— Ты убил зимний цветок, Азар. Вы с Севериной сделали это вместе, — горько говорит она.

— Я знаю, — печально отвечает он. — И нет этому ни оправдания, ни прощения. Но Икс, обдумала ли ты, что может готовить нам будущее?

— Каждый возможный вариант воплощения. И во всех них я вечно пытаю эту суку.

— Королева никогда не даст нам Эликсир. Она не собирается использовать его на своём отце. Она позволит ему умереть, но не допустит, чтобы он стал таким, как мы, — он умолкает на мгновение, затем говорит: — Не могу сказать, что виню её. С ходом времени моя страсть к тебе угасла. Власть была единственным, что пробуждало во мне чувства. Я попробовал всё. Я больше не чувствовал ничего, если не считать самых сильных ощущений. Остались лишь игры. Нами двигала неуёмная, неутолимая жажда чего-то, хоть чего-нибудь. Но теперь я вспоминаю, какими мы были когда-то, и что я чувствовал к тебе.

Когда он погружается в очередное долгое молчание, ей хочется зажать руками уши, закричать, чтобы он перестал говорить. Она не хочет слышать больше ни слова.

И всё же ей кажется, будто она половину вечности ждала, когда услышит такие слова.

Он говорит:

— Я больше не хочу это терять.

Она разворачивается к нему, испытывая неверие и ужас:

— Ты добровольно останешься таким, какие мы сейчас?

— Нет. Если это возможно, я бы снова стал бессмертным. Но не таким пустым, какими мы были. Я никогда не любил её, Икс. К тому времени я не был на это способен. Она была всего лишь камнем на пути, на который мне хотелось бы никогда не ступать. И теперь я больше никогда на него не ступлю.

— Ты просишь меня простить тебя? — изумлённо спрашивает она.

— Я просто говорю, что если королева не даст нам Эликсир (а она этого не сделает), то нас осталось всего трое. Ты, я и Северина. Все наши подданные обезумели. На следующие пять-шесть веков друг у друга есть лишь мы. И вот как ты хочешь провести остаток своего времени?

Её глаза прищуриваются, и она впивается заострёнными ногтями в ладони, резко вдыхая. Во имя Д'Ану... он прав! Какая же жестокая судьба под конец оставила её одну с теми, кого она презирает сильнее всего?

Но да, да, и ещё тысячу раз да, провести это время вот так, пытая Северину до самого конца, станет её шедевром.

Азар говорит:

— Это весьма похоже на ту работу смертного драматурга, как там его звали?

— Понятия не имею, — рычит Икс. — Смертные драмы всегда нравились тебе больше, чем мне, — она предпочитала драматургию фейри, в трагедиях которой она вершила одну месть за другой.

— Жан-Поль Сартр. «За закрытыми дверями». Три человека навеки заперты в одной комнате, и это причиняет более чем достаточно муки, чтобы служить их вечной карой. Ад — это другие люди. Это мы, Икс. Это всё, что у нас теперь есть. Мы трое. Но всё могло быть иначе.

— Нет, до тех пор, пока эта сука живёт и дышит! — она бросает взгляд обратно на Северину.

— Позволь мне провести следующие пять сотен лет, компенсируя тебе те годы, что ты потеряла в горе.

— Ты слаб и жалок, и я тебя презираю!

Внезапно он оказывается позади неё, крепко смыкает руки вокруг её талии. Затем они в другом месте.

Он просеял её в Зимнее Королевство.

— Убери от меня свои руки! — она резко разворачивается к нему и ревёт с такой яростью, что на небе взрывается гром, грохочущий и раскатистый, как кости в цепях, и начинает валить густой, морозный снегопад.

Азар проводит рукой по её волосам.

— Когда-то я говорил, что снег — это вуаль бриллиантов, сотворённая Природой, чтобы украшать тебя, ибо ничто, созданное фейри или людьми, не может даже надеяться на то, чтобы соперничать с красотой твоих волос.

— Я же сказала, не трогай меня!

Он не слушает, лишь опускает ладони обратно на её талию и разворачивает её в противоположную сторону, лицом к двору за открытыми вратами.

Она ахает. Её двор был восстановлен. Каждый подданный вновь цел и невредим, замер в разгаре сражения.

Они уже не страдают. Просто застыли в момент перед нанесением или получением удара, уже не терпя боли.

И если Азар прав, то они умрут именно такими, через пять или шесть сотен лет.

— Это сделал ты? — выдыхает она. Он теперь такой могущественный? Само собой, нет!

— Это сделала королева.

Она открывает рот, закрывает, и наконец изумлённо требует:

— Но с чего бы ей делать такое? Это не имеет смысла! Что за игру она ведёт? Объясни это мне! — муки её двора, очаровательных зимних подданных в её подчинении, пожирали её изнутри. Она бесчисленные тысячелетия воевала за право носить Зимнюю Корону, заботиться и защищать её подданных.

И она их подвела.

— Я не понимаю, — протестует она. — Я не выполнила свою часть сделки. Я ей ничего не дала. Я стремилась разрушить её душу. Я приговорила её отца к медленной и адской смерти.

Азар отвечает:

— Она не хотела допускать, чтобы твои подданные страдали за твои действия. Мудрое решение. Эмоции, Икс. То, от чего мы отказались. Они необходимы.

— Никогда. Я найду способ обратить вспять содеянное и сделать нас такими, какими мы были когда-то. Даже если мне придётся сделать это в одиночку.

— Тогда можешь рассчитывать и на меня. Но я не буду вновь пить его, даже если ты его найдёшь.

Ошеломлённая Иксай поворачивается и смотрит на него, изучает его взгляд, пытается решить, может ли он говорить правду, или же это очередной жестокий замысел в очередной бесконечной игре фейри. В игре, в которую она будет играть вечно, если ей будет дозволено.

— Я негодую из-за потери моего бессмертия, — говорит он ей. — Но теперь я знаю цену, которую заплатил за его приобретение. Мы теряли эмоции такими малыми крупицами, что почти не ощущали утраты. Мы потихоньку костенели, становились более пустыми и лишались возможности быть наполненными. Сколько бы мне ни осталось, я хочу от жизни две вещи. Вновь ощущать все эмоции, а не только поверхностные впечатления, которых мы умудряемся добиться через всё более изощрённые махинации. Искренние эмоции, и неважно, какими бы мучительными и невыносимыми они ни были.

— А вторая вещь, которой ты хочешь? — она понятия не имеет, почему спросила. Она ненавидит его и всегда будет ненавидеть.

Он смахивает прядь волос с её лица и тихо говорит:

— Однажды вновь увидеть, как Gh’luk-sya drea покрывает своё королевство ковром цветов и украшает молодые веточки хрустальным льдом, тихонько напевая, пока бродит между стволов. Тогда я буду знать, Иксай, что хоть ты никогда не простишь меня, но урон, который я нанёс зимнему цветку, был залечен.

Глава 41

Ничто в мире не сравнится с возвращением домой⁵²

Лирика

Мы с моим отцом стоим на высоком холме, напоминающем мне холм Тара⁵³, который я видела в бесчисленных книгах, и смотрим на бескрайнее полночное королевство, простирающееся по холму и долине так далеко, как видит глаз.

Дома возвышаются, здания воспаряют к небесам, силуэт скачет от низких крыш к высоким пикам, и алебастр белеет на фоне чёрного бархатного неба, которое ошеломляет бесконечностью звёзд.

— Что ты думаешь о моём Королевстве Теней, Лирика? — спрашивает мой отец, улыбаясь мне.

Он улыбался мне с тех пор, как я вернулась в бутылку, ответив на его неумолимый зов и оставив Смерть стоять в часовне — он выглядел основательно остолбенелым после того, что узнал. То, что принц Смерти до него никогда не знал, то, чего ему не говорили. Как только он проверит том, к которому я его направила, и в котором я спрятала последнюю нужную ему частицу информации, он обретёт полные силы.

Тогда мы посмотрим, кого из возможных кандидатов выберет сила короля Невидимых.

Круус, которого я с уверенностью считаю злодеем в этой истории, ведёт себя мило со мной.

Балует меня знаками внимания, берёт под руку, иногда даже сжимает мою ладонь. Усиленно угощает меня едой и напитками, потчует историями и анекдотами, которые демонстрируют самонадеянную уверенность в его превосходном остроумии и силе. Полный энтузиазма и обаяния, он показывает мне одно чудо за другим, говорит, что привёл меня в долгожданный «дом».

Дом.

Я пытаюсь переварить это слово.

Решить, хочу ли я вообще находиться здесь.

Или же я уже нашла для себя дом, в другом месте, с другими людьми, в более широком концептуальном смысле слова.

Как только Круус узнает, что я сделала, что я сказала Кристиану, он больше не будет мне улыбаться.

Изгонит ли он меня из этого мира?

Схлестнётся ли он в войне со Смертью?

Как минимум теперь это будет равная битва — два принца в расцвете своих сил.

В любом случае, мой отец никогда меня не простит. И несмотря на красоту его королевства, несмотря на то, что когда-то я жаждала жить с такими интригующими и изумительными компаньонами, как его новые Невидимые, я не та женщина, которой была ранее. Моим знакомым здесь никогда не будут рады.

Я стою на грани двух очень разных миров.

Часами или, как знать (может, мы пробыли здесь несколько дней, я видела столько поразительных вещей, что потеряла счёт времени), Круус водил меня по ошеломительным улицам и переулкам полночного королевства, которое он создал в пещерах под замком короля Невидимых. И всё же здесь нет ощущения, что ты находишься под землёй. Город столь обширный, сводчатые потолки простираются намного дальше, чем видно моему глазу, что далёкое небо с планетами, тремя очаровательными лунами и миллионом звёзд кажется таким же реальным, как небо на настоящей планете.

— Давным-давно я наблюдал, как король внедрил кармашек реальности в мир. Я проложил туннели вниз, под замком старого короля, и сделал то же самое здесь, посадив семена и позволив им прорасти, — рассказывает он мне. — Люди и Видимые считали меня мёртвым, и я поддерживал это заблуждение, выиграв себе время, чтобы построить свой двор как королевство, которого они заслуживают.

Он поведал мне, что на столетия уединился в лаборатории короля, создавая сотни тысяч тёмных фейри, бесчисленные касты, каждая из которых была очаровательнее, могущественнее и одарённее предыдущей. Он оставил меня так надолго, потому что ему надо было обеспечить достаточную численность, которая могла служить как армия, защитить их мир, воевать против Видимых и Людей, если придётся, а также дать им время акклиматизироваться к их новой жизни.