Николай отнесся к ней с пониманием и сочувствием. Он не только поделился с нею хлебом, но упрятал от дождя в своем домике, напоил горячим чаем, дал переодеться в сухое. И ни малейшего намека на какие-либо обиды, ни одного грубого слова…
Внутреннее напряжение, возникшее в Томе в силу ее больного воображения, разом куда-то спало, и она целиком отдалась течению событий. Она все равно уже спасена, а на дальнейшее она влиять уже и не пыталась… Сегодня отвезут ее домой – хорошо, завтра – и то не так страшно. Одно дело стоять под дождем, а другое – созерцать его из-под крыши, греясь в грубой вязки шерстяном свитере и теплых вельветовых брюках, настолько длинных, что в них можно завернуть ноги полностью. Горячий чай тоже делал свое дело – плечи еще подрагивали, но зубы уже не стучали друг о друга...
Вдруг Тамаре показалось, что неудобно вот так сидеть и бездельничать, когда ее спаситель работает.
– Давай я тебе чем-нибудь помогу.
– Если свитер промокнет, тебе уже не во что будет переодеться. Сиди там.
– Хорошо, Коля, я поняла…
Маленькой саперной лопаткой Николай вырыл почти у самого входа в домик продолговатую ямку, укрепил боковые стенки двумя жестянками, которые, судя по наличию на них копоти, именно для этих целей и были предназначены, аккуратно уложил в ямку порубанные хворостинки, а под них – кусок старой газеты.
Тамара сначала молча наблюдала за этими приготовлениями. Потом ей показалось невежливым вот так сидеть и молчать…
– Как же сырые дрова будут гореть?
– Они не сырые, они сухие…
– Да посмотри, с них же капает! Сейчас на всем острове не найдется ни одной сухой хворостинки…
– Ну и что? Перед дождем они ведь были сухими. Вода с них быстро испарится… Сырые – это те, которые свежие, еще с соком…
– Хорошо, а как будет гореть мокрая газета?
– Она совершенно не мокрая… Сейчас увидишь.
Николай достал из кармана спичечный коробок.
– Черт!.. Спичек мало осталось.
Под аккомпанемент этих слов одна спичка выпала у него из рук прямо в лужицу.
– Ну вот! Еще одна спичка пропала! – Тамара начала сопереживать.
Коля спокойно поднял спичку, чиркнул нею о коробок. Спичка загорелась, огонь от нее перекинулся на газетку, которая очень быстро загорелась ярким желтым пламенем. От дровишек тотчас пошел парок, а еще через мгновение послышалось характерное потрескивание занявшегося хвороста. У Тамары округлились глаза:
– Ты что, фокусник? Когда ты успел заменить спичку?..
После паузы:
– Почему не отсырела на дожде газета?
Коля молча бросил в ее сторону коробок.
Тамара присмотрелась.
– Они воском покрыты! Здорово! А где такие продают?
– Не воском. Парафином. Со свечки. Взял обычный коробок, помакал спички в растопленный парафин – и никаких проблем с сыростью. Я же каждое лето на воде, такие мелочи очень важны…
– Гениально! Газета тоже в парафине?
– Сообразительная!..
Николай насмешливо посмотрел в сторону девочки и добавил:
– Тебе бы еще физиономию отмыть как следует, так тебе бы цены не было. Даже в мужских брюках…
– А что, разве я не умытая?
– Возьми сверху в вещмешке бритвенный прибор, в нем есть зеркало.
– А ты разве уже бреешься?
– Я же пошел в школу с восьми… Уже почти год бреюсь. Но не часто…
Тамара глянула на себя и ахнула: вся шелковичная эпопея была у нее что называется на лице в виде синих и фиолетовых пятен!
– Кошмар! Что же ты сразу не сказал? Позорище какое!
– А ты и не спрашивала! Выдрала у меня буквально из горла хлеб с салом и враз проглотила. Ну и видок был у тебя тогда…
– Я сейчас пойду умоюсь. У тебя есть мыло?
– А дождь? Ладно уж, сиди. Сойдешь и такая, раз других нету.
Костер действительно разгорелся, почти не выделяя дыма. Николай подложил еще дров, установил сзади костра лист алюминия, по бокам – две железные рогульки с поперечным штырем, а сам с котелком спустился к Днепру. Отраженный от экрана огонь согревал Тому, да и на душе стало тепло. Как-то совсем некстати она подумала, что за девять лет совместной учебы она ни разу не говорила с Колей по-людски. Так, цапались изредка. А он, как оказалось, неплохой парень, с ним даже интересно разговаривать. Да и не такой уж дурак, как всегда казалось. Вот, домик из лодки как ловко соорудил, да и со спичками здорово получилось…
– Слышь, Коля! Мне стыдно вот так сидеть, ничего не делая. Давай я тебе что-нибудь помогу…
– Ладно, сейчас я рыбку принесу, почистишь…
– Так ты с рыбалки? И много наловил?
– Нет, я не с рыбалки. Но рыбка сейчас будет… Видишь, водичка под рыбный супец уже греется.
– Дурдом! Кто же ставит кастрюлю на огонь, а потом идет на рыбалку?
– А как иначе, если Днепр рядом?
Николай отошел в сторонку, в пустую бутылку из-под водки натолкал каких-то камешков, вынимая их из жестяной коробочки, туго заткнул пробкой, сквозь которую пропустил узенькую трубку. Для надежности пробку еще и проволочкой туго закрепил. После этого разулся, закатил брюки до колен, взял сачок и пошел к реке.
– А удочки ты забыл?
– Зачем удочки? – рассеянно оглянулся на Тому парень. – С удочками мы до утра чикаться будем…
Он забросил бутылку далеко вверх по течению, зашел в воду по колени, приготовил сачок и стал ждать.
– Ждешь, пока рыбка сама к тебе в сачок заплывет? – пыталась понасмешничать Тома.
– Конечно. Я же бросил вверх по течению, – не понял ее сарказма Николай.
Бах! В том месте, куда упала бутылка, вода вспузырилась и с громким плеском осела, а через несколько секунд стала всплывать рыба. Николай вылавливал наиболее крупную сачком и выбрасывал на берег. Когда набралось штук восемь-десять, собрал ее в сачок и принес к домику.
– А остальная рыба погибла?
– Нет, разве что самая мелкая. Она пойдет на корм хищникам. Остальная оглушена. Минут через десять начнет отходить и уплывет.
– Но ведь это незаконный способ ловли рыбы? Так нельзя делать?..
– Конечно нельзя! Я и не делаю. Сегодня – исключительно ради тебя. Сейчас тебе нужно побольше жидкого и горячего. А то вон какая синяя…
Тамара вспыхнула. Сразу по трем причинам: первое – ей снова напомнили о ее непрезентабельном внешнем виде, второе – на нее нахлынул очередной приступ голода, а третье, и главное, – снисходительный тон, с которым с нею общался этот… Коля. Подумаешь, на год старше! Зато она учится лучше! И вообще…
Тамара попыталась было почистить рыбу. Николай сразу определил, что она никогда в жизни ничего подобного не делала.
– Давай-ка я почищу! А то рыба очухается и покусает тебя, неумеху… Кстати, рыба портится с головы, а чистится с хвоста.
Тома даже удивилась тому, что на такие слова она не обиделась. Наоборот, улыбнулась…
– А разве рыба кусается?
– Еще как! Как только начнешь ее с головы чистить, так сразу за палец – цап! И вместе с пальцем – в реку… – очень серьезно ответил Николай.
– А если рыба мороженая? А если морская?
– И мороженая кусается. И вместе с пальцем убегает в море…
Только теперь Тамара сообразила, что Николай шутит.
Все-таки веселый этот парень Коля! И речь у него не такая, как у других двоечников… Те двух слов без матюгов не свяжут, а этот за словом в карман не лезет.
Когда последняя почищенная рыбка нырнула в котелок, который как по мановению волшебной палочки как раз к этому времени закипел, Николай сказал:
– Мне показалось, что ты основательно голодна… Может, сварим на второе гречневую кашу?
Тамара радостно закивала головой:
– Обожаю гречневую кашу! – Никогда в жизни она никаких каш не ела, если не считать манную кашу в глубоком детсадиковском возрасте.
– А сварить сумеешь, пока я с овощами разберусь?
Тамара стыдливо опустила глаза.
– Если честно, то я никогда ничего не варила…
– Принято. Тогда сиди и режь огурчики вот в эту миску…
…А потом Тамара, обжигаясь, ела рыбный суп, вкуснее которого в жизни не было и не будет.
– Коль, а можно еще?
– Какие вопросы!
За рыбным супом пошла пахнущая дымком каша, заправленная нежными кусочками чуть притопленого сала. И хорошо пошла! С припевом! То есть, с добавкой… Нехило досталось и салатику из огурчиков с зеленым лучком.
Только после этого она задала вопрос:
– Коля, а почему ты не ешь?
– Ты ведь не предупредила меня, что будешь здесь. А я имею привычку брать с собой только одну миску, одну ложку и одну кружку…
– Ой, извини! Давай мне твой плащ, я сбегаю к речке помою посуду. Прости меня, я бываю очень невнимательна…
– Да, это заметно. Дождь-то кончился… Но мне плаща не жалко, можешь взять.
Действительно, дождь уже кончился, облака поредели, даже заходящее солнышко успело проглянуть, в его последних лучах все деревья заискрились мириадами янтарных бусинок. Вода в проливчике успокоилась и как будто даже посветлела. Но волны, гонимые ветром, все еще навевали тревогу.
С помытой посудой и даже частично умытая Тома кинулась к котелкам. В первом на самом донышке блестела жалкая лужица, из которой торчал рыбий хвост. Гречневой каши во втором не хватило бы и на одну порцию в заводской столовой, которая минимум полгода не проверялась рабочим контролем.